– Мистер, – я ещё раз зову потерпевшего, касаюсь его запястья, чтобы прощупать пульс, и тут же дёргаюсь. Горячо! Какой он горячий. Как кусок раскаленного угля. Ох, да у него жар. Бедняга. – Очнитесь, – тянусь к губам детины. Близко. Очень-очень близко. Интимно и небезопасно, он ведь незнакомец. Ещё и голый. О, кошмар. Что происходит? Меня всю колотит и подбрасывает на месте от ощущений мощи и жара его тела, его космической энергетики, что проходит через мою кожу, как заряды молний через облака, когда я едва-едва касаюсь ухом кончика его носа, желая проверить дыхание парня. Лишь потом, спустя несколько решающих секунд, осознаю, что я на фоне незнакомца такая мелкая, как блоха. А он – ну просто вылитый медведь. Гризли. Что может одним взмахом ноготка превратить меня, живого человека, в воспоминание. Поздно думать, когда чужое пространство нарушено.

Моё ухо касается влажных, мягких губ… А в ответ я получаю громкий, мощный РЫК. И на миг умираю.

Окружающий мир переворачивается вверх тормашками. Я ничего не понимаю. Я теряюсь в ощущениях, эмоциях, страхе и боли, когда чувствую сильный удар затылком обо что-то холодное и слышу характерный звон металла. Черт побери. Не успеваю я почувствовать дыхание пострадавшего на своей щеке, как вдруг незнакомец резко вскакивает на ноги, хватает меня за горло, с махом впечатывает спиной в прутья клетки и поднимает высоко-высоко над своей головой.

Я хриплю. Отчаянно болтаю ногами в воздухе, царапаю крепкое мужское запястье до ран, чтобы отпустил, и панически хватаю ртом воздух, видя перед глазами чёрные пятна и обрывки из моей уходящей жизни. А ещё я вижу его глаза. И бес меня забери, если мне показалось, что его глаза точь-в-точь как у кошки. Огромные, глубокие. Внутри которых растекается и извергается лава. Вместо зрачков – два ромба. Они быстро увеличиваются в размере и превращаются в круги. Он что, наркоман?

Я кричу, отказываясь верить в реальность. Мужчина продолжает меня душить. Правда, когда он немного приходит в себя, осматривается по сторонам, затем ещё раз обжигает моё лицо свои хищным взглядом, морщит нос, хрипит, принюхивается, как пёс, и ослабляет хватку. Что-то в его медовых безднах меняется. Ярость утихает. Уголки полных губ, что обнажали злобный оскал, плавно возвращаются в нейтральное состояние. Как будто он узнал во мне что-то или кого-то. Но несмотря на этот мизер пощады, в чёрных зрачках амбала я вижу необыкновенную силу, мощь, власть и опасность.

– Помогите-е-е-е! – пользуясь моментом, я кричу так громко, как только могу, несмотря на мучительную боль в горле.

Наверное, ненормальный здоровяк задавил бы меня, как комара, если бы в помещение с криками и матами не ворвались головорезы и не пальнули бы в одержимого детину дротиками со снотворным. Несколько «пуль» достается и мне. Дикарь злится. Он снова издает странный, нечеловеческий рык в ответ на атаку. Швыряет меня в клетку и бросается на прутья. Трясет их руками, аж клетка ходит ходуном. Я думала, она перевернётся вверх дном. А бандиты всё палят и палят в безумца из десятка винтовок.

Боже, Боже, Боже. Когда уже всё закончится? Мама дорогая. Я закрываю уши дрожащими ладошками, зажмуриваю глаза, сворачиваюсь клубочком на грязном полу и тихонько постанываю, раскачиваясь как на волнах внутри прыгающей клетки. Это какой-то сущий ужас. Поле боя, третья мировая, всемирный Апокалипсис. Не иначе.

– Да завалите его уже на хрен! Ловкий, сцука. Я на нуле, – эхом, будто в горах, позади звучит перекличка солдат.

В конце концов, адский шум растворяется в мертвой тишине. Хлопок. Что-то тяжелое падает рядом со мной. Я распахиваю глаза и вижу перед собой лицо мужчины. Его большая рука касается моей коленки, и меня бьет током. Я смотрю в его лицо. Он – на меня. Его глаза… Вместо власти и страха теперь они излучают лишь грусть и отчаяние, отчего мне становится не по себе. Они как будто молят о помощи. И это причиняет боль моему сердцу. А потом они плавно закатываются.

Нашпигованный дротиками мужчина теряет сознание. Я обмякла следом.

Вот уже целый час я сижу перед фотографией отца в рамке, с чёрной лентой. Рядом стоит одинокая свеча. Она почти догорела. А рядом со свечой – стакан с водкой и кусок чёрствого хлеба. Глубокий вдох – выдох. Залпом опустошаю стакан, закусываю хлебом и реву в голос:

– Папочка-а-а-а! Мой папочка! Почему ты ушёл, почему ты бросил меня одну? Да ещё и с кучей долгов?

Слёзы перерастают в настоящую истерику. Как дальше жить? Я ведь теперь полная сирота без гроша в кармане. Вот-вот единственную квартиру отберут за неуплату долгов. А ещё мне не дают прохода те страшные типы в кожаных куртках с лысыми головами.

Бежать. Прямо сейчас. В другой город. Пока не поздно. Вчера я уже получила сообщение с угрозой, что, если не погашу долги отца, меня отправят вслед за ним. Упакуют в чёрный пакет для трупов, привяжут к шее булыжник и бросят в реку с моста. Клянусь. На экране смартфона было написано именно так, слово в слово.

Растерев по щекам слёзы ладонями, я встала из-за стола и побегаю к шкафу, чтобы начать паковать вещи. Как вдруг… вздрогнула и схватилась за сердце. В дверь моей квартиры настойчиво затарабанили. Стучали они не руками, по всей видимости, а кулаками и ногами.

– Открывай давай! Мы знаем, что ты здесь!

Всхлипнув, я по инерции юркнула под стол. Забилась, как загнанный в угол зверек, и задрожала, покрывшись тонной колючих мурашек.

– Считаем до трёх и выбиваем дверь.

Я не смогла сдвинуться с места и на миллиметр. Дикий ужас превратил меня в статую. Это они. Бандиты. Пришли за долгами.

– Сама напросилась, дура набитая!

Удар. Ещё один. И ещё.

Треск. Звон в ушах. И мой истошный вопль в пустоту.

Я крепко-крепко зажмурилась, закрыла уши ладонями и представила, что меня здесь нет. В уме напела колыбельную… Всегда помогало, когда я в детстве боялась оставаться одна дома. Но не в данном случае. Через пару секунд я ощутила жесткую хватку на своей лодыжке. Рывок. И меня протащило спиной по полу. Ещё одна секунда… и меня в раскорячку швырнули на стол.

– Так, так, так. Кто тут у нас? В прятки решила поиграть, в кошки-мышки?

– Не-е-ет! Отпустите! Не трогайте! – извиваюсь, вырываюсь, но грубые руки держат моё тело жёстоко и неподвижно прямо на нашем кухонном столе.

Когда туман перед глазами рассеивается, я чувствую, как моё сердце в груди пропускает удары, потому что вижу две сердитые страшные рожи. Бородатые, обритые наголо мужчины. Два крепких мужских силуэта. От них неприятно пахнет табаком и угрозой.

– Смотри, какая дерзкая, – шипит один бандюк и впивается своими острыми пальцами в мои скулы, пока второй держит мои ноги. – Остынь, красотка. Дело есть.

– Твой идиот-папашка проебал тебя в карты, – перебивает первого второй бандит. – И халупу твою ржавую тоже.

– Забирайте. Только оставьте меня в покое, – рыдаю, потому что мне очень-очень страшно. Но в ответ получаю серию глумливых смешков.

– Но нам этого мало. И рубля гребанного твой клоповник не стоит, – бандит, что был повыше ростом, замахнулся ногой и со всей дури пнул стоящую рядом табуретку, которая в полёте раскрошилась на опилки. – Дерьмо.

Они вдруг призадумались. Бегло оглядели мою однокомнатную квартиру недовольными взглядами, а потом разом уставились на меня. Тот, который пониже, почесал свой лысый затылок и выдал неутешительный вердикт:

– Значит, так! Или мы тебя сдаём на органы, или шлюхой в рабство…

Я забыла, как дышать. Тьма сгустилась перед глазами, а внизу живота всё скрутило.

– Гонишь? – вмешался второй. – Да чё с неё взять? Уродина та ещё. Костлявая, неопытная, ростом маловата. Хилая, как селёдка. С такой клуши много не поимеешь.

– Заткнись ты! Пригодится, – пауза, я застываю в ожидании услышать собственный приговор. – Пусть ухаживает за нашими уродами.

За кем?

Эти мерзавцы напугали меня до седины на висках.