Иначе глоток из источника будет таким же горьким, как и его чувства. И таким же бесполезным. Он не добавит сил, не восполнит их, а только отнимет последние капли, загнав мага в ловушку полного истощения.

Дом остался позади, как и большая часть самоуверенности малышки. Чем ближе мы подходили к заветной поляне, где и начинался ведьмин лес, тем мрачнее становилось лицо Илвы и белее – губы. Она то и дело хваталась за клинок на боку, заставляя меня тихо посмеиваться.

Не было в лесу ничего, что можно сразить сталью.

Я двигался бесшумно, по привычке используя “тихие шаги” – магический трюк, такой же древний, как эти леса и горы вокруг. Как и ведьма, живущая в чаще. Центр всех сказок и страшилок, ходящих по округе. Нерадивые дети прятались ночами под одеяла, только бы не услышать зов ведьмы.

Под сапожками девчонки снег похрустывал так громко, что я боялся, как бы все волки в округе не обделались от ужаса, решив, что медведь-шатун рыщет в поисках жратвы. Впрочем, сейчас это было не особо важно, но я себе сделал мысленную зарубку: на “медведицу” тоже стоит наколдовать “тихие шаги”, когда мы войдем во владения ведьмы.

– Я так и не узнала твое имя, – вдруг сказала она, ухватившись за мой локоть. Выглядела малышка несчастной и потерянной, хотя в глазах все еще поблескивал огонек воинственности.

Узкая ладошка чуть сместилась и накрыла мою ладонь, державшую посох. В этом жесте не было ничего особенного, кроме банального поиска защиты и утешения.

– Фолки, – ответил я и шутливо поклонился.

Тихий голосок показался мне смущенным, когда девочка сама решила представиться:

– Илва, – она нервно заправила за ухо белоснежную прядку и осмотрелась по сторонам. – Я столько раз искала нужную тропинку, обошла эту поляну вдоль и поперек, но лес будто не хотел пускать меня дальше.

– Он и правда не хотел, – я остановился в центре полянки, окруженной высоченными елями. Снег здесь был не тронут: ни живые, ни мертвые не ходили сюда, чувствуя беду. Близость враждебной силы, от которой мир людей отделяла лишь тонкая магическая вуаль.

Только руку протяни – и можно коснуться изнанки мироздания, на которой жили самые жуткие человеческие ужасы.

– Встань сюда, – скомандовал и указал на место перед собой. Девочка нахмурилась, но перечить не стала. – Ближе. Обними меня за пояс.

– Что?!

– За пояс меня обними, чего непонятного?

Илва вспыхнула, как уголек костра, и попятилась назад.

– Еще один шаг – и духи леса тебя сожрут с потрохами.

Испуганно икнув, девчонка бросилась вперед и обхватила меня руками с такой силой, что я, мраком клянусь, услышал хруст собственных ребер.

Поставив посох перед собой, я отстегнул от пояса тонкий короткий клинок. Кровь вскипела под кожей, потянулась к стали, умоляла выпустить ее, позволить творить магию так, как ей хочется.

– Не отпускай меня, ясно?

Девочка кивнула и зажмурилась, не желая смотреть на происходящее.

Полоснув по руке, я наблюдал, как тугие красные капли набухают в центре ладони и поднимаются в воздух. Солнечные лучи отразились от блестящего бока, преломились, наполняя их обжигающим золотистым светом, и кровь превратилась в крохотный огненный шарик.

Вокруг резко потемнело, ночь навалилась на лес, подмяв его под себя, похоронив под густыми клубами непроницаемого мрака, пронизанного холодными огоньками незнакомых звезд. Огненная сфера раздалась в стороны, ослепительно вспыхнула и раскололась на сотни искр, заключивших нас в золотую защитную клетку, не позволяя тьме разорвать незваных гостей острыми невидимыми когтями.

От хрупкого тела, прижимающегося ко мне, исходило такое тепло, что мне стало жарко.

Душно, невыносимо тесно в груди, будто сердце разбухло и уже не помещалось на положенном ему месте. Кровь раскалилась в венах, а там, где крохотные ладошки касались меня сквозь ткань, оставались невидимые глазу ожоги, растекающиеся под кожей приятной болью. Я прижал девчонку к себе сильнее, чем следовало, и услышал тихий всхлип.

Меня скрутило в раскаленную пружину, пальцы жили своей жизнью: поглаживали мягкую кожу девичьей шеи, мечтали пробраться под рубашку и подбитый мехом плащ. Я чуть толкнулся вперед, на инстинктах, вжимаясь каменной эрекцией в мягкий живот малышки. Она определенно это почувствовала и дернулась, но я держал крепко.

Запрокинул голову, дышал глубоко и жадно, втягивал в себя морозный воздух леса и пытался думать о чем угодно, но только не о желанном источнике.

Просто дыши…

Дыши глубже!

Стиснув зубы и отведя руку, ласкавшую шею Илвы, в сторону, я сосредоточился на золотой клетке и тьме, окружавшей нас.

Еще чуть-чуть – и можно будет отойти. Еще несколько секунд…

Илва дрожала так сильно, что мне пришлось прикрыть ее плащом и погладить по голове. Девчонка пыталась отстраниться, но я сделал это сам, избавив ее от ощущения моего стояка, стиснутого тугой одеждой. Путаясь пальцами в мягких волосах, я бездумно шептал всякую ободряющую чушь.

– Уже почти все, малышка. Не так уж и страшно, правда?

Она подняла голову, и в свете звезд ее глаза напоминали два изумруда, наполненных живительной влагой. Личико стало совсем бледным, и в моей груди дернулось дурное предчувствие. Какая-то дикая давняя тоска, рожденная из непонятных образов и мыслей в голове Илвы, которые она даже не пыталась прятать.

– Добро пожаловать в ведьмин лес, малышка, – я усмехнулся и, подняв посох, ударил им в землю, разбивая защитный кокон.

Илва

Я переминалась с ноги на ногу, топталась на крыльце и пыталась дышать глубоко и спокойно. Верхушки мохнатых елей стояли неподвижно, как пики древних застывших стражей, наблюдавших за жителями крохотной деревеньки.

Ни дуновения вокруг, воздух чистый как слеза, и где-то в ветвях ближайшей елки шебуршали крохотные снежные белки. Уткнувшись взглядом в снег под сапогами, я вычерчивала на нем носком узоры и завитки, пыталась в голове прокрутить будущий разговор с противным выскочкой, который возомнил себя в праве делать мне такие… предложения!

Маг опаздывал. Намеренно, конечно!

Топнув ногой, я подняла в воздух белоснежное облачко снега. Меня колотило от бессильной ярости, но в голове звучал отрезвляющий голосок здравого смысла. Он одергивал меня, заставлял стоять на месте и терпеливо ждать. Все это делалось не просто так.

Ради брата. Моего маленького братишки – русоволосого, смешливого и смелого Альва – оставшегося там, в ведьмином лесу. И в этом только я виновата, и никто другой!

Я не смела сомневаться, не могла отступить.

Даже если маг потребует мое сердце на серебряном блюде – я не смогу отказать. Не имела права!

Перед мысленным взором так и стоял злополучный разговор в трактире. Он крутился в голове снова и снова, как прилипчивая скабрезная бардовская песня, которую и напевать стыдно, и избавиться невозможно.

Маг – такой самоуверенный, самодовольный и наглый – смотрел на меня как на какой-то… товар! Разве мало ему золота? Нет, он решил поглумиться над горем сестры, готовой пойти на все, только бы спасти родного человека.

Отвратительно.

Еще и рассматривал, будто уже все позволено, получены все возможные разрешения! Взглядом раздевал, под кожу забирался. И глаза такие странные у него: медовые с золотом, светящиеся, с темным до черноты краем радужки.

Как у хищного животного: кошки или волка. Холодные, как ледышки!

А ведь отец магов всегда уважал. Говорил, что лекарей среди них много, что ремесло свое они готовы использовать во благо, и если человек нуждался в них, то маг мог и вовсе платы за свои труды не взять.

“Не взять платы, как же, – подумала я с досадой. – Потребовал, да еще и такую! Угораздило же меня вляпаться в этого противного, самодовольного упыря.”

За спиной хрустнула ветка. Слишком громко, специально, чтобы привлечь мое внимание.

– Самодовольный упырь, значит?

Вздрогнув всем телом, я резко обернулась и чуть не захлебнулась воздухом, потому что маг подошел слишком уж близко. Вчера, сидя за столом, я и не думала, что он такой высокий!