Между делом, он посчитал себе пульс и огорченно вздохнул. Вячеслав Александрович проверял свой пульс множество раз на день, при каждом удобном случае, при неудобном, — тоже. «Альбина шикса[5], хоть и Розенцвайг, ‒ высчитывал про себя Вячеслав Александрович. ‒ Она сама напросилась, теперь будет иметь…» Представив себе некоторые подробности из того, что «она будет иметь», Григорьев сочувственно покачал головой с большими оттопыренными ушами и злорадно оскалил два ряда мелких острых зубов. Он знал о Напханюке то, чего не знали другие, и всегда был готов подгадить своим партнерам.

Выйдя из гостиной, Альбина Станиславовна сразу же сменила свою величавую поступь и пошла упругим спортивным шагом, легко ступая на полную ступню. Ее порхающая походка в сочетании с девичьей стройностью производили впечатление более чем высокого роста. Впрочем, ее рост и так был не мал, около ста восьмидесяти сантиметров. Альбина Станиславовна прошла мимо горки красного дерева. С трех сторон она была остеклена толстыми хрустальными стеклами с широкими фацетами, в их гранях безучастно отражался желтый электрический свет. Экзотическими бабочками на полках горки притихла стайка старинных китайских вееров. Как много было тех, кто держал их когда-то в своих руках: целомудренных девственниц и извращеннейших эротичек, красавиц-содержанок и волкоруких перекупщиков.

Обойдя богато инкрустированный овальный стол, ножками которому служили шесть изящных позолоченных изваяний, Альбина Станиславовна подошла к большому книжному шкафу. За его застекленными граненным венецианским стеклом дверцами поблескивали золотым теснением кожаные переплеты старинных фолиантов с застежками и золотыми обрезами. Беззвучно провернув в замке бронзовый ключ, она плавно распахнула тяжелые дверцы и, вынув две книги, нажала неразличимую клавишу на правой внутренней стенке. Также мягко и беззвучно ей навстречу выдвинулся небольшой потаенный ящичек с мобильным телефоном «Nokia», в памяти которого хранились пять наиболее важных совершенно секретных номеров. С закипающей яростью перебирая кнопки быстрого набора, Альбина Станиславовна активировала один из них. Склянский ответил почти сразу. Не вдаваясь в подробности, она обозначила задание.

— Похож на Идиота Полифемовича. Догадываетесь, кого я имею ввиду? Да-да, Бунин писал, его еще в гимназии так называли. Припоминаете перл, который он вставил в свое эпохальное произведение? «Бочком прошел незаметный Ленин»… Его «Джип» под моими окнами. Будет выходить через час-полтора с тремя вашими знакомыми. В кратчайший срок необходимо выяснить, кто он есть на самом деле. Постоянное наблюдение, двадцать четыре часа в сутки. Не мне вас учить. Оперативно подключайте нужное количество людей. Затраты пусть вас не волнуют, дело категории «Воздух»[6]. Оплата, как обычно, но премиальные в двойном размере, — и дала отбой.

Хоть ей и не хотелось, но пришлось-таки подключить к этому делу Склянского. «Никуда он от Склянского не денется», ‒ с облегчением подумала Альбина Станиславовна. ‒ Он его просветит, как на рентгене».

Поспешно собираясь, Склянский думал об Альбине Станиславовне, со сдержанной радостью напевая про себя.

Он знал, что оплату за работу и премиальные Альбина Станиславовна вручает в двух разных по цвету и весу конвертах, и вес конверта с премиальными, часто превосходит вес конверта с оплатой. Такова была причуда «Королевы Роз». Так Склянский называл про себя Альбину Станиславовну. И оплата за работу, и премиальные его совершенно не интересовали.

А ветер гонит листья в стаи и в реке топит лодки. Эх, в вагон бы, да на полку! Да ехать-то некуда… Пропадать, наверно, здесь под березами, одинокому, как есть и тверезому. Когда подошла очередь надеть черную хлопковую куртку на гагачьем пуху, он на миг задумался, и снял, машинально одетую наплечную кобуру с пистолетом.

* * *

Поблагодарив хозяйку, гости поднялись.

Устоявшиеся правила стола предписывали уходить всем вместе. За весь вечер не было сказано ни одного тоста. Альбина Станиславовна сама об этом попросила, деликатно остановив уж было собравшегося начать витийствовать Оксамытного, начинавшего так пространно, что в конце, он сам забывал с чего начал. Это его ничуть не смутило и не задело, слишком хорошо и давно они знали друг друга. Остальные же, Хрюкин и Григорьев, знали Оксамытного не хуже, и приняли это с заметным облегчением. Во всяком случае, каждый из них обратил внимание на необычность завершившегося ужина, поскольку было в нем, много недосказанного.

Все они были давно знакомы с Альбиной Станиславовной, каждый из них имел о ней свое мнение, и относились они к ней по-разному. И каждый из них (кто был на это способен), относился к ней с уважением. Вследствие этого они со снисхождением закрыли глаза на некоторую натянутость сегодняшней обстановки и какую-то немотивированную напряженность хозяйки, что было ей не свойственно. В передней вышла небольшая заминка, пришлось дожидаться Напханюка. Он заперся в туалете и не подавал оттуда никаких признаков жизни. Уже неоднократно высказывалось предположение, не уснул ли он там, от трудов своих праведных…

— Как вам наш новый знакомый? — устав перебрасываться пустыми фразами, доверительно поинтересовалась Альбина Станиславовна у своих партнеров по бизнесу. В этом кругу она вполне могла себе это позволить.

Вячеслав Александрович первым, поигрывая замаслившимися глазками и сладко улыбаясь, поспешно поднял большой палец левой руки вверх. Двое других, молча, глядя ей в глаза, подобно завсегдатаям Колизея, опустили большие пальцы правой руки вниз. Pollice verso[7], с удовлетворением отметила Альбина Станиславовна. Не от этих двух жестов, отнюдь, они были закономерны, а от того, первого, который изобразил Григорьев, Альбина Станиславовна еще больше утвердилась в самых скверных своих предчувствиях.

Глава 2

В квартире сто шестнадцать тоже не спали.

На этаж выше сто двенадцатой квартиры, в квартире сто шестнадцать за столом друг против друга сидели двое мужчин и который уж час, молча курили. На каждом из них были надеты наушники, на столе в рабочем беспорядке были разложены многочисленные модули подслушивающей аппаратуры, тонкий шнур сверхчувствительного микрофона уходил в просверленный паркет. Беззвучно вращалась кассета магнитофона «Panasonic».

Когда Альбина Станиславовна закончила переговоры с Напханюком, капитан СБУ[8] Очерет посмотрел на часы, незаметно взглянув на своего визави лейтенанта Мусияку, и сделал пометку в блокноте. Мусияка, в свою очередь, сделал вид, что ничего не произошло. Мурлыча себе под нос какой-то напев, на одном из листков, позаимствованных им из блокнота Очерета, он тщательно вырисовывал шариковой ручкой скрипичный ключ. «Все он слышал, не мог не слышать, не музыку же он слушает», ‒ подумал Очерет. ‒ Шифруется, но неубедительно, значит, подсадка. А ключ твой, сука ты скользкая, ключ соль первой октавы, этот разговор и есть соль всего дела». Капитан Очерет даже не догадывался, насколько точно он разгадал смысл рисунка своего подчиненного, которого ему навязали в партнеры.

Эта пара, получив так называемое «генеральное задание», последнюю неделю проводила активную разработку Розенцвайг. По официальной версии она подозревалась в продаже экономических секретов Украины иностранному государству. Но это была лишь ширма, подобных секретов не существовало в помине. Впрочем, нет, возможно, какие-то и были, но все они уже давно перестали быть секретами и были проданы и перепроданы по несколько раз. Начальник Очерета генерал-майор Останний из агентурных источников получил информацию о том, что Розенцвайг за короткое время скупила у разных лиц большую партию очень дорогого антиквариата, и попросту хотел прибрать его к своим рукам.