Телефонный звонок вырвал его из потока невеселых мыслей. Он сразу понял: конечно же это Лилия. Аппарат трезвонил без остановки, но Салават не стал брать трубку.
Помирившиеся влюбленные через пару часов собрались ехать на съемную квартиру. Странно, но Ильнура до сих пор не было. Салават ведь велел ему держаться поблизости…
Стоило открыть запертую входную дверь, как внутрь ринулись невесть откуда появившиеся Лилия с двоюродной сестрой Науфилей. Чтобы не пропустить их, Салават раскинул руки, но те шустро прошмыгнули под ними и бросились к Зульфие. Она тоже не промах, успела закрыться в комнате напротив. Однако разъяренная Лилия в два пинка вышибла довольно крепкую дверь и, влетев в комнату, накинулась на соперницу. Салават хотел растащить их, но не успел, кто-то вдруг тяжело повис на нем сзади, крепко сдерживая. Это был Ильнур…
– Ах ты сволочь! Уже продал меня?! Пусти сейчас же, стукач, убью! – орал Салават благим матом. Только шурин и не подумал послушаться, а еще сильнее вцепился в него. Будучи под хмельком, Салават не смог сразу вырваться. Ильнур – парень здоровый, мускулистый. Хвастал, что в тюрьме за еду и курево участвовал в подпольных боях без правил.
Тем временем между Лилией и Зульфией разгоралась настоящая битва. Зрелище было отвратительное: со смачной руганью они царапали, дубасили друг друга, затем с остервенением стали таскать друг друга за волосы. Несмотря на более внушительные формы, Зульфия в какой-то момент начала поддаваться. Похоже, чувство вины уменьшало ее силы… Присутствие Науфили, раззадоривавшей сестру воинственными возгласами, конечно, тоже шло не на пользу Зульфии. Салават впервые видел жену в таком состоянии: на красивое ее лицо будто надели страшную маску – глаза бешено блестели, толстые губы и язык беспрестанно извергали проклятия. Несмотря на небольшой рост она была так злобна и яростна, что вот-вот скрутит соперницу в бараний рог. Видя, как Зульфия начинает выдыхаться, Салават заорал во все горло:
– Зульфия, держись! Бейся!
Нет, не может, уже с трудом держится на ногах… Лилия намного напористее, свирепее, если собьет противницу с ног – затопчет, размажет…
– Зульфия, кому говорю: не поддавайся!
Никак. Все, выбилась из сил. Конец. Лилия завалила ее на пол… Начала безжалостно топтать! Сейчас убьет… Стремясь во что бы то ни стало спасти любовницу, Салават, отчаянно дернувшись, наклонился вперед и, резко откинувшись назад, что есть сил ударил Ильнура головой в подбородок. Шурин поневоле отпустил его. С разворота влепив шурину кулаком в лицо, Салават кинулся разнимать своих женщин. Выдернул Зульфию из под ног обезумевшей Лилии и подтолкнул в сторону входа:
– Беги скорее…
Ого-го, да родная женушка, оказывается, хуже зверя: стоило Зульфие побежать к двери – Лилия прыгнула на нее, словно хищная волчица на беззащитную лань, сдернула с головы норковую шапку. Зычно, как последняя уличная торговка, проорала вдогонку:
– Это наша шапка! Шалава!
– Эх, ты! Тряпичная ты душа… – вскинулся на нее Салават. – Шапку наверняка купил ей ты! Значит, она моя! Законной жены твоей! – будто пролаяла Лилия, тяжело дыша, и подняла шапку над головой. Сейчас она всем видом напоминала победившую в смертельной схватке дикую амазонку.
– Ну-ка, скажи, сколько у тебя шапок?! А с человека последнюю сдираешь, разбойница! – возмущался Салават.
– Пусть ходит без шапки!
– Не выйдет, завтра же куплю новую…
– Если купишь – снова отберу!
– Я тебе отберу, злобная баба!
– А эта девка-разлучница, значит, добрая?!
– Подобрее тебя!
Наступила тишина. Наконец, Лилия негромко вымолвила:
– Пойдем домой…
– Иди сама!
– А ты куда, опять к любовнице?
– Нет, и к ней не пойду.
– А где будешь ночевать?
– В офисе.
– Брось, Салават, идём домой, устал, поди… – примирительным тоном заявила Лилия.
– Что, навоевалась, злюка?
– Мужа отдать – как душу свою отдать. С чего я должна уступать тебя какой-то шалаве…
– Она не шалава!
– Не защищай ее, дуралей! Совсем мозги потерял? До сих пор не понимаешь, что эта сука крутит-вертит тобой…
– Сама безмозглая!
– Ну, ладно, Салават, не будем спорить, пойдем домой.
– Сказал же, не пойду!
– Пойдем же, я тебе пирог с гусятиной испекла, коньяку хорошего купила. Поешь пирога, выпьешь и ляжешь спать.
Вот чертовка, знает, с какой стороны подлезть… Салават почувствовал, что действительно проголодался. Две-три рюмки коньячку тоже пришлись бы кстати. Да и спать хочется, притомился. Ну и денек выдался…
– Пирог остывает. Знаешь ведь: не годится пищу ждать заставлять, а то обидится…
– Не нужен мне твой пирог, ешь сама! – артачился Салават – Кормишь с руганью и проклятьями, твои блюда камнем ложатся в желудок. Все, хватит, наелся!
– Покормлю только, не буду ругаться. Слово даю, ну пойдем домой!
После долгих уговоров Салават решил уступить жене. Честно говоря, он не намеренно заставлял ее долго упрашивать себя. Слишком велико было его потрясение. Знал: жена злонравна. Но не представлял, что до такой степени… Увидев, как она за пару минут потеряла человеческий облик и дралась как фурия, в душе он сильно поостыл к ней. Сердце, казалось, обратилось в камень.
* * *
Жена сдержала слово, не стала упрекать. Молча поели и разошлись. Муж лег отдельно.
Утром Салават проснулся поздно и долго лежал, уставившись в потолок. Горло пересохло, а душа ныла от небывалой печали. Встал с постели, умылся, допил оставшийся с вечера коньяк. Тоска лишь усилилась. Достав из холодильника водку, налил в чашку. Тут на кухню вошла Лилия:
– Все пьешь?..
Салават не ответил, разговаривать с опостылевшей женой не хотелось. Перед глазами стояла Зульфия. Беспрестанно думая о ней, он затянул старинную народную песню «Сибай»:
В зеленые сани, дуга с колокольчиком,
Запряги, Фатима моя, гнедую лошадь.
Если бы вернулся жить в свой край,
Добился бы я, Фатима моя, цели…
Эту песню сложил человек, назначенный кантонным начальником в далекую от родной стороны провинцию. Он так кручинился по любимой жене, детям, дому, аулу, что родилась в душе бессмертная песня.
Всем сердцем пел Салават и представлял такую картину: мол, его тоже отправили кантонным в чужие края. Вот он на санях – кошевке, запряженной парой резвых лошадей, звеня колокольчиками, сквозь снега и метели возвращается домой к любимой жене – к Зульфие…
Здесь не земля, где соловьи поют,
Не широки ее долины и луга.
Не плачь же, Фатима моя, не плачь,
Здесь не земля, откуда бегом добежишь…
Перед его мысленным взором, ни на минуту не исчезая, стояла Зульфия. Нет, он не плакал, но из глаз катились слезы. И он все тянул и тянул «Сибай».
Когда это продолжилось и на следующий день, Лилия не выдержала, подошла к мужу:
– Все распеваешь да слезы льешь. По Зульфие скучаешь?
– Тебя это не касается. Я с тобой жить не буду, злая ты баба, – отозвался Салават.
Наступило тягостное молчание.
– Уйдешь-таки, к любовнице?
– Да!
– Чем она лучше меня?
– Во всяком случае, не такая злющая…
Стремительно вскочив со стула, Лилия выбежала из кухни и через минуту влетела обратно, почему-то обутая в сапоги. В этот момент Салават наливал себе водку. Она взяла из буфета чашку и поставила на стол:
– И мне налей!
Он внимательно посмотрел на нее:
– Не выделывайся!
Вырвав из мужниных рук бутылку и налив себе, Лилия чокнулась с ним и нарочито выспренно произнесла:
– Выпьем за любовь!
Когда Салават допил, она повторила вопрос:
– Ты, правда собираешься уйти к ней? – Лилия, как заведенная, дрожащими пальцами беспрестанно вертела чашку на столе с противным скрежетом.
