– Здравствуй, Кэт! – проговорил он, улыбаясь во весь рот. У него было широкое, веснушчатое лицо, на лоб падали разлохмаченные светло-рыжеватые волосы, что придавало ему некоторое сходство с львом. Симметрию лица нарушал нос, когда-то сломанный и теперь навсегда искривленный, но то, что у другого казалось бы безобразным, ему даже придавало своеобразное очарование.

Кэтрин: – Ну как, я реабилитировалась? Так тебе больше нравится?

Жюстина: – Да. Лев лучше, чем картошка, и сравнение точнее.

– Садись же скорее, ради бога, и рассказывай все про цирк, – сказала Кэтрин. – Знаешь, как я по вам по всем соскучилась!

Он сел на стул, и тот скрипнул под его тяжестью.

– Я пришел отдать тебе оставшиеся деньги от Лоренцо – он очень сожалеет, что смог прислать их только сейчас! И еще хотел узнать, все ли у вас в порядке – у тебя и у Жюстины. Жюстина-то здесь? – Он огляделся вокруг, словно ожидал, что Жюстина прячется где-нибудь в комнате, хотя скрыться тут было негде, тем более такой великанше.

– Ага, теперь вижу, зачем ты на самом деле пришел, – сказала Кэтрин и уселась на стул рядом с ним. – Нет, ее сейчас нет дома. – Ни к чему рассказывать ему, что Жюстина в Вене. Только беспокоиться за нее начнет – он и так все время за нее беспокоился, когда они вместе работали в цирке. В холодные зимние вечера заходил к ним в палатку – проверял, хорошо ли греет печка, и про здоровье всегда расспрашивал, словно боялся, что она простудится. – Но я скажу ей, что ты заходил, Мэтью.

Это было его настоящее имя, то, которое он получил при крещении: Мэтью Тейлор. Когда Кэтрин пришла в «Волшебный цирк чудес Лоренцо», он уже выступал там: демонстрировал чудеса силы и свою великолепную, хоть и несколько чрезмерно развитую мускулатуру. Родом он был из Манчестера, и его отец, и отец его отца были портными, пока швейные фабрики не положили конец их семейному делу. Кэтрин видела, как он штопал носовой платок – аккуратно, будто заправская швея, хоть и забавно было видеть, какой маленькой, почти невидимой кажется иголка в его огромных пальцах. Он был боксером, пока однажды ему не сломали нос и он не пролежал без памяти несколько дней с сотрясением мозга. Тогда-то он и решил подыскать себе более спокойную профессию. Кэтрин знала наверняка, что в свободное время он пишет стихи, потому что некоторые из них он посвятил Жюстине.

Жюстина: – И неплохие стихи, между прочим. Взять хоть эти: «Зачем ты, дева бледная, сегодня так грустна…»

Беатриче: – Очень мило, и образ весьма точный.

Диана: – Какой же вздор все эти стихи. Кроме Киплинга. Вот Киплинг – это да, особенно то, где в конце все умирают.

Жюстина: – Только не Киплинг, а Теннисон. «Под жерла орудий подставлены груди – но мчатся и мчатся шестьсот»? Ты ведь про эти стихи говоришь?

Диана: – Да-да, про эти самые! Как ты догадалась?

Жюстина: – Ты бросила раскрытую книгу на полу у меня в мастерской. На этой странице осталось пятно красной краски.

– Да, так вот они, значит, твои деньги, – сказал Атлас, и виду у него был такой разочарованный, что Кэтрин очень захотелось хоть чем-то его утешить – сказать хотя бы, что Жюстина его хорошо вспоминала. Но она ни словом не упомянула его с того дня, как они ушли из цирка. – Ровно пять фунтов – и его извинения за то, что не смог расплатиться сразу. Дела-то в цирке в последнее время идут неважно. В этом месяце должны были выступать в Девоншире, но целых три городка предпочли нам цирк Бартоли – у них там слон есть. Так что мы пока в Лондоне – остановились в Клеркенуэлле. Ты бы зашла в гости – это прямо на Клеркенуэлл-Грин, недалеко от Сент-Джеймса. Мы там, правда, недолго простоим, скорее всего, – у Лоренцо уже новая идея.

– Да? И какая же? – рассеянно спросила Кэтрин. Деньги, конечно, пригодятся – с финансами у них сейчас туго. Но ее мысли уже были заняты теми приключениями, что ждали ее впереди. Что она увидит в Сохо? Почему Сьюард с Прендиком встречаются именно там? Нужно прийти на Поттер-Лейн, 7, заранее, за час до их назначенной встречи, и посмотреть, нельзя ли там где-нибудь спрятаться, – может быть, там шкаф есть или кладовка какая-нибудь? Так или иначе, она должна выяснить, что происходит.

– Некоторые из нас поедут в Париж. Будем давать представления три вечера подряд. А потом он думает ехать дальше – может быть, в Берлин! Ты только представь себе. Я, Саша и Кларенс. Три акробата и заклинательница змей. Это мадам Зора, она у нас новенькая. Лоренцо говорит, на континенте сейчас такие штуки в моде – все необычное, макабрическое. Вот бы и вам поехать с нами: женщина-кошка и великанша были бы в самый раз! Кстати, Саша передает привет, а Кларенс велел мне тебя обнять.

– Ты это, кажется, уже сделал, – с улыбкой сказала Кэтрин. – А знаешь, мне тоже жаль, что я не могу поехать. Я скучаю по цирку, и я никогда не была в Париже. Но у меня тут столько дел.

– Понятно, – сказал Атлас. – А ты хорошо выглядишь, Кэт. Похоже, ты нашла свой настоящий дом. Я рад за тебя – и за Жюстину, конечно.

Нашла ли она свой настоящий дом? Кэтрин пока что не была в этом уверена. Но она взяла его за руки и сжала их.

– Мэтью, с Жюстиной дело вот в чем… она слишком многое пережила. Я дам тебе знать, когда она вернется, тогда, может быть, зайдешь в гости. Принеси ей цветы – ты же знаешь, она цветы любит. Не сдавайся. Ее сердце давно разбито, и я не знаю, когда эта рана затянется. Но ты можешь ей помочь…

Это была не вся правда, не совсем точное описание того, что пришлось пережить Жюстине, но Кэтрин хотелось объяснить так, чтобы он понял. Настоящую историю, о том, как она умерла и как ее вернули к жизни, пусть уж сама Жюстина рассказывает, если захочет. А тем более об Адаме – об этом уж точно не Кэтрин рассказывать.

– Благослови тебя Бог, – сказал Атлас и тоже сжал ей руки, немного не рассчитав силы. У него была такая милая улыбка, хотя сейчас в ней читалась неуверенность пополам с надеждой. Сможет ли Жюстина когда-нибудь оттаять после той истории с Адамом и довериться другому мужчине? Этого Кэтрин не знала.

– Ну что ж, когда увидишь ее, скажи, что я передавал привет и что я очень хочу с ней увидеться. Цветы, говоришь? Я запомню. Не очень-то я разбираюсь в таких вещах, никогда этого толком не умел.

Он поднялся.

– Все приходит с опытом, – сказала Кэтрин. Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, – ему для этого пришлось наклониться.

И тут в дверь снова мышкой шмыгнула Элис. Она умела появляться и исчезать совершенно бесшумно!

– Проводить вас, сэр?

В руках она держала видавшую виды твидовую кепку.

– Спасибо, юная мисс, – сказал он, кивнул и взял у нее кепку. – Так ты заходи к нам, Кэт, когда время будет. Пансион миссис Протеро – адреса я не помню, но там тебе любой покажет. Мы там пробудем до конца недели.

Через минуту Кэтрин услышала, как хлопнула входная дверь. Ой, как хорошо, что он зашел! Там, в цирке, у нее была хорошая жизнь. Нелегкая, но интересная и до поры до времени безопасная. А эта новая жизнь – в чем-то даже лучше, но, пожалуй, не такая безопасная, хоть она и живет теперь в роскошном доме возле Риджентс-парка. Тут свои опасности – вроде тех, что поджидают ее в Сохо.

– Мисс?

Элис уже опять стояла в дверях.

– Да, Элис? И, ради бога, не могла бы ты называть меня Кэтрин? Или Кэт, если тебе так больше нравится. Или «эй, ты».

– Да, мисс. Я сейчас относила мисс Беатриче завтрак («Зеленую тину», – подумала Кэтрин), и она сказала, что с вами сегодня не пойдет.

– Нет, не пойдет, это слишком опасно. – Кэтрин снова придвинула к себе карту. – Мне придется где-то прятаться, и места там, вероятнее всего, будет немного. Если мы с Беатриче будем прятаться вместе, она может меня отравить. Не нарочно, но это ведь от нее не зависит.

– Да, я помню! – с чувством проговорила Элис. Еще бы – ведь она сама чуть было не отравилась ядом Беатриче на складе в доках, о чем рассказывается в книге «Странная история дочери алхимика» – у всех лучших книжных торговцев, всего по два шиллинга.