— Да, странное дело. Это получается, что её тело в коме, кроме мозга и сознания!

— Тут нужны носилки перенести её с молодым человеком и увезти в больницу. Наши носилки закончились, в вашем медотряде осталась хоть одна?

— Да, две точно найдём. Обоих возьмём на себя. Помогите мне её аккуратно приподнять.

— Аккуратно с ней, прошу! Чара!!

— Природа-Мать, дайте ему уже успокоительное!

Я не ощущаю своего тела. Такое странное чувство…

Так я есть или меня нет???

Бух! Бульканье? Где-то капает вода? Так холодно в этом месте, так похожем на глубокую пещеру, загнанную вглубь под землю. Какое-то создание без формы стоит напротив и глядит на меня кровавыми глазами.

— Что ты такое?

— Я не дал тебе окончательно войти в состояние комы, будь благодарна мне, девочка. Твой отец уже в пути.

— Ты так и не ответило на мой вопрос, хотя мне твой голос кажется знакомым.

— Я — частница симбиота твоего отца.

— Демон. Может, ты сможешь объяснить моё состояние?

— Ты будешь жить, не волнуйся.

И вновь голоса где-то на дальнем фоне…

— Чара!! Слава Судьбе, ты жива!!

— Придите в себя, господин Чарг. Вашей дочери ничего не угрожает. А вот молодой человек пройдёт через несколько тяжёлых операций на спину. С его ранениями он не скоро оправится.

— Дон защитил мою дочь, но больше я не могу ею рисковать…

Ох. Я вновь очнулась. Теперь уже окончательно?

Стены… Потолок. Всё такое белое-белое, прямо как в… Больница. Вот и капельница, в руке шприц, а на лице кислородная маска.

Демон сказал, я не умру и не войду окончательно в кому. Похоже, он не соврал мне.

— Чара… Ты пришла в себя, слава Судьбе. Я так переживал!

Такой знакомый с детства, уверенный голос отца сейчас так слаб, мягок и… чувствителен. Папа рядом со мной, и я так рада и одновременно с этим огорчена. Мне так больно наблюдать на его лице ручьи слёз! Разве это не ужасно, когда отец рыдает в переживаниях за дочь?

— Папа… Ты… Плачешь из-за меня?

— Я так боялся за твою жизнь, что бросил к чертям миссию и поспешил к машине за тобой. К счастью, ты чудом не впала в кому и не погибла от кислородного голодания. Дон говорил, что от эмоций ты не дышала около пяти минут, а потом потеряла сознание.

— Дон…

Он был рядом со мной в тот момент. Точнее, мы вместе упали наземь, и он заслонил меня от чего-то ужасного, а потом закричал в боли. Следом у меня произошла потеря сознания. Что с ним прямо сейчас?! Он жив или погиб?!

— Дон в реанимационном отделе, ему предстоит пережить несколько тяжёлых операций подряд. Его жизнь до сих пор под угрозой, а состояние критическое.

— Что с ним случилось?!

— Тяжёлые ранения арматурой по спине. Его спина изуродована, но на этот день докторам далось полностью залечить лишь мелкие раны. Чара, он не скоро выпишется из больницы, так что твой день рождения отменяется.

Для меня это прозвучало едва ли не как приговор к смерти. Не сказать, что я отчаялась, но крепко расстроилась и опечалилась. Остальные мои дни проходили в беспокойстве за состояние Дона, мне не было покоя и ночью — то и дело просыпалась с мокрой головой посреди ночи от кошмаров. В них я наблюдала медленную гибель Дона прямо там, на месте теракта. Успокоительные оказывали лишь временное действие, но после я подавалась в горькие рыдания от накопившейся внутри боли.

Как отец и сказал, мой день рождения был отменён. В тот день я лежала в отдельной палате, сидящий рядом отец прикладывал немало усилий для подбадривания, но всё равно меня одолевала печаль. Никакие слова поддержки даже из уст отца не поднимали мне настроение, он понимал это, но и не останавливался. Я горячо желала увидеть рядом с собой вновь здорового и улыбающегося Дона, но он по состоянию здоровья не мог даже подняться с постели. Так мне сказал отец. На столе стояли в скромной вазе цветы, но я даже не смотрела на них. Угощения также не радовали меня, всё было тщетно. Мною овладевала апатия.

Я лежала около семи дней, на восьмой меня выписали. До того дня я проходила физиолечение, посещала соляную пещеру и прочие процедуры оздоровления. Телевизора и книг в больнице не было, так что будние проходили однообразно и сухо, без капли радости.

В день выписки в коридоре меня встретил отец и крепко прижал к себе в объятиях. «Чара, ты можешь навестить Дона», — прошептал он мне на ухо. От этой новости ко мне вернулись прежние силы. Я бросила отца позади шагающим мне вслед и нашла на бегу палату с Доном. Он лохматым лежал на животе с почерневшими от мук глазами и раскачивал свисающую к полу руку. От моего присутствия его глаза чуть просветлели, но он оставался угнетённым. Его спина была открыта, и от взгляда на неё мне стало не хорошо. Пришлось сесть около него на пол, взяв за руку.

— Чара… Как я рад тебе.

— Дон… Лучше помолчи, иначе я не выдержу.

У меня были силы лишь на шёпот, сердце разболелось, лёгкие сжались. Сдерживать слёзы было невыносимо, но понимание его чувств вынуждало меня сдерживаться при нём. «Я же вижу, каково тебе, Чара. Прошу, не сдерживайся, не мучайся, когда это к месту». И я горько зарыдала при нём. Долго посещать его мне было нельзя, поэтому уже скоро я покинула палату и столкнулась в коридоре с ожидающим меня отцом.

— Пойдём, надо забрать твои вещи.

— Зачем?!

— Тебе не следует оставаться в его доме после произошедшего. Больше тебя некому защищать, поэтому оставшиеся дни каникул ты проведёшь у наших друзей.

— У кого же?

Он так и не ответил.

Мы забрали мои вещи из дома Ляс с разрешения мадам Шлен. Дориа очень расстроилась столь скорому прощанию и пожелала хороших каникул. Я осталась ей благодарна за тёплые пожелания. Как я после выяснила, все наши покупки с Доном пропали даром в день теракта. Я даже не сожалела о них, как и о деньгах. Это было мелочным по сравнению с… здоровьем Дона.

Дорога к друзьям длится уже третий час. Я устала от этого движения, устала ехать. Дороги пустые, не считая общественный транспорт и изредка мелькающие машины. Всё же город вовремя защитил себя от экологической катастрофы. Страна защитила себя от парникового эффекта, отравления воды, воздуха, почвы и природной среды в целом. Мы до сих пор дышим на две трети первобытным воздухом. Одна треть испорчена во времена появления тепловых двигателей. Мы выехали из города около двух часов назад и уже второй час гоним по трассе куда-то на юг через островградский автономный округ. В такой дороге понимаешь, какого масштаба наш остров. Однако это жутко утомляет, особенно после больницы.

О! Я и не заметила раньше впереди город! Значит, мы едем туда?

— Это в том городе я проведу остаток каникул?

— Да, там ты отойдёшь от произошедшего в компании забавной и задорной семейки.

Забавной и задорной? Кажется, я догадываюсь.

Ого, так мы поднимались на высокое побережье! Значит, то, что я видела — лишь пики самых высоких зданий, в то время как город видно не было. Теперь мы с ним сравнялись. А город резко отличается от Островграда! В условной столице острова нет острых пик на верхушках домов и флюгеров. Крыши не такие яркие и разноцветные, стены не разрисованы художниками. В Островграде всё строго и лаконично, нет радужной легкости и радостности красок. Такое ощущение складывается, будто город парит от тропинок голубого и зелёного цветов. О, вот и вывеска с названием города!

— Добро пожаловать в Балмор, Чара. Это любимый город творческих людей со всего острова, а так же любителей спокойной рыбалки и красочных закатов и рассветов. Угадай, кто здесь из наших общих знакомых живёт?

— Семейство Франка Максоле?

— Всё верно! Так что скучно тебе не будет, уж поверь.

— Хм-м-м…

Мы заехали в город, и я не в силах оторвать взгляд от узких улочек и красочных домов. Не похоже, что здесь есть ещё автомобильные дороги, поэтому по этой дороге проезжает довольно прилично машин. Остальные узковаты для автомобильного трафика, и по ним ходят люди.