— Здесь вы ошибаетесь, Бен, насколько я помню, спонсоры в очереди выстраивались, чтобы отправить вам что-нибудь, и тур победителя прошел достаточно успешно.
«Ага, выстраивались, чтобы после победы Жаклин иметь возможность упомянуть это». От раздражения, нахлынувшего при одной мысли об этих мерзких клоунах он едва не заскрипел зубами.
Заметив, как он помрачнел, девушка поспешила перевести тему:
— На самом деле все эти люди просто уважают моего отца.
— Ваш отец не кажется таким уж дружелюбным.
— С возрастном он и правда грубеет, но вообще он человек добрый. И… думаю, вы ему не слишком нравитесь.
— Заслужено.
— Я так не считаю.
— Вы склонны ошибаться в людях больше, чем он. Не знаю, в силу возраста или душевных порывов.
— Вам как будто нравится выглядеть хуже, чем вы есть на самом деле.
— Вы слишком плохо меня знаете, Менсер.
— Я пытаюсь это изменить. — В ее голосе звучал вызов, на который при любых других обстоятельствах Бен не поддался бы, но что-то внутри него загорелось желанием открыть ей наконец глаза.
— То, что вы увидите, вам не понравится. Я действительно плохой человек, Менсер, сейчас вам кажется, что в этом виноваты Игры или то, что я скорблю по Жаклин, но я был таким и до всего этого. — При упоминании ее имени с губ Ленц сорвался невольный вздох. — Так меня воспитали.
— …Я ведь, — она снова вздохнула, — Совсем ничего не знаю о ваших родителях.
— О, вы немного теряете, они люди весьма замкнутые, черствые. У них нет друзей, а знакомые их избегают.
Менсер хотела возразить, но задумалась, пытаясь восстановить в памяти всё, что когда-нибудь слышала о его семье. В Дистркте 12, где всего-то десять тысяч местных, все всех знали, но фамилия Стилл действительно фигурировала не часто до того момента, как Бен стал трибутом. Она так и не смогла вспомнить ничего хорошего, что могло бы послужить аргументом против заявления Стилла.
— То, во что превратилась их жизнь после Темных Времен, сломило их. Они стали покорными, жестокими зверьками, единственная цель которых — кусок хлеба и мнимая безопасность… Когда мне было шесть, отец заставил меня смотреть, как пороли моего учителя. Они никогда не пропускали казни, не потому, что им нравилось смотреть, а потому что они боялись, что их обвинят в сочувствии к врагам Панема.
Бенджен повернулся, чтобы видеть испуг и жалость, которые, спешиваясь, плескались в глазах Ленц. Еще чуть-чуть, думал он, и она поймет, кто я есть.
— Лет десять назад несколько сотен людей погибли от вируса, помните? Все госпитали были переполнены. Я никогда не забуду запах крови, пота, гнили, исходящей от человеческих тел. Мама держала меня за плечи, чтобы я не убежал, и тихо говорила: «смотри».
— Мне жаль… — голос ее уже дрожал, Бенджен понял, что эту девушку всю жизнь ограждали от ужасов, которыми наполнен мир. Ее заставляли верить в то, что всё не так плохо.
— Дело не в Играх, Менсер. Я и до них видел десятки смертей. После обвала в шахтах на моих глазах молодым парням ампутировали конечности; я держал своего друга за руку и знал, что скоро он умрет от голода. И я не помог ему. Мне даже не жаль, Менсер, потому что тогда я уже четко уяснил, что в этом мире нужно думать только о себе, если хочешь выжить.
— Но вы вызвались добровольцем ради Жаклин, — попытки Менсер найти в нем хоть что-то, доказывающее его человечность, выглядели убого.
— Да, а потом, как вы помните, я убил ее.
— Не по собственной воле.
— Я отправился туда, потому что думал, что достаточно умен, чтобы спасти ее. А она перехитрила меня и не оставила мне выбора. Она умерла, потому что мне не хватило способностей, чтобы сделать то же самое ради нее.
— Жаклин умерла, потому что была уверена, что вы заслуживаете жить! Она точно не хотела, чтобы вы винили себя за это до конца дней. — Менсер набрала побольше воздуха, ее глаза загорелись, а последняя надежда Бена на то, что ее можно спасти, безжалостно развеялась. — Я думаю, что она верила, что вы сделаете что-то достаточно важное, то, с чем под силу справиться только вам. Бенджен, я считаю, что вы на верном пути.
Они уже стояли у двери в библиотеку. Ладони Менсер, дрожа, накрыли его бледные костяшки. Она потянулась к нему из темноты всем своим телом, с надеждой, с отчаянием, с бесконечным смирением и смелостью. Черт, эта девушка совершенно безнадежна. Бен резко толкнул дверь ногой.
— Проходите.
Менсер отпрянула от него, как от удара током.
========== Глава 11: Маскарад лицемерия ==========
Оба дня подготовки к торжеству были расписаны посекундно, вплоть до времени, отведённого для приема пищи и походов в ванную комнату. Складывалось ощущение, что о размахе мероприятия и количестве гостей узнали в последний момент: вместо приятной предпраздничной суеты среди работников витало ощутимое напряжение. Даже саркастически относящийся к любым трудностям Опал выглядел уставшим и сбитым с толку.
– А ты не приглашен? – осведомился Стилл, глядя на старого знакомого - стилиста из Капитолия, облаченного в простой, чуть мятый после многочасовой работы костюм.
– Вообще-то да, приглашён, но как только закончу — сразу свалюсь от изнеможения. За последние две недели дольше четырех часов не спал, кажется, ни разу. Немного иначе представлял себе последнее задание, знаешь, – мужчина лениво улыбнулся, не показывая зубов, и золотое тату на его щеке поползло к виску.
– Уходишь?
– Да, думаю, что я уже сделал всё, что мог.
Бенджен с пониманием кивнул, не сводя взгляда с Опала, что ловко застегивал пуговицы пепельно-серого фрака. За почти двадцать лет в роли одного из передовых стилистов Голодных Игр он пережил настоящие качели. Подопечные Опала побеждали с переменным успехом, и он успел поработать и с Первым, и с Шестым, и даже с Двенадцатым Дистриктами. Желание Опала уделить время семье и полностью отгородиться от Игр виделось Бену куда более логичным, чем всё, что тот делал за последние годы.
Высокий воротник белоснежной блузки доставал до кончиков ушей. Посмотрев на свое отражение в длинном зеркале с позолоченной рамой, Бен почувствовал себя клоуном. Но, когда Опал открыл дверцы большого шкафа, он понял, что по здешним меркам его наряд был вершиной скромности.
– Я повесил их по порядку и на всякий случай подписал каждый в соответствии с днем недели. Приемы в разное время: одни вечерние, другие дневные. В среду вы поедете на охоту. Кроме того, каждый день используется определенная цветовая гамма, так что не оплошай. Не хочу, чтобы мой отход от дел запомнили, как самой грандиозный провал последних лет.
Двенадцатый кивнул.
Опал поднял со стеклянной тумбочки большую подарочную коробку и передал ее Бену:
– Это твой подарок. Для них будет специально отведенное место, оставишь там.
– Не помню, чтобы я когда-нибудь благодарил тебя за всё это. Без тебя выдержать… было бы куда сложнее.
– И мне без тебя тоже, Бенджен, – стилист улыбнулся с отцовской нежностью, пожал ему руку и позвал безгласую, которая должна была провести победителя в большой банкетный зал.
Следуя по извивистым коридорам, Бен думал о том, что этот человек действительно испытывал душевное тепло к выжившим трибутам, несмотря на то, что каждый из них в той или иной степени напоминал об умерших. Раньше он относился к работе Опала совсем иначе, но теперь, когда увидел, как она истощила этого еще отнюдь не старого человека - понял, что пора избавляться от привычки преуменьшать значение того, что казалось ему непонятным.
Услышав духовую музыку, Бенджен замер у порога. Он опустил взгляд и увидел собственное отражение на начищенном до блеска мраморном полу. Безгласая, девушка в белоснежном платьице и фартуке, испуганно посмотрела на него и указала рукой на дверь. Опаздывать, видимо, было совершенно противозаконно.
Смутившись, он махнул рукой швейцару — и вмиг оказался в другом мире.
Зал был до безобразия огромным. Внутри помещались десятки столов с закусками, многометровые аквариумы с гигантскими рыбами и водорослями самых разных цветов, фонтаны с напитками, выход на большую террасу и цветы, свечи, десятки парящих вокруг камер. Официанты в безукоризненно белых нарядах, по видимому, были вышколены лучше миротворцев из Второго. С потолка свисали белые огоньки - лампадки, обвязанные светлыми ленточками, парили прямо над головами гостей.
