Много времени прошло, с тех пор как Нора перестала быть брезгливой девочкой, но не смотря на ранение её желудок взбунтовал при виде крови Луки. Несколько сантиметров правее и пуля…

– Это не пустяк! – Отрезала она. – Ты мог умереть!

Лука просто стоял и смотрел на неё.

– Ты мог умереть, – повторила Нора, но на этот раз шёпотом. – И что бы тогда стало со мной и Эми? Женщина и ребёнок одни, а впереди двести тысяч миль? Даже если бы мы добрались до Орегона, мы бы не смогли в одиночку построить лачугу и пережить зиму!

Лука сглотнул. Само собой он об этом не подумал. Да жениться то он на ней женился, но совсем не думая об ответственности, которая пришла с ролью мужа и отца.

– Мама, – прибыл голос Эми из темноты.

Нора опустилась на колени рядом с дочерью:

– Всё хорошо, сладкая. Давай, ложись спать.

Но девочка уже проснулась и смотрела на мать широко открытыми глазами.

– Почему ты кличишь?

– Я не кричу. Просто разговариваю с Лукой, - сказала Нора, поправляя рыжие волосы дочери.

– Лука, – повторила Эми. Оглядываясь по сторонам, она с улыбкой искала отчима.

Последние два дня, Нора видела, как дочь проходит путь от страха и недоверия Луке к видению в нём героя. Девочка по-прежнему настороженно к нему относилась, но этот новый человек в её жизни, казалось, завораживал её, и не только из-за лошади, как неоднократно высказывался Лука.

– Привет, малышка, – тихо произнёс Лука. Он прикрыл ладонью рану на левой руке, скрывая кровь от глаз ребёнка, за что Нора была признательна. - Делай, как говорит мама, ложись спать.

– Пошли, пожелаем Коли спокойной ночи, - потребовала девочка.

Лука отрицательно покачал головой:

– Она уже спит.

– О, – нижняя губа Эми задрожала от разочарования.

Лука неловко откашлялся, до сих пор не имея понятия как успокоить начинающего плакать ребёнка:

– Но она передала мне, что ты можешь навестить её завтра, если будешь хорошей девочкой и прямо сейчас ляжешь спать.

Эми послушно закрыла глаза, и спустя несколько секунд уже спала.

– А теперь дай мне взглянуть на рану, – сказала Нора.

– Пустяки, просто царапина. Сам справлюсь.

Нора скептически подняла бровь. ‘Почему мужчины такие упрямцы?’

– Одной рукой? Позволь мне помочь, – она взяла бинт из рук всё ещё протестующего Лука и надавила на здоровое плечо, чтобы тот уселся на одеяло. – Снимай рубашку, - скомандовала она, когда он сидел на месте смирно.

Лука начал закатывать левый рукав.

– Нет, – покачала головой Нора. – Так я не смогу добраться до раны.

Она терпеливо ждала, пока Лука возился с верхней пуговицей рубашки, но так и не расстегнул. За день она очень устала и поскорее хотела залезть обратно под одеяло.

– Извини, конечно, но я не ослепну. Я прежде видела обнажённых мужчин и не паду в обморок при виде твоей голой груди.

Уголок рта Луки изогнулся в циничной усмешке, и он пробормотал что-то похожее на «Очень сомневаюсь». Но он всё-таки стянул подтяжки, расстегнул пуговицы рубашки и снял с себя левый рукав. Под низом оказалась майка.

– Рукавов нет, – сказал он. – Можешь обработать рану.

‘У него кровь, так прекращай глазеть и начинай помогать,’ напомнила она себе.

Взяв в руки чистую тряпку, она аккуратно обтёрла кровь вокруг раны. Пуля его только задела, но оставила глубокий порез на предплечье.

– Думаю, будет лучше зашить рану.

Брови Луки взлетели вверх:

– А ты умеешь?

– Ты хотел спросить, настолько ли я плоха в этом как в выполнении других походных задач? – С улыбкой сказала Нора.

Лука усмехнулся:

– Настолько?

– Сейчас узнаешь. Выпьешь виски?

Спиртное было запрещёно на обозе, но в каждой семье было немного, на случай если понадобится медицинская помощь.

Лука отрицательно покачал головой. Ещё в борделе Нора заметила, что он не особо злоупотребляет виски, а после клиентов-пьяниц, она была этому очень рада.

Она не отводила взгляда с его лица, пока очищала рану тряпкой обмоченной в травяном настое. По опыту, знала, что жидкость щиплет, но выражение лица Луки оставалось спокойным.

Нора сделала стежок, представляя, что зашивает иголкой рваную рубашку, а не чью-то плоть. Она делала это уже несколько раз, но от этого не легче. К тому времени как она закончила, завязала нить и закрыла стежки лёгкой повязкой, голова закружилась, а к горлу подступила тошнота.

Тяжело вздохнув, она посмотрела ему в лицо:

– Ты в порядке?

– Да, а вот ты немного побледнела.

Надевая рубаху обратно, он следил за выражением её лица.

Нора решительно убрала иглу и нить:

– Пустяки.

– Когда я тебе это сказал, ты тоже мне не поверила.

Того не желая, Нора ответила на его улыбку своей собственной.

– Пустяки, - повторила она потерев возмущающийся живот. – Не в меня стреляли.

Лука застигнул манжет рубашки:

– Ты должна быть этому рада, потому что я обращаюсь с иглой и нитью вдвое хуже тебя. – Он кивнул на свою раненую руку: – Спасибо.

– Ты же не будешь сегодня снова спать под повозкой, да? – Спросила Нора, когда он шагнул к выходу из палатки.

– Буду, – ответил он, не останавливаясь.

Сейчас, когда куплена большая и хорошая палатка, Нора не видит причин, по которым он и дальше должен продолжать спать отдельно от них. У неё нет никакого желания делить с ним постель, но она прекрасно знает, что если так будет продолжаться, люди начнут судачить. После трёх лет в борделе, она не хотела снова стать предметом обсуждения.

– Люди начнут шептаться, ты же знаешь.

Его рука уже собиралась отодвинуть в сторону заслонку, но он остановился и развернулся:

– Ты правда боишься разговоров о нас?

– Боюсь? – Нора вдумалась в это слово. – Нет. Но неприятно, когда на тебя смотрят свысока.

Лука покачал головой:

– Никто не будет на тебя смотреть свысока только потому, что я предпочитаю спать на улице вместо душной палатки.

‘Он правда настолько наивно видит человеческую натуру? Конечно же, люди начнут сплетничать!’

– Я твоя жена, и меня судят потому, насколько я делаю тебя счастливым.

Он даже не попытался сказать, что это не так. Было итак понятно, что Лука сам себе хозяин и для счастья ему никто не нужен. Со вздохом, он посмотрел в темноту сквозь открытую заслонку.

– Если сегодня я останусь спать внутри, это сделает тебя счастливой?

‘Счастливой?’ Нора давно не надеялась найти человека, который бы делал её счастливой. ‘Это единственное, что у нас есть общего.’

Она уже давно не стремиться к личному счастью, но будет довольствоваться спокойной жизнью и хорошим будущим своей дочери. Разумеется, она не могла ему этого сказать, поэтому решила скрыть мрачное настроение за улыбкой.

– Ну, если ты останешься внутри, по крайней мере, это уменьшит вероятность того, что тебя снова подстрелят.

– Твоё чувство юмора, однажды выйдет тебе боком, - проворчал Лука и, взяв одеяло, устроился в дальнем краю палатки.

Нора задула фонарь, пряча в темноте улыбку.

========== Голубой холм. 4 мая 1851 год ==========

‘Почему именно Орегон?’ Нора кинула обиженный взгляд на мужа ехавшего прямо перед ней. ‘Почему бы не найти хорошее место в Миссури? Где хорошо и сухо!’

Уже несколько часов Нора уставшая, и несчастная плетётся по дороге. Дочь спит в перегруженной повозке, а ей не охота добавлять лишний груз, который придется тянуть волам. Животные итак кажутся такими же несчастными как и она сама.

Дождь неустанно моросил с самого утра, пока они сворачивали лагерь. Он превратил каждую тропинку в грязевое препятствие, каждое из которых повозкам преодолевать было всё сложнее и сложнее.

Нора выпустила тяжёлый вздох, когда повозки перед ними остановились из-за того что одна из повозок снова застряла в грязи. Ругаясь, мужчины начали копать и толкать застрявшую телегу. С повторным вздохом, Нора отжала свою мокрую дамскую шляпку.