Одиссей в ответ молча кивнул.

– Jo! Mielobbi gyogyulast![1] – бросил желудочный Обер-профессор, пожал ему руку и быстро свинтил по коридору, сопровождаемый сворой здешних медиков. Ну что ж, будем надеяться, что выздоровление действительно наступит в ближайшее время.… Где ж Янош Фекете? Что он задумал?

Трое туристов из-за Буга, остановившиеся накануне в мотеле «Классик», что расположен в городке-спутнике Кракова Величке – своим поведением несколько озадачили персонал. Вместо того, чтобы, как все нормальные постояльцы, с утра пораньше впрыгнуть в маршрутку и убыть на осмотр достопримечательностей славного города Кракова (или, на худой конец, полезть в нутро самой известной соляной пещеры Восточной Европы, дабы насладится видами средневековых солеварен) – трое пышущих здоровьем молодых мужчин бесцельно просидели весь день в ресторане при мотеле, читая газеты, время от времени заказывая пиво, кофе или минеральную воду. Правда, необычные постояльцы заодно позавтракали, пообедали и поужинали – чем, в общем-то, еще более изумили местных должностных лиц – рецепторшу, барменшу и официантку; обычно в их ресторане постояльцы не обедали, предпочитая столоваться либо в заведениях Кракова, либо в цукерне, расположенной выше по улице – там и цены были гораздо демократичнее, и выбор богаче, и порции побольше. Впрочем, персонал был обучен на странности своих гостей внимания не обращать; платят – значит, имеют полное право делать всё, что им заблагорассудиться…

Туристы покинули ресторан лишь с закрытием, хозяйственно забрав с собой все три вдоль, поперёк и наперекрест уже прочитанные ими газеты – официантка, убиравшая их столик, лишь хмыкнула над таким удивительным жлобством небедных, судя по оставленным чаевым, русских туристов. Впрочем, наев и напив за день на триста злотых – туристы эти всё же могли рассчитывать на определенное уважение персонала. Посему официантка одному из них, обернувшемуся на её хмыканье – дружелюбно и в меру соблазнительно улыбнулась. Получив в ответ совершенно определенное подмигивание, Малгожата (как звали официантку) в очередной раз убедилась в своей женской неотразимости – и с чистой совестью продолжила уборку ресторана.

– Стало быть, не приехал… Что будем делать завтра, Алекс? – один из туристов вопросительно взглянул на плотного парня лет тридцати, одетого, несмотря на довольно прохладное начало мая, в шорты цвета хаки.

Тот пожал плечами.

– Ждать. А хули ещё? Сказано – подойдёт сам, когда увидит три газеты на русском языке – значит, наше дело телячье, будем ждать, пока пассажир объявится. Мороз велел его по пустякам не беспокоить, а как можно быстрее доставить на ту сторону; наше дело не вопросы задавать, а ждать человека, который нуждается в нашей помощи.

– А долго ждать-то? – его собеседник не унимался.

– Блин, Лёша, а я откуда знаю? Сколько надо – столько и будем ждать. Командировочные у меня на пять дней на всех отпущены….

Третий их спутник спросил вполголоса:

– Алекс, а он, этот человек, что мы ждём – вообще кто?

Старший группы пожал плечами.

– Хрен его знает. Володя Мороз попросил ему помочь домой вернуться, у него проблемы с документами… да и вообще с правоохранителями. Сюда его довезут добрые люди, а отсюда он полностью на нашей совести. Вот и всё, чё мне Володя разъяснил. Так что, пацаны, будем его ждать до упора – пока не объявиться!

У туриста, которого его товарищ назвал Лёшей, загорелись глаза.

– Так может, мы … того? Завтра по Кракову пробежимся? А ты будешь его здесь один сторожить?

Алекс флегматично пожал плечами.

– Пробежись. Но за свой счет – я тебя, ввиду отсутствия на рабочем месте, кормить не буду.

Лёша сразу потух.

– Ну ладно, чего уж, и спросить нельзя? – А затем, обернувшись и еще раз подмигнув официантке, спросил: – Алекс, а в твоей командировочной ведомости барышни предусмотрены?

Тот понимающе улыбнулся, деловито осмотрел дружелюбную официантку – и, одобрительно хмыкнув в её сторону, обернулся к своему собеседнику и едва заметно кивнул:

– Предусмотрены. Два раза за время командировки по сто злотых.

Лёша тут же протянул руку.

– Давай!

Алекс, не торопясь, достал пухлый бумажник и, мгновение поколебавшись, выдал потенциальному Дон Жуану бумажку с изображением Владислава Ягайло, а затем, чуток подумав – еще и портрет Казимира Великого.

– Возьми сто пятьдесят; стыдно будет, если у кавалера вдруг в самый нужный момент денег не окажется.

– Замётано! Короче, пацаны, вы меня особо не ждите, на крайняк – я завтра к утру явлюсь. – У Лёши заблестели глаза, и, быстро пожав руки компаньонам, он решительно направился в сторону официантки.

Уже выйдя из ресторана, Алекс обернулся ко второму своему товарищу и спросил:

– Ну чё, Слава, может, прошвырнемся тут по злачным местам? Вон, Лёха решил всерьез заняться укреплением польско-белорусской дружбы… Чем мы хуже?

Но товарищ его отрицательно помахал головой.

– Не-а, чё то не тянет. Да и какие, блин, в этой Величке злачные места? Где местная гопота пиво жрёт? Так я таких забегаловок с такими пассажирами и в Бресте видывал достаточно. Не, я спать.

Но Алекс, очевидно, всё же решил по-своему.

– Как хочешь. А я всё же пройдусь чуток, воздухом подышу. Может быть, на какое-нибудь романтическое приключение нарвусь…

– На свою задницу. Саня, нам завтра с десяти утра твоего клиента пасти. Ежели ты сейчас где-нибудь нарвёшься на приключения – то, очень может быть, проснешься в постерунке[2]. Оно тебе надо?

Но Алекс только махнул рукой на предостережения своего товарища.

– Да ладно, Слава, чё ты кипешишь? Тихий мирный городок, спокойный народ… Кто тут мне что сделает? Ладно, иди дрыхнуть, а я пробегусь по местным пияльням пива – в конце концов, я еще и половины польских сортов не перепробовал. Всё, адьёс!

В результате некоторого расхождения интересов вышеописанной троицы, рассвет следующего дня они встретили там, где каждый из них его встретить (может быть, на подсознательном уровне) и планировал: Лёха – в объятьях дружелюбной Малгожаты (которая, к её чести, денег с кавалера не взяла – просто таскала его до трех утра по разным увеселительным заведениям, пока окончательно не обескровила его бюджет – и лишь затем великодушно предложила разделить с собой постель), Слава – в своей кровати в номере своего мотеля, Алекс же – как и предполагал склонный к осторожности его коллега – в полицейском участке, вместе с двумя поляками; вся трое преступников были задержаны в момент хулиганских действий – то бишь, в процессе снятия польского государственного стяга со здания местной власти. Причем, зачем эта троица пытались надругаться над святым для каждого трезвого поляка символом Речи Посполитой – ни один из арестованных внятно объяснить не сумел. Правда, Алекс в последнем прояснении сознания всё же пытался что-то промычать о бесчестном и подлом вступлении Польши в НАТО и предательстве властями Варшавы общеславянских интересов – но сей его пассаж услышан не был. Посему политическую подоплёку в хулиганстве гостя из-за Буга и двоих местных аборигенов, оным гостем напоенных до бесчувствия – решено было не искать. Впрочем, хулиганство это и так было оценено властью в лице полицейского хорунжего более чем внушительно – в сто восемьдесят злотых. После же уплаты вышеуказанного штрафа злодей и его подельники были великодушно выпущены на волю с отеческим внушением о вреде алкоголя вообще и настоятельным увещеванием больше «жытнюю»[3] с «живцем»[4] ни в коем случае не мешать – в частности.

В десять утра все трое давешних туристов – правда, с разных направлений – вошли в ресторан.

Слава критически оглядел своих изрядно помятых друзей – и, покачав головой, изрёк: