- Котяра, ты был абсолютно прав, называя меня круглым засранцем. Я прошу у тебя прощения. Иди сюда и потри мне спинку.
- И давно в тебе проснулись гомосексуальные наклонности?
- Я на полном серьезе, сам-то я по причине полноты дотянуться до нее не могу, а там что-то чешется.
- Приедешь домой, там тебе супруга почешет. Чем я тебе ее потру, носком, что ли?
- Ага, я всегда в командировках так делаю
- Достал ты меня, толстый педераст, - входя в ванную, ругнулся я. - Где носок?
- А вот он, только дверь закрой, холодом несет, простудиться можно.
- Какие мы нежные! - закрывая дверь, проворчал я. - Поворачивайся задницей, красный террор пришел!
- Ты мне меж лопаток поскреби, меж лопаток, там у меня чешется. Я тебе по...
Что он мне "по...", я так и не понял, потому что что-то тупое и огромное лопнуло в моей голове и меня не стало.
Я полулежал на чем-то мягком и удобном. Мимо носились какие-то совершенно незнакомые люди в милицейской форме и белых халатах. Один из них, склонившись надо мной, водил перед самым носом пальцем, наверное проверяя, не сдох ли я, а если нет, то когда сдохну. Люди суетились, размахивали руками и о чем-то горячо спорили, только вот их голосов я абсолютно не слышал. Наверное, случилось что-то из ряда вон выходящее, если собралось столько народу.
А что, собственно, случилось? Мы поселились в гостинице. Сходили в ресторан, а потом я Мамаеву тер спину, а потом... Что было лотом? Кажется, меня кто-то ударил. Но кто? Неужели Мамай? Абсурд, не иначе, я чокнулся.
Видно, мое огорченное лицо чем-то не понравилось человеку в белом, потому что он, невзирая на мой слабый протест, всобачил мне укол, которого я не почувствовал.
Потом меня куда-то несли, везли, раздевали, и все это происходило в удивительной, непривычной тишине. А немного погодя наступило полное блаженство глубокого покоя и сна. Наверное, такие наркотики вкалывают в раю, успел подумать я, уходя в розовый туман небытия.
Белый потолок и никель кроватных стоек, белизну простыней и характерный запах больницы при пробуждении я воспринял спокойно. Видимо, какой-то сектор моего крохотного мозга даже во сне продолжал работать. То есть я вспомнил абсолютно все, вплоть до хлопка в моей голове.
Заранее опасаясь боли, я медленно повернул голову. На второй койке у противоположной стены сидел Мамай и с тревогой наблюдал за моими робкими телодвижениями. Кажется, он пострадал меньше моего. Хотя цветущим его вид назвать было нельзя, но он сидел! Интересно, как работает его слуховой аппарат? Если он, как и я, его потерял, то дело дрянь.
- Чего уставился? - громко спросил я, с удовлетворением отмечая, что слышу сам себя, хоть плохо, но слышу.
- Жду, когда ты скажешь мне спасибо, - глухо, как сквозь вату, ответил он.
- За что?
- За то, что позвал тебя потереть мне спину. Если бы не эта добрая русская традиция, то пришлось бы мне отклеивать тебя от стен.
- Свинья ты бессовестная, да если бы я на пинках не загнал тебя под душ, нас бы обоих отклеивали санитары. А они бы непременно перепутали наши кишки, и моя маленькая Милка получила бы бандероль, в которой вместе с прекрасным сердцем ее мужа лежала бы твоя жирная задница.
- А моя мудрая голова была бы измазана твоими гнилыми мозгами. Говорил тебе, пасут нас, а тебе все трын-трава. Вот тебе и похмельный синдром, вот тебе и агенты ЦРУ. Агенты не знаю, а вот следователь сейчас явится. Он уже с утра был, только я спящим притворился. Что говорить будем?
- А то, что есть, то и будем говорить. Ничего не знаем! Или это не так? Ты можешь сказать что-то другое? Что там произошло?
- Чего-чего, бомбу они нам в часы подложили. Говорил тебе, надо было бой у них отключить, а тебе хоть кол на голове теши. Умный больно, а правым я получаюсь.
- Мамай, во-первых, я тебе такого не говорил, а во-вторых, заткнись - без тебя тошно. Документы и деньги они, конечно, забрали?
- Конечно. А ты, никак, лыжи навострил? К сожалению, в данной критической ситуации такой номер не проходит. Они еще нас тут помурыжат, помяни мое слово.
Следователь пришел ближе к вечеру. Сосредоточенный и важный, как индюк, он, даже не осведомившись о нашем здоровье, сразу же перешел к делу:
- Меня зовут Андрей Сергеевич. Ваши имена я знаю. Ответьте мне, кто устроил на вас покушение?
- Милый Андрей Сергеевич, - как наиболее слышащий заныл Мамай, - то же самое я хотел бы спросить у вас. Кто мог совершить на нас покушение?
- Не фиглярствуйте, - казенным голосом приказал он. - Отвечайте по существу вопроса. Иначе я буду вынужден принять жесткие меры.
- Насколько я понимаю, мы находимся в роли потерпевших? - вежливо спросил Толик. - А если это так, то ваши угрозы вызывают у меня чувство недоумения.
- Пока я вас ни в чем не подозреваю, - немного смягчился мент. - Но только пока. Если вы и дальше будете запираться или молчать, то...
- Мы не собираемся молчать, напротив, нам самим хотелось бы знать, какой мерзавец хотел лишить нас самого дорогого - жизни. Но, увы, в этом незнакомом городе мы даже близко никого не можем подозревать.
- Какова цель вашего пребывания в этом незнакомом вам городе?
- Отдых и знакомство с чудесной природой ваших мест.
- И для этого вам понадобилось везти с собой два ствола?
- Исключительно на всякий случай, - простодушно заверил его Мамай.
- Что ты мне мозги пудришь? - грубо, по-блатному спросил следователь.
- Простите, - вмешался я, - когда мы с товарищем были в более высоком звании и чинах, чем вы сейчас, мы себе не позволяли разговаривать в таком тоне. Вы назвали только свое имя, забыв при этом сообщить фамилию и должность, вами занимаемую. А так же объясните, на каком основании вы забрали наши документы, деньги и оружие?
- На том основании, что вы подозреваетесь.
- В чем? В том, что сами себя хотели подорвать?
- Ну, не знаю, что вы там хотели, чего не хотели. Но только метрдотель Гулуашвили подает на вас в суд иск. Он собирается привлечь вас к ответу за нанесенный ему ущерб. Думаю, что суд его иск удовлетворит, а сумма, между прочим, немаленькая. Так что, даже отбросив мои претензии, ваша прогулка в Сибирь получается очень печальной. Не хотел бы я оказаться на вашем месте.
- И сколько этот таракан хочет с нас взыскать? - зло спросил Мамай.
- Кроме того, что уничтожена вся антикварная мебель, сам номер пришел в полную негодность. Выворочены все окна и двери, перекорежены трубы отопления. В общем, свои убытки он оценивает в двести тысяч в новом эквиваленте. Он, конечно, немного перегибает, думаю, что эксперты чуток снизят эту заявленную цену, но все равно на вашем месте я бы предпочел быть взорванным.
- В чем же дело? - захлебываясь от обиды и негодования, посоветовал Мамай. - Заткни себе в задницу гранату и иди к своему грузину.
- Я это к чему говорю, - игнорируя мамаевскую рекомендацию, невозмутимо продолжал следователь, - я говорю это к тому, что вам есть прямой резон рассказать мне всю правду. Возможно, я смогу вам помочь.
- Каким же образом?
- Мы постараемся найти этого террориста.
- Вашими бы устами... но поймите, мы в самом деле не можем даже предположить, кто мог это сделать. Вы хоть намекните, какой он на вид. Наверняка в наше отсутствие в гостиницу кто-то заходил, не могла же бомба в номер попасть с "мессершмитта"!
- Вам незнакома такая личность - высокий, коротко стриженный блондин примерно двадцатипятилетнего возраста? У него бесцветные глаза, немного навыкате.
- Нет, первый раз о таком слышу. А кто вам дал его приметы?
- Гулуашвили.
- Так какого же черта он подает на нас в суд? Козе понятно, что его иск удовлетворен не будет, поскольку он собственными глазами видел преступника, немного поторопился я с выводом.
- Так показала его племянница, Дарина Гулуашвили, но она могла все перепутать.
- Ясно, он, конечно, пришел под видом телемастера с чемоданчиком в руках.
