Ему хотелось увидеть Лоуренса хоть мельком, краешком глаза, но возможность всё никак не появлялась. Можно было использовать оставленные вещи Лоуренса как предлог для встречи, но Квон оказался слишком горд, чтобы первым пойти на такой шаг. Чёртов эгоист не мог наступить на горло своим принципам и хоть один-единственный раз извиниться.
— Это любовь, — вдруг выдал Мел, плюхаясь рядом с мрачным Джуном на диван.
— Что? — резко переспросил Квон, хмуро глянув на клавишника.
— Любовь говорю, — повторил блондин, с улыбкой пожимая плечами. — Похоже, ты влюбился впервые и по-настоящему, Хён Джун. Поздравляю.
— Не неси херни, — поморщился гитарист и встал с намерением выйти из гримёрки.
— Да пораскинь мозгами! — возмутился оскорблённый Блэк. — Вздыхаешь, смурной весь, словно скоро случится Апокалипсис и только тебе об этом известно. Задумывался хоть раз, с чем это связано, конфетка? Ты расстался с той моделькой два месяца назад. Вроде всё было хорошо, но ты уже четыре недели как ни с кем не крутишь шашни и ходишь, надувшись на весь мир, — для полноты картины Мел нахмурил брови, копируя Джуна.
— Пошел ты… — рыкнув в ответ на тираду Мела, Хён Джун вышел из помещения, не желая больше слушать монолог согруппника.
Но несмотря на свой гневный ответ, Джун пришёл к выводу, что отчасти клавишник прав. Лоуренс всё-таки занял какое-то важное место в его холодном сердце, смог растопить лед, сделать так, что Джун привык к теплоте и нежности, заботе и любви чужого человека. Парень признался самому себе, что дико скучает по Малькольму.
Хотелось что-то поменять в жизни, может, от этого станет лучше.
Спустя две недели Джун заявился в «TriAngel» с короткой стрижкой и проколотым правым ухом, в котором красовался гвоздик с черным камнем в середине. Сказать, что все были шокированы, так ничего не сказать. Однако, благодаря смене имиджа, у Джуна появилось ещё больше поклонников, хотя сам Квон не особо отреагировал на это.
— Джун… Джун… Хён Джун… Квон Хён Джун, твою мать! — раздался ор над самым ухом Квона, и парень оторвался от меланхоличного созерцания пустоты на столе.
— Что? — гитарист внимательно взглянул на Брэндона, который испускал искры гнева и ярости.
— Какого хрена ты опять медитируешь?! Ты хоть слышал, что я сказал?!
— Нет, — честно ответил Джун. — Так в чём дело?
Мел давился смехом, остальные старательно делали вид, что красный, как фонарь публичного дома, солист «W&W» — явление совершенно естественное. Сделав несколько глубоких вздохов и вернув себе нормальный цвет лица, Брэндон повторил:
— Нас на прошлом выступлении заметил один продюсер и владелец музыкальной студии, — в глазах Брэндона так и светилось счастье. — Если кратко, то он предлагает работу и раскрутку. Но… Мы должны написать ему несколько песен для оценки.
— Исключено, — сразу, без промедлений, ответил Квон. — Ты знаешь, что у меня ничего не выходит. Я не могу больше писать. — закончил он с явным сожалением.
Квон не любил признаваться в своих слабостях, но в последнее время стал более терпеливо относиться к тому, что и он не всесилен.
— Тогда возьми себя в руки, тряпка, и начинай уже работать! Нам нужны песни, Джун! Кроме тебя здесь никто не способен сотворить чудо из говна. Ну, если только Мел. И то… Без твоей корректировки мы просто пропадём, — в голосе Брэндона послышалась мольба.
Вздохнув, Джун раздражённо махнул рукой:
— Дай мне время, я должен всё обдумать.
Брэндон заметно обрадовался, вот только Хён Джун не разделял его оптимизма.
***
Лоуренс возвращался домой через парковую зону, радостно предвкушая выходной. Можно наконец отоспаться и побездельничать. Как бы то ни было, но учёба выматывала ужасно. Позднее время, безлюдные аллеи… Внезапно кто-то заступил ему дорогу — испуганно подняв голову, Лори наткнулся на знакомый взгляд:
— Шеннон… Что ты здесь делаешь?
— Ищу тебя. Нужно поговорить, и это в твоих интересах, — мужчина приглашающе махнул в сторону уютной беседки.
— О чём ты хотел поговорить? — холодно осведомился Лоуренс, даже не сдвинувшись с места.
— Решил сразу к делу? — улыбнулся Шеннон. — Что ж, будь по-твоему. Ты ведь наверняка слышал, что Квона-старшего подозревали в финансовых махинациях, а его жену — в отмывании денег?
— Положим, слышал, — фыркнул Малькольм. — И что?
— У меня есть некоторые доказательства причастности к этому и твоего драгоценного Хён Джуна. — оповестил Мерфи, внимательно глядя в глаза Лоуренса.
Лори похолодел. Он прекрасно осознавал, что Джун не святой и наследует крупную компанию. Естественно, в его интересах, чтобы этот бизнес процветал на легальной основе. Но если парень действительно помогал матери в таком неблаговидном деле, то можно ли его осуждать?
— Возможно, ну и что из этого? — пытаясь выиграть время, поинтересовался Лори.
— Если я обнародую некоторые данные, то бизнесу Квонов придёт конец. Более того, сам понимаешь, это тюремный срок для обоих: и матери, и сына.
— Зачем ты мне об этом говоришь? — сдавленным голосом спросил Малькольм.
— Затем, малыш, что я прекрасно знаю о твоих чувствах к нему. — усмехнулся Шеннон.
— Чего ты хочешь? — прямо отрубил Лори, ещё не понимая, к чему клонит Мерфи.
— Не желаешь ли спасти дорогого тебе человека? — задал вопрос Шеннон бесстрастным тоном.
Лори промолчал, хотя по его красноречивому взгляду было ясно, что он пойдёт на многое ради помощи любимому. И в этот момент Малькольм не думал о том, как тот любимый поступил с ним. Важным стало лишь одно — не допустить страшной участи для Джуна.
Мерфи правильно истолковал молчание Лоуренса:
— Я уничтожу весь компромат на Квонов, если ты согласишься поучаствовать в одном проекте, за который тебе хорошо заплатят.
— В чём подвох? И какая тебе выгода от этого? — Лори нахмурился.
— Мне нет резона топить семью Хён Джуна, сейчас их дела идут хорошо и это полезно для развития нашей экономики. Я ведь в Совете, помнишь? — Шеннон вздёрнул подбородок. — Моя задача — заботиться о процветании города.
— Тогда я не понимаю…
— Лори! — перебил его Мерфи. — Ты очень опрометчиво поступил, когда выбрал не того любовника. У меня есть гордость, знаешь ли, и эта гордость весьма уязвлена. Джун тоже достаточно потоптался на ней! Дважды! — мужчина явно разозлился, хотя и старался держать себя в руках. — Полагаю, я вправе желать отомстить.
Шеннон помолчал, собираясь с мыслями:
— Для начала, я получу тебя. Оттрахаю так, что ты никогда этого не забудешь. К тому же… — он сделал многозначительную паузу и неприятно улыбнулся, — я знаю, что тебе предлагали съёмки в порно-ролике, но нарвались на категорический отказ. На сей раз придётся согласиться. Я хочу, чтобы ты понял, каково это — когда чувство собственного достоинства измазано в грязи.
Лоуренс стал бледнее мела:
— Нет…
— О, не беспокойся, видео не попадёт в сеть или к кому бы то ни было. Нет нужды ломать твою карьеру актёра… Да-да, как видишь, я и об этом знаю. Я оставлю ролик для себя. Спрячу так, что никто не найдёт, мне ведь не нужны неприятности. Но и ты, взбреди в твою голову мысль подать на меня в суд, ничего не докажешь. Я жажду самого факта твоего унижения, — мужчина торжествующе улыбнулся. — Джуну тоже перепадёт «сладенького», ведь для этого засранца нет ничего хуже, чем быть кому-то обязанным. А он будет. Ты сам скажешь ему об этом. Это третье и последнее условие. Времени на раздумья нет: или ты соглашаешься и мы отсюда едем на съёмки, или я прямиком отправляюсь в полицейский департамент.