Это был Пешнег, конь Серафиты.

– Это… к твоему празднику, – запинаясь, сказал Мика.

Серафита приняла подарок, едва взглянув на него.

– О, Мика, – сказала она и небрежно положила резную поделку на туалетный столик. – Это так мило.

Мика посмотрел на фигурку – над которой он трудился столько ночей, стирая в кровь посиневшие от холода пальцы; за которую его избил Калеб, когда увидел, что Мика израсходовал на неё хорошее льняное масло; которая, он надеялся, даст понять Серафите, как он её любит и как она ему дорога…

Он с грустью смотрел на свою работу. Она оказалась ненужной. Грубой и безжизненной.

Рядом с ней лежала брошь, сделанная из филигранного золота, усыпанная по краям драгоценными камнями, а в центре на изысканном чёрном камне красовался силуэт лошади, вставшей на дыбы. Очень тонкая, совершенная работа…

– Будешь стоять там и глазеть всю ночь, деревенщина? – спросила Серафита.

Она притянула его к своему тёплому телу и увлекла к кровати…

Мика открыл глаза, силясь понять, где он. Он попытался привстать, но у него перехватило дыхание от резкой боли. Подняв руку, он нащупал повязку, сдавившую ему грудь и мешавшую дышать.

Человек в видавшей виды одежде сидел за каменным столом посередине каменной хижины и пристально изучал Мику. Увидев, что тот очнулся, он встал и подошёл к нему. Наклонившись, он протянул Мике кожаную флягу.

Мика приподнялся и сел, хрипло постанывая от боли. Взял флягу, обтёр её горлышко и сделал глоток.

Ликёр. Крепкий, резковатый и разгорающийся огнём в горле и груди. Мика вернул флягу мужчине.

– Ещё немного?

Мика облизнул губы. Ликёр был хорош. Мика поднял глаза на мужчину, предлагавшего ему флягу. Его бледно-голубые глаза смотрели равнодушно. Мужчина языком переместил кусок жёваного корня из одного уголка рта в другой.

– Ну?

– Вы уверены?

– Я не стал бы предлагать, если б не хотел поделиться, – выдавил он, взбалтывая содержимое фляги. – Будешь, не будешь – мне всё одно.

Мика потянулся за флягой, снова протёр горлышко ладонью и сделал глоток, а затем протяжно выдохнул, выражая одобрение.

По качеству напиток был чем-то средним между грубым самогоном с фермы и мягким ароматным ликёром, который он однажды пробовал, – из зелёного сосуда со сломанной восковой печатью. Он немного обжёг язык, но зато глаза после него не слезились, и Мика с удовольствием ощутил тепло, которое ликёр разливал по его телу. Мика вытер губы тыльной стороной ладони.

– Понравилось?

– Очень, – сказал Мика.

Он вернул флягу мужчине, тот поднёс её к губам и сделал глоток. Затем свёл брови, прищурился и наклонился чуть вперёд.

– А знаешь что, – сказал он медленно. – Ты ведь не хотел этого делать.

Мика был озадачен.

– Делать что?

Мужчина провёл ладонью по горлышку фляги.

– Вот это, – сказал он. – Некоторые люди расценили бы это как неуважение.

– Неуважение? – Мика почувствовал, как волосы на голове зашевелились; во рту пересохло.

– Неуважение в том, что, прежде чем выпить, тебе нужно протереть флягу, сделать её чистой, – немигающий взгляд мужчины стал твёрже. – Чистой, понимаешь? Выходит, что до тебя она была грязной… что я грязный.

Мика шумно вдохнул.

– Я… я вовсе не хотел… – он сглотнул. – Я не хотел обидеть вас, сэр, или проявить неуважение.

Лицо мужчины смягчилось, его бесцветные глаза снова заблестели.

– Понимаю, сынок, ты не хотел. Но такие вещи лучше знать. В Змеиной пустоши легко нажить себе врагов, и хоть я, в общем-то, не создан для компании, вынужден признать: бывали времена, когда мне приходилось собирать всю доброжелательность, на которую я способен.

Мика кивнул. И когда мужчина в третий раз предложил ему флягу, он взял её, поднёс прямо ко рту, быстро глотнул и вернул мужчине.

– Илай Винтер, – сказал тот, протягивая руку.

Мика крепко пожал её.

– Я Мика, – поспешил ответить он и улыбнулся; на его лице читалась смесь радости и облегчения. – И мне очень приятно познакомиться с вами, Илай, – добавил он. – Если я могу вас так называть, сэр?

– Можешь, сынок, раз это моё имя, – ответил Илай. – И раз уж мы вместе выпили флягу зелёного ликёра. Как твоя рана? – спросил он, хмурясь.

Мика опустил голову и осторожно потрогал повязку кончиками пальцев.

– Кажется, немного лучше, – сказал он.

– Может, это из-за ликёра, – холодно буркнул Илай.

– Хочу поблагодарить вас за заботу, – сказал Мика. – Я в долгу перед вами за вашу доброту.

– Пустяки, – бросил Илай, вставая. – Не стоит благодарности.

Мика наблюдал за Илаем: тот направился к центру хижины, подбросил поленьев в огонь, что-то помешал в котле, что-то перевернул в сковороде, и в ней зашипело. Он принёс мятую металлическую тарелку, полную копчёной рыбы с зеленью, и протянул её Мике. Еда была хороша на вкус, но аппетита у Мики совсем не было.

– Вы первый, кого я встретил за несколько недель, – сказал он Илаю. – По крайней мере, первый живой, – добавил он.

Илай кивнул.

– Змеиная пустошь – суровое место, спору нет.

Мика набрал полный рот рыбы, прожевал и проглотил.

– Первый, кого я видел, умер от жажды, – сказал он. – А двое других… Не могу точно сказать, что с ними приключилось, но судя по их ранам, они умерли не своей смертью…

Он прочистил горло, подавив поднимающийся кашель, и отставил тарелку в сторону. Илай сдвинул брови и внимательно, с прищуром посмотрел на Мику.

– Глубокие раны? – спросил он. – Как от пики или от копья?

Мика кивнул.

– Откуда вы знаете?

– У тебя такие же.

Кашель снова подступил, и на сей раз подавить его не удалось; с ним пришла острая колющая боль. Мика застонал и прижал руку к повязке. От кашля в груди будто прокручивали острое лезвие, на глазах выступили слёзы, и на раскрасневшемся лице застыла гримаса боли. Илай передал ему флягу с ликёром, Мика опрокинул её себе в рот и с благодарностью глотнул.

– Беспокоит, так ведь? – спросил Илай, кивая на грудь Мики.

– Всё… всё в порядке, – ответил Мика, задыхаясь; но, отняв руку от повязки, обнаружил, что пальцы у него липкие от крови.

Мика снова закашлялся и сплюнул: в слюне тоже была кровь. Пятно тёмно-красного цвета расползалось по повязке.

Илай покачал головой.

– Я надеялся, что смог остановить кровотечение, но раны вроде твоей требуют более серьёзных навыков, чем мои. Я змеелов. Зарабатываю на жизнь, торгуя змеиными шкурами и обмениваясь тем-сем. Я вовсе не лекарь.

Тут он заметил ужас, отразившийся на лице Мики.

– Но ты не вешай нос, парень. Я знаю кое-кого, кто может помочь.

Мика сжал губы, пытаясь не закашляться.

– Хотя тебе придётся собраться с духом, чтобы отважиться на такое жестокое лечение, – глаза Илая расширились. – Вылечить рану, которая мучает тебя, может только тот, кто нанёс её.

Мика сглотнул.

– Кто… кто это?

Илай забрал не вытертую флягу.

– Змеерод, – ответил он.

Змеерод.

Мика и раньше слышал это слово. Там, на равнине, три месяца назад, на многолюдной площади в день ярмарки…

– Я змеерод, – объявила женщина.

Она сняла капюшон и показала толпе лицо, покрытое толстым слоем грима и обрамлённое бесцветными белёсыми волосами. Под ярко намалёванными чёрными бровями её глубоко и слишком близко посаженные глаза хитро поблёскивали.

– Я прошла неблизкий путь из далёкой высокой страны…

Толпа охнула.

– Из суровой и пустынной дикой местности, что зовётся Змеиной пустошью…

Толпа ахнула.

– И к вашему восторгу и удовольствию я привела настоящее, живое существо, какое мало кто из вас видел здесь, в плодородных землях равнин.