Он вдруг вспомнил, как в юности спорил с одним отъявленным атеистом по поводу правдивости священных книг. Атеист говорил, что книги эти написаны были во времена, когда народ был темен, и служили лишь для того, чтобы подчинять себе людей. Артем тогда не возражал особо, соглашаясь, но все-таки один козырный аргумент у него был.

Он говорил с победным тоном:

– И все-таки, если хоть одно слово правды о сотворении мира есть в Библии или Евангелии, то однозначно это слово было сказано ближе к самому моменту сотворения мира, чем в то время, в котором мы сейчас произносим слова, а значит, то слово вернее нашего.

Артем нажал на кнопку открытия интернет-браузера на своем смартфоне и быстро нашел текст Евангелия от Иоанна.

«3 Все сущее Бог создал Словом, и без Него, и вне Его, ничто из сущего не существует».

Адвокат продолжил размышления:

«Что такое слово, говоря современным языком… Единица языка. То есть первичная информация. Информация… Значит, «в начале всего» была информация, некий байт информации, который и был тем, что создало все! Нолик… Или единичка… Двоичный код, которым пишется любая компьютерная программа. Любое, самое детально прорисованное существо в компьютерной игре о цивилизации – это набор единичек и ноликов. И облака, и небо, и горы – все это – нолик, нолик, единичка, нолик… Информация. Я – программист, например. Я пишу программы, компьютерные игры. Нолики и единички, из них получаются компьютерные люди. Я знаю, что они, эти люди – набор ноликов и единичек «по моему образу и подобию». Но они этого не знают. Они знают, что их кто-то создал – я могу им подсказать, что это был я «по своему образу и подобию», они могут верить в это или нет, но все равно в начале их жизни был не я, а нолик-нолик-единичка-нолик, то есть Слово.

– И Слово было у меня, и я был Словом! – с довольным выражением лица вслух произнес адвокат.

Машина подъехала к офису и остановилась.

– Слово, слово, слово… – повторял Каховский, поднимаясь по лестнице особняка в центре Москвы, где на втором этаже находился его офис. После посещения изолятора с его специфическим духом ноздри приятно щекотали ароматы пролетавших мимо женских духов, державших невидимыми нитями своих хозяек, и терпкий запах кофе, рвущийся на свободу из-за каждой двери.

Рыженькая бойкая секретарша, по должности помощник адвоката, Валя, увидев шефа, улыбнулась и сказала:

– А вас ожидают в переговорной. Здравствуйте, Артем Валерьевич.

– Кто? – спросил Каховский, пытаясь вспомнить, кому он назначил встречу в это время.

– Виктор Михайлович, профессор ваш. Полчаса ждет уже, – отрапортовала Валя.

– Спасибо, Тина, – улыбнулся Артем, учитывая, что Вале нравится, когда ее называют Тина.

Несмотря на то что все в офисе коллегии адвокатов знали об этой симпатии Валентины ко второй части ее имени, все-таки настойчиво звали ее Валя. Никто не делал этого со зла, просто почему-то так было принято в коллективе. Возможно, потому, что сам Артем Валерьевич, когда сердился на Тину за какой-нибудь промах на работе, называл ее Валя, причем делал это с акцентом именно на имя, вставляя его как можно чаще в свои воспитательные инвективы:

– Ты, Валя, просто невнимательна, понимаешь? Не в том смысле, что невнимательна вообще, Валя… А в том, что в данном конкретном случае ты проявила особую невнимательность, то есть отсутствие внимания к важной детали, а нам, Валя, адвокатам, платят за внимательное отношение к деталям. А раз ты, Валя, помощник адвоката, ибо именно так называется твоя должность, а не секретарша какая-нибудь, то внимание к деталям – это твоя прямая обязанность, понимаешь, Валя?

Каховский говорил это с каким-то спокойствием, вроде как нехотя, отчего Тина очень страдала из-за угрызений совести и иногда удалялась после таких высказываний в ее, Валин, адрес, всплакнуть на офисную кухню.

Сегодня она была Тиной, о приходе профессора В. М. Красевича забыла не она, а адвокат, поэтому Тина с особым удовольствием протянула:

– Виктор Михайлович выпил уже чаю, дважды. Может, вам тоже чай? Или кофе?

– Давай чай. Зеленый. И пригласи ко мне в кабинет профессора, не хочу я в переговорной.

Каховский любил свой кабинет, он крайне редко проводил встречи в переговорной комнате, разве что когда народу было много или документы требовали разложения на огромном столе. Тем более общаться со своим бывшим университетским преподавателем и научным руководителем при подготовке диссертации, он считал, в комнате для переговоров было бы не по-семейному.

Виктор Михайлович был заслуженным деятелем науки, известным ученым-криминологом с мировым (насколько можно было считать российскую юридическую науку частью мировой) именем. Он вошел в кабинет своего ученика, дребезжа чашкой недопитого чая о блюдце, неся их из переговорной, несмотря на настойчивые просьбы Тины сделать это за него.

– Здравствуйте, Артем Валерьевич, – профессор пожал Каховскому руку, ставя чайный прибор на приставной столик у рабочего стола адвоката. Из правой руки профессора произрастал подержанный традиционный преподавательский портфель, который он перед рукопожатием определил себе под ноги.

– Рад вас видеть, Виктор Михайлович, – приветствовал Каховский своего учителя. – Я, наверное, забыл, извините, не записал в своем ежедневнике время нашей встречи, еду себе такой, весь в мыслях из СИЗО, да и не помню, что вы меня тут ждете. А Валя…

Адвокат взглянул на стоящую в дверях помощницу-секретаря.

– Валя забыла мне прислать СМС или позвонить, чтобы сообщить, что вы ждете.

Бывшая минуту назад Тиной, Валя надула губы и вышла в сторону кухни поплакать над завариванием чая.

– Ну, не ругайте Рыжика, Артем Валерьевич, это я ее заговорил. Она меня развлекала, а я умничал. Люблю я это занятие, знаете ли…

Профессор снял очки, достал из оттянутого бокового кармана пиджака платок и долго протирал стекла, периодически всматриваясь в их чистоту, как в прицел снайперской виновки, сощурив один глаз.

– Тем более что мы не договаривались с вами. Я просто был рядом, читал лекцию для студентов тут в одном вузе, халтурка, знаете ли… Правда, сейчас уж и не знаю, халтурка или пахота. Раньше придешь к ним, бывало, лекцию читать с какой-нибудь темой отвлеченного названия, анекдотик расскажешь, случай какой из практики, ну так, отдохнешь душой. Им-то до лампочки эти лекции, они ж внепрограммные… Так, приманка для студентов, мол, светило ученое к вам, вуз-то коммерческий… А сегодня прихожу, мне говорят, лекция в большом зале. Я и напрягся… Думаю, чего там в большом зале делать с этой группой. Обычно там человек двадцать, ну от силы тридцать… Захожу… батюшки! Там человек двести, и на видео снимают две камеры по углам. Анекдотами не отделался, в общем, – закончил рассказ Красевич, водрузив очки на положенное им на носу место.

– То есть вы пришли просто чаю с печеньем выпить и с Рыжиком поболтать, – засмеялся Каховский.

– Точно так-с, – прибавив колоритное «с», улыбнулся в ответ профессор.

– Ну, раз уж пришли, может, поделитесь со мной своими мыслями вот на какую тему, – Каховский пересказал свои недавние умозаключения по поводу силы слова, мантры и происхождения человечества.

– Я что думаю, – продолжил Артем, – ведь если основа всего – Слово, следовательно, среди обилия слов должно быть ключевое слово? Ну, как бы ввод всего потока информации? Ну, как программист, написав эти нолики и единички, он же нажимает на кнопку… Или даже нет, скорее, компьютерные герои в игре, они ведь ничего делать не будут, пока не будет произнесено ключевое слово или подан знак, чтобы программа начала включать уровень развития игры. Ходишь, допустим, по лабиринту, на кирпичики жмешь, как в игре-бродилке. Найдешь нужный, выйдешь. Или вот фильм был американский… как он… С Джадом Лоу. «Экзистенция»! Там был момент, когда Джад попал в компьютерную реальность, разговаривал с героями игры, и один из них завис, не реагировал на фразы, потому что Лоу, точнее его герой, никак не мог понять, что говорить. А когда понял, его собеседник все равно продолжал тупить. Оказывается, надо было обратиться к нему по имени, чтоб он понял, что обращаются именно к нему.