вобравший ближайшие деревни, чтобы отсюда созывать рабочий класс на смены гудком некогда, Томск вынужден юлить тут деревенскими улочками и вывесками. и я юлю мыслями, жаркие окна новостроек и одинокие окна изб подогревают воображение – неизвестно, как этот пасьянс сложится, если я выскачу за незнакомкой. и главное – где выскочу. знаю, что есть тут откровенно бандитские испокон двадцатого века районы, где могут прирезать незнакомца просто из-за вида его пёстрого. а тут, к тому же, не пустой – сам привёз, чем поживиться. ублюдки-уркаганы-убийцы закусят водку детским питанием с грубым хохотом, чокнутся трофейными баночками, налив ровно по пятьдесят…

игровая двусмысленность может вгонять в ступор нерешительности или же веселить – что-то произойдёт… но тут снова вовремя раздаётся вибрирование в кармане, это звонит жена, словно чувствует моё жжение-напряжение на расстоянии. и двери открылись как раз, остатки салона вываливают, платят кондукторше, ранее мной незамеченной.

– Ты где?

– Да вот еду всё, сел на тридцать третий вместо тридцать четвёртого.

– Ну, это ты долго будешь ехать. А мы ждём папочку на тёщины пироги и даже пиццу!

– Еду-еду… Пока!

– Пока-пока.

входящие спрашивают: «До Авангарда идёте?». это концертный зал, где выступают столичные попсари и рокеры, кажется – и он точно в какой-то запредельной от нас части города. куда же мы всё-таки катим?! что-то мне перестаёт всё это нравиться. но девушка напротив, слышавшая мои короткие реплики, нравиться продолжает. она снова будто ничего и не слышала, оглядывает зашедших, даже кому-то пояснила, куда автобус идёт. меня теперь волнует вопрос: она проехала свою остановку или нет? кто из нас держится за другого, а кто нет? я-то до упора еду, а вот она?

вошедшие расположились в задней части салона. теперь спереди – только я, она, да семья водителя – как я раньше не догадался? – жена его молодая это кондуктор, а сынишка их за компанию, оставить не с кем. жена шофёра на меня всё время, принимая червончики и пятаки, глядит весело. она заметила, что я здесь старожил, уже около часа еду, равно как и девушка, и что-то нас держит…

чтобы вести разговор, надо снять кольцо, по возможности незаметно. засовываю правую и весьма неправую сейчас руку в карман, тихо оставляю там кольцо – визуальное предательство совершено, обман начинается… на некоторых остановках стоит столько народу, что ясно: автобусы тут редкость. они лезут из осени, из прохладного уже вечера в наш салон, как в последнюю возможность покинуть хмурые кварталы частного сектора. это вроде Подмосковья, где заборы резко сменяются панельными возвышениями…

наконец, долгожданная зашедшими прежде, какая-то крупная остановка у торгового центра и снова пивных – вымывает из салона всех, если верить ушам, оглядываться-то тоже не полагается. сейчас уже два внимания обращены на меня – жены шофёра и институтки. да, флирт-шоу может начаться в любой момент. и этот полосатый весьма красноречив, если решится.

груди у неё нет практически – настолько юна и не наполнена веществом будней первокурсница. но видно, что непопсОва её красота – лицо сообщает многое. главное – внутри, чёрт меня побери. её спокойный взгляд в окно показывает, что волнение в данный момент – только на моём полюсе. мужчины вообще взволнованный вид – им надо стараться в отношениях с женщинами, всегда, они являются двигателем и питанием… теперь я поигрываю своей неокольцованной кистью – но ей и дела нет до этого. достаёт свой мобильничек с какой-то висячей на нём игрушкой, прошлогодняя школьница… прямой угол наших взглядов сохраняется. она при этом придвинулась к окну, чтобы оказаться напротив меня совершенно. а снизу там, под коленом её в лосине – жарит пахнущий слегка нефтепродуктами выхлоп мотора, я это прекрасно знаю. так устроен автобус – зимой этот подогрев радует продрогшие на тридцатиградусном морозе ноги, но сейчас, в тёплом октябре, да ещё девушку… однако она терпит.

надо спешить, по идее: чем дальше, тем больше вероятность её выхода. а я не успею сказать ни слова. о чём говорить? о, можно пообещать ей студенческие каникулы в Москве – не в первый раз, тут фантазия и импровизация беседы не подведут. краснодарскую девственницу однажды так завлёк. надо только сделать этот шаг на одно место вперёд: оставить сумку на своём и сесть напротив неё.

а новостройки всё кружат голову, а автобус всё извилистее едет вдоль каких-то заводских бетонных оград и кромешной тьмы, прореженной фонарями. и я улучаю момент, чтоб оглянуться, как бы любуясь ночным пейзажем: в салоне позади нас нет ни души. что же это, если не судьба – из всего автобуса оставить лишь двух пассажиров и трясти их на круговых развилках, проверяя прочность сцепки взаимного внимания и чаруя пасьянсами окон?

и вся шофёрская семейка, включая сынка, глядит на нас. меня разбирает нервное веселье. просто не могу уже не улыбаться – я это устраиваю, может, чтоб показать ей, что сдаюсь. но выходит, что колеблюсь. немужское поведение: в таких ситуациях ожидают только решительности и нажима… а я отдаюсь полностью видимому всему за окном – улыбаюсь побеждающим меня пригородам, тем самым местам, где возможен наш совместный выход.

если выйду, то другого автобуса в сторону дома не будет. да и опаздывать далее некуда, и так уже ждут, волнуются – это будет выход из всей сложившейся до сих пор жизни, из своего проекта. выход наугад, так как там – либо страсть и квартира каких-нибудь её друзей, а если уж повезёт, то её пустующая квартира…

честный вход в неизвестность, как из поезда посреди полей случайной бестаможенной республики, выход на бис, на милость города, который может распахнуть недельные хмельные и страстные объятья, повести по квартирам знакомых её, а может и прирезать или избить всё в той же компании… но прошли времена такого наобума – девяностые.

обращаю, наконец, прямой, долгий, откровенный взгляд в её большие карие. однако она, давая себя разглядывать, привычно выпрыгивает вниманием в окно, на этот раз уже без тени улыбки и симпатии на лице. что-то не испуганное даже, а надменное и хмурое мелькнуло в карих и вокруг них. да, я просрочил женское ожидание – а моё веселье-шоу, придурковатое и дурашливое, могло зарекомендовать меня только как сумасшедшего, зависшего в точке принятия решения, внутренне хохочущего над своим хотением её.

в этот момент – настало время её (законного по правилам игры) звонка другу, точнее, он звонит ей. она улыбается как-то лично, видя имя на мобильном, говорит без какого-либо акцента, образованно так говорит – теперь мне, в ответ на речевую грацию реплик москвича, являя свою…

– Нет, вот еду пока…

– У меня всё прекрасно. (на последнем слове глядит иронично на полосы моей рубахи)

– Да, вот прям все пары о тебе только и думала… (всё с той же, но усиленной какой-то обидой, иронией, уже ему адресованной – чувством дразнящей, но верной особы)

– Голодная, приготовь чего-нибудь, уже скоро. Целую.

обыкновенная студентка. наверное, снимает комнату пополам с парнем. их много тут таких, студиозусов – скорее всего, не томичка она, обознался. из Новосибирска или Омска, из академической семьи, поэтому такая чистая речь… нормальная первокурсница – кто ж нынче без парней? вот он и ждёт её, какой-нибудь веб-мастер, как и я работающий на дому в виртуальности Сети, а вечером награждаемый реальностью в её лице.

тут она вскакивает, сбрасывает монетки в ладонь кондукторши, властно берётся за поручень, даже не глядя в мою сторону. вид чёрных лосин сзади такой же не вдохновляющий, как вид спереди ниже лица – какая-то неприветливая плоскость при широкой расстановке ног. это всё не моё, и моим быть не желающее. я не ошибся – прыгать сейчас ей во след было бы просто глупо. однако я через сумку-якорь как-то накренился в её сторону, снова ожидая любого сигнала извне… но его не будет, она торопится – голодная юная женщина хуже стихии. если бы я её прижал где-то в подъезде и целовал, она бы дышала изголодавшимся нутром, слишком знакомый мне из моего прошлого (прошлого века, прошлого романа) запах…