© Закавряшин М., 2019

Я помню, как лежал в колыбели, и голос отца – низкий, спокойный, серебряный, – лился издалека. Он плыл по воздуху. Сквозь темноту. Заполнял собой медленный тягучий мир.

Отец в этом мире был таким высоким, что дотягивался до небес рукой. Словно Господь он зажигал звёзды над моей кроватью. Пятиугольные, светящиеся. Звёзды не были похожи на настоящие. Отец развешивал их на невидимых нитях, и говорил о том, что со временем ночь перестанет пугать.

– В детстве, – говорил он, – все мальчики боятся темноты. Боятся, что в их сны прокрадётся ведьма из сказки, но, повзрослев, начинают об этом мечтать. Вот увидишь, сын, однажды ты пойдёшь за ней, и сам не заметишь, как прогулка превратится в путешествие длиною в жизнь. Темноглазая заманит тебя на край света, ни раз и ни два. Увидев её однажды во сне, ты навсегда потеряешь покой. И пусть сейчас тебе страшно. Очень скоро это изменится.

Отец говорил спокойно и тихо. Он всегда говорил правду, но той ночью невольно ошибся. Мне не было страшно, хоть в тёмном углу я и видел силуэт женщины. Она была черноволоса и высока. Даже выше отца.

Гостья смотрела на меня, как на добычу. Её пурпурное платье сияло бледно-голубой дымкой. Улыбнувшись, ведьма проплыла по воздуху к колыбели. Нависнув, черноволосая взяла мою крохотную ладонь и тихо произнесла:

– Здравствуй, хранитель. Слушай голос и учись видеть сны. Нам предстоит долгая прогулка на запад.

Отец заметил, что я смотрю в одну точку. Невольно обернулся. Окинув комнату взглядом, вновь склонился над колыбелью, и прошептал на ухо:

– Не бойся всматриваться в темноту. Однажды ты увидишь, как в ней зарождается серебряный свет. Мрак расступится, и все тайны мира вдруг раскроются перед тобой. И тогда ты увидишь, как непредсказуемо бывает наше с тобой путешествие.

Почти двадцать лет прошло с той лунной и звёздной ночи. Отец ушёл из мира, но эхо его слов навсегда сохранилось в памяти.

И вот сегодня, теплым весенним утром, случилось то, о чём он предупреждал меня ещё в детстве. Началась моя долгая прогулка на запад.

Я прошёл мимо зеркала и не заметил в нём отражения. Это не показалось странным. Даже наоборот, немного порадовало. Ведь, если нет отражения, значит, нет и меня. А если нет меня, то нет и копны светлых волос, вечно торчащих во все стороны на макушке. Получается, судьба позволила не расчёсываться.

Когда закурил на балконе и не ощутил слабости после первой утренней сигареты, то тоже не удивился. Все эти мелочи были так незначительны, ведь я чувствовал, что сегодня особенный день. Сегодня я, наконец, решился.

Электронные часы на запястье странно мерцали, но время показывали точно. Шесть утра. Самое время, чтобы выпить чашку крепкого кофе. Не глядя по сторонам, я накинул рубашку, прошёл на кухню и открыл дверцу шкафчика. Варить нормальный напиток было лень, поэтому я решил обойтись растворимым.

– Доброе утро, Юра, – прозвучал бархатный голос за спиной.

Банка с кофе едва не выпрыгнула из рук. Чёрт! К этому невозможно привыкнуть.

– Привет, – буркнул я, повернувшись к девушке. – Обожаю твою тактичность.

Она сидела, облокотившись на угол кухонного дивана, вызывающе вытянув ноги. Кружевной верх одного из чулок выглядывал из-под чёрной юбки-колокола, а фиолетовая рубашка расстегнулась на несколько пуговиц – до той самой границы, что не позволяла интриге превратиться в пошлость. Мириам игралась с локонами, и темные волосы каскадом лились по тонким плечам. На вид подруге было около двадцати, но ни для кого из нас не составлял секрета её реальный возраст.

Мириам странно улыбнулась и взглянула с хитринкой в глазах.

– Как самочувствие?

– Вроде неплохо, – пожал я плечами. – А с каких пор это тебя волнует?

Я достал кружку. Глазами поискал чайник, но на привычном месте его не оказалось.

– Значит, всё в порядке? – вновь спросила девушка.

– Ну да, говорю же. Не видела чайник?

– Нет, – Мириам покачала головой. – А ты не помнишь, когда надел джинсы?

Я задержал взгляд на девушке. Что это с ней сегодня? Задает странные вопросы. Джинсы… какие к чёрту джинсы? Ну вот они – на мне.

Стоп.

А ведь и правда. Я не помню, чтобы надевал что-то, кроме рубашки. И часы на руке… Всегда снимаю, когда ложусь спать.

– Так что с ощущениями? Может, странные вибрации? – продолжала играть Мириам.

Но осознание уже пришло. Я зажал пальцами нос, как ныряльщик, и глубоко вдохнул. Воздух беспрепятственно прошёл сквозь преграду, чего по законам физики произойти не могло.

Всё понятно. Я сплю.

– Умница, – поаплодировала подруга, – залезай обратно и собирайся. Иначе придётся ползти по пробкам. До встречи.

– Чтоб тебя разодрало. А нельзя что ли сразу…

Мириам исчезла. Это было в её стиле.

Выругавшись, вернулся в комнату, где обнаружил себя мирно спавшим в кровати. Моё тело лежало на спине, словно окаменевшее, и лишь едва заметно двигалась диафрагма.

Помнится, когда в детстве я первый раз увидел такую картину, то подумал, всё – конец. А потом ничего, привык. Внетелесные путешествия мне даже понравились, но сегодня на них не было времени. Сегодня ждала дорога.

Подпрыгнув, я пролетел пару метров по воздуху, завис над кроватью, и затем плавно опустился в тело.

Открыл глаза. Первым делом зажал нос и попытался вдохнуть. Не смог. Отлично. Я проснулся по-настоящему.

Присев на кровати, уставился в пол и просидел так несколько минут, бездумно рассматривая узор линолеума. В голове крутились бессмысленные образы, а тело требовало, чтобы я плюнул на всё, лёг обратно в постель и укрылся тёплым одеялом. В левой ноге затихали вибрации – казалось, будто сквозь мышцы пропустили электрический ток, но боли я не чувствовал. Так часто бывало, когда сознание ещё плавало между сном и бодрствованием. Уже знал, что если сейчас лягу и закрою глаза, то уже через пару минут вновь окажусь в сновидении.

Я растёр ладонью опухшее лицо и громко зевнул. Наспех заправив кровать, поплёлся в ванну – решил привести себя в чувство. Принимать контрастный душ не входило в планы, но дешёвая сантехника плевать хотела на чьё-то мнение, и сама решала в каких пропорциях смешивать горячую и холодную воду. Стоило повернуть кран на пару лишних миллиметров, и лёд превращался в кипяток. В общем, нормально помыться не удалось, зато сон, как рукой сняло.

Честно говоря, я намерено растягивал утренние процедуры. Решимость и уверенность в собственных силах вдруг куда-то исчезли, стоило привести мысли в порядок.

Мокрый и посвежевший, опоясавшись полотенцем, стоял в коридоре, и, неспешно попивая утренний кофе, разглядывал пухлый рюкзак. Он был собран ещё неделю назад. С того момента я, наверное, раз десять перебрал его содержимое – что-то докладывал, что-то вытаскивал. Счёт шёл на граммы, а потому каждая вещь подвергалась жёсткому цензу. Полезность, удобность, незаменимость – вот главные критерии, сформировавшие мой багаж.

Взял рюкзак за верхнюю ручку и приподнял на пару сантиметров. Тяжеловато. На спине, конечно, будет проще, но ведь и носить его придётся постоянно. Может выкинуть ещё пару вещей? А что именно? Я и так урезал снаряжение, даже палатку не взял. Только спальник и маленькую надувную подушечку.

– «Подушечку» – какие милости, – шепнула Мириам над самым ухом.

Я подпрыгнул на месте и подавился кофе. Затем выругался – грязно и в несколько этажей, как автослесарь, которому на ногу свалился домкрат.

– Мэри, твою мать! Можно не так неожиданно?!

Она обошла вокруг и, нахмурившись, легонько щёлкнула пальцем по моему носу.

– Не называй меня этим мерзким словом. Мэ-э-эри. Фу! Как будто больная овца умоляет добить её.

Девушка помолчала немного, играя с локонами, и взглянула с ожидающим видом. Я промолчал и прикинулся, будто не понимаю, какие слова она хочет услышать.