Джугавшили засмеялся, Онопко скромно заулыбался. В Петрухе действительно было если не полтора центнера, то близко к этому. Но, как все полные люди, он был добряком и на шутки не обижался.
–– Вот, картошечка с тушёночной, горяченькая. – Он поставил на стол чугунок, который источал потрясающий запах. Все тут же забыли предмет беседы и с вожделением стали протягивать миски.
–– Давайте насыплю, парни. – Петруха протянул руку. – Вы – герои. Сам слышал, как вашего командира и вас хвалил по телефону сам командующий фронтом. Я когда нашему комбату обед носил, так все и услышал. Немца вы какого-то ценного достали, знает до хрена и больше. Так что готовьте дырочки. – Он улыбался и щедро насыпал горячую картошку, щедро разбавленную кусками мяса.
Смирнов поднял свою кружку:
–– Давайте выпьем за …
–– Приятного аппетита. – Командир появился как обычно. Беззвучно и внезапно. Просто возник ниоткуда. Петруха даже вздрогнул. Он не был в группе и не привык еще к этому.
–– Здравия желаю, товарищ…
–– Отставить, – Андрей сел рядом на лавку, и жестом остановил встающих подчиненных. – Как отдыхается?
Петруха с каким-то суеверным ужасом на лице попятился к двери и исчез практически так же быстро, как появился лейтенант. Только намного громче. Андрей, не оборачиваясь, сказал ему вдогонку:
–– Чая поставь парням, а то весь самогон попьют.
Посмотрел на Смирнова и, увидев в его глазах вопрос, кивнул головой.
–– Пейте, пейте. Сегодня можно.
Подождал, пока бойцы выпьют, закусят. На взгляд Джугашвилли, лишь кивнул головой, мол, ешьте, все успеется. Так же жестом отказался от предложения поужинать с ними. Потом сказал:
–– Звонил за Пашку. Вроде ничего. Жить будет. Только на фронт больше не пустят. Жалко, хороший парень, хороший боец.
Сказал, как отрезал. Но с грустью. С какой-то отцовской горестью. «А ведь совсем молодой», –подумал Смирнов, глядя на командира. – «Сколько ему? Двадцать два? Двадцать пять?» За все это время они так и не поговорили по душам. Может виной было отвращение командира к спиртному (говорил, мол, папа алкоголик был, насмотрелся), может просто не было времени вот так вот посидеть за столом, поужинать вместе. После каждого задания командир уходил и виделись они только вечером, а то и ночью, когда сил разговаривать уже не было. Но Смирнов не переживал по этому поводу. Во-первых, было такое ощущение, что везение их командира как-то отражается и на нем, вон уже, сколько рейдов в тыл врага – и ни одного ранения. А, во-вторых, так быстро ордена, медали и звездочки еще не появлялись на груди и плечах Смирнова. Поэтому, чего греха таить, ему жилось хорошо. А когда получил назначение к «Зверю» (так з глаза называли легендарного разведчика 2-го Белорусского), сначала испугался, немного, конечно. Но потом понял, что такого командира еще надо поискать. Вот и сейчас, сидит «Зверь», смотрит на них с отцовской любовью и ждет, когда выпьют да покушают. Смирнов вытер рот и вопросительно посмотрел на командира.
–– Все нормально, Леша, все хорошо. Мы молодцы. Генерал звонил, благодарил, лично. Награды обещал. И может отпуск, но сомневаюсь.
–– Да если бы не ты, Андрей, лежали бы мы сейчас в тех воронках, – на «ты» к командиру обращался только Смирнов, остальные пока не имели, видать, такого права, точнее не заслужили пока.
–– Все нормально, Лешка, все выжили, и хорошо. Бережет, значит, Господь. – С этими словами Ветров улыбнулся и обвел всех взглядом. Смирнов посмотрел на Онопко и улыбнулся, «заговоренный», значит…».
–– Вот тут некоторые несознательные бойцы думают, что тебя бабка заговорила. – Смирнов улыбнулся, и кивнул в сторону Онопко. Тот стушевался и опустил глаза.
–– Бабка, говоришь, – Ветров тоже улыбнулся, но как-то совсем по-другому. У Онопко мурашки поползли по телу от этой улыбки, несмотря на весь самогон, выпитый им сегодня. – Нет, Сашка, не бабка. Да и хватит тебе, пожалуй, сегодня пить. А то всякая чушь в голову лезет. Вы тоже не увлекайтесь, – он обвел взглядом подчиненных. – Чувствую, будет нам вместо отпуска следующее задание. Ну да ладно, после войны отдохнем.
–– Андрей, скажи, как ушел? Там же, по меньшей мере, рота шла за нами. – Алкоголь все-таки сказывался. Смирнову хотелось обнять командира, узнать, что у того внутри, излить свою душу.
–– Отдыхайте, Лешка, отдыхайте. Ты же знаешь, «заговоренный» я. – Он подмигнул Онопко, который сидел, боясь пошевелиться, и вышел из избы.
–– Вот так, парни, – подытожил Смирнов разговор и потянулся за бутылкой. Там оставалось не так уже и много. – И так всегда. Всю грязную работу делает. И «языка» притащит, и отход прикроет и живой останется. Столько раз с ним ходил за линию, хоть бы что ему. Может, и впрямь «заговоренный» он. – Он опрокинул в себя остатки самогонки и нетвердой походкой направился к двери. – Спокойной ночи всем.
–– Спакойной, дарагой, – отозвался Джугашвили. – Так все и далжно бить. На то он и камандыр, чтоб жывым возвращаться. Отдыхай дарагой, я тоже пайду.
Последним уходил Онопко. Он задул свечу, каким-то умельцем сделанную из орудийного патрона, посмотрел в темное окошко, перекрестился в тот угол, где обычно висят иконы («А еще комсомолец», – мелькнула мысль) и вышел на улицу…
-– Садись, садись, не надо этого, – командир батальона кивнул Андрею на добротный табурет, стоявший возле стола. На вид ему было, лет сорок, отличная осанка, загорелое, волевое лицо, хитрый прищур лукавых глаз. От него исходила какая-то природная душевная доброта, которую не могла скрыть его суровая внешность. – Комдив звонил мне лично из кабинета командующего фронтом. Ох и хорошего вы «языка» привели. Немцы в шоке, теперь у них паника, войска перебрасывают обратно на север. – Он подошел к карте, которой был застелен весь стол и взял в руки карандаш. – Вот смотри. – Ветров встал и тоже согнулся над столом…
–– Вот такие дела.
Комбат закончил водить карандашом по карте и посмотрел на Андрея.
–– От Имени Союза Советских Социалистических Республик и от себя лично хочу поздравить тебя с внеочередным воинским званием. И бойцов твоих тоже, кстати. Список мне предоставишь позже.
Ветров вытянулся.
–– Служу Советскому Союзу!
–– Вот и чудненько. Сейчас чайку попьем и о делах насущных поговорим. – Он повернул голову к двери. – Эй, Семен, принеси-ка нам чайку, а может, и что покрепче!
За дверью раздался топот сапог, и хлопнула дверь. Комбат удовлетворенно кивнул и снова взял в руки карандаш.
–– Соседи наши звонили, просили твою группу «одолжить». По их разведданным, через неделю в Минск приезжает уж очень большая шишка. Если информация верна, то приезжает сам Вильгельм Кубэ, которого Гитлер, лично, назначил генеральным комиссаром Белоруссии.
Он сделал паузу и посмотрел на Андрея, в надежде увидеть хоть какую-то реакцию. Тщетно. С таким же успехом он мог сказать, что приезжает новый военный репортер или ансамбль песни и пляски. Ветров сидел спокойно, смотрел в глаза комбата и молча ждал продолжения.
–– М-да, Ветров, ничем тебя не прошибешь. Герой, одним словом. Слушай, Андрей, скажи, как это у тебя получается сухим из воды выходить? Столько рейдов, личный состав уже менял сколько раз, а тебе хоть бы хны. Поделился бы секретом с начальством.
Андрей улыбнулся и посмотрел в окно. На дворе была ночь. Лунная и светлая.
–– Заколдованный я, Игорь Михайлович. Не берет меня ни пуля, ни нож, ни бомбы. В рубашке родился, видать.
–– Ну да, ну да. – Комбат задумался. – Побольше бы таких, война давно бы закончилась. О тебе уже легенды ходят по всему фронту. Комдив сказал, беречь тебя надо. Да вот только ты и сам убережешься, и группу свою убережешь. Хотя последний рейд чуть ли не с потерями закончился. Ну, да ладно, все живы – и хорошо. Маскхалаты вам специальные заказал. Суперпрочные. А то вечно рвешь их об «колючки», в клочьях весь приходишь. Уже сколько ходишь, пора бы научиться проползать. – Он прищурился, улыбнулся и посмотрел на Андрея.
