Но Гвинет не собиралась ему сочувствовать.
– Ты же знал, чем закончится суд! – обрушилась она на него. – Неужели никак нельзя было обойтись без него? Нашли бы какой-то способ наказать Свентона не столь болезненно.
– Такого способа нет, – резко отрубил Эдмон. – И ты не видела, как много людей освободили мы с Мэриком. Их около сотни. Сотня людей оказалась превращена в часовые фигурки лишь потому, что чем-то не угодила Свентону!
– Но все же, этот суд…
– Такова Семья, Гвинет. Здесь выживает сильнейший. Слабые – умирают. А я хочу жить. Это неправильно?
– Правильно, но так жестоко! Какая же вы после этого семья?
– Сильная и уважаемая, – горько хмыкнул Эдмон.
– Но ненастоящая, – с уверенностью сказала Гвинет. – Настоящая – где все друг за друга.
– Свентон, убирая тебя, всего лишь заботился о будущем дочери. Значит, его маленькая семья – настоящая? Ведь она оказалась важнее твоей жизни. Если же верить тебе, то ради семьи можно пойти и на преступление.
– Не думаю, – покачала головой Гвинет. – Семья – те, кого защищаешь, оставаясь ради них человеком, а не убийцей.
Это были не совсем её слова – так говорила Кэтрин. Кэт была любительницей подобных моральных кодексов, не считаясь с их невыполнимостью. Но сейчас почему – то Гвинет поддерживала и понимала сестру. Пусть и не родную, но такую… правильную.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил Эдмон.
– Пятнадцать… будет. Через полтора месяца. Это важно?
– Сколько лет ты здесь?
– Второй день, – невольно засмеялась Гвинет. – Тётки ругались, что меня хорошо спрятали, так что забрали меня лишь вчера. Послушай, Эдмон… Говорили, будто живя среди людей, магию теряешь. Как же я смогла вчера ею воспользоваться?
– Поэтому я и спросил тебя о возрасте. Если бы тебя не нашли до того, как тебе исполнится пятнадцать, то твои способности как бы «уснули». И «проспали» бы до тех пор, пока кто-то из твоих потомков не оказался в одном из Домов.
– А снова «усыпить» их не получится? Я не уверена, что хочу здесь оставаться.
– Если ты в день рождения окажешься не у источника, то есть, вне дома, то получится.
– Значит, у меня есть время, – повеселела Гвинет.
– Время для чего?
– Понимаешь… Здесь интересно. Привидения водятся, дома странные… Эдмон, ты не понимаешь. Это же приключение! Маленькое, безопасное приключение!
– Ничего себе – «безопасное»!
– Но дядя Свентон больше не опасен.
– Не стоит недооценивать остальных.
– Эдмон, это называется «паранойя».
– Гвинет, это называется «осторожность».
– Эдмон, вот ты где, – на тропинке появилась тётя Гиацинта. – Я искала тебя. Хотела поговорить.
– К вашим услугам, кузина. Гвинет, я вас покину.
Эдмон встал и подошёл к тёте Гиацинте. Предложил ей руку, и они скрылись из виду за кустами. Гвинет ещё немного посидела на скамейке, но добродушное настроение ушло, и она тоже решила вернуться в дом. Интересно, что задумала тётя Гиацинта… Но подслушивать Гвинет не станет! Ни за что не станет. Хотя бы потому, что маг Эдмон может легко её обнаружить.
Как легко она поверила в магию! Впрочем, после сегодняшнего утра трудно в неё не поверить. Либо она признает существование магии, либо придётся решить: она сошла с ума.
Гвинет вошла в дом и побрела искать свою комнату. Или кого-нибудь, кто подскажет, где её комната. Думать совсем не хотелось.
Вечер прошёл напряжённо. До ужина Гвинет провалялась в своей комнате, глядя в потолок, за едой все молчали, лишь изредка обмениваясь необходимыми репликами – просьбами, а после все разошлись по комнатам. Гвинет хотела пристроиться к Эдмону, поговорить с ним, но он ушёл очень быстро. Пришлось вернуться в комнату.
Стало скучно. Ни телевизора, ни компьютера, ни даже захудалой книжки.
Книжка. Поискать, что ли, библиотеку. Заодно получше познакомиться с домом – Гвинет уже стала в нем ориентироваться, но пока ещё не чувствовала себя уверенно.
Надев джинсы и футболку – платье ей надоело, – Гвинет отправилась на поиски библиотеки.
Поиски увенчались успехом. А ещё, обложившись книгами, за одним из столов сидел Эдмон.
– Эдмон? – окликнула Гвинет.
– Гвинет, – отозвался он, оторвавшись от чтения и принявшись тереть глаза. – Как вы думаете, Свентон мог продавать или дарить часы с пленниками?
– Не думаю. Слишком опасно – вдруг людей чудом освободят?
– Вот и я так думаю. Свентон не настолько глуп. Скорее всего, мы освободили всех, кто пострадал от его рук.
– А кто-то сомневается?
– Гиацинта, – признался Эдмон. – Её муж исчез – говорят, бросил её, – десять лет назад, но, узнав о пленниках часов, она обрела надежду. Похоже, она все ещё любит его и мечтает простить.
– Тётя Гиацинта была замужем? – искренне поразилась Гвинет. – По – моему, она только придаток тёти Гвендолен, а не личность!
– Это обманчивое впечатление. В молодости она была красавица, да и умом не обделена. Не знаю, что сделала с ней Гвендолен и почему Гиацинта так изменилась.
– И чем эти книжки помогут тебе найти мужа тёти Гиацинты?
– Это хроники Дома. Как раз десятилетней давности. Пытаюсь понять, что тогда случилось необычного. Но, похоже, бедолага Дункан просто сбежал, не вынеся гнёта семейки. Хотя он из Семьи, не слишком отличающейся по традициям от нашей, должен бы привыкнуть.
– Ясно, – вздохнула Гвинет. – А тётя Гиацинта правда была красивой?
– Показать её портрет?
– Про фотки слышали?
– Техника не работает там, где бьют магические источники. Здесь нет электричества, освещение работает от магии источника. Так показывать портрет?
Похоже, Эдмон только и мечтал сменить занятие, так что Гвинет кивнула. Да и любопытство никуда не делось. Как же выглядела в молодости невзрачная белобрысая тётка Гиацинта? Такая же серая мышь или все же красотка?
На портрете тётя оказалась яркой блондинкой с сияющими глазами цвета морской волны. Маленькая и хрупкая, но при этом стройная и пропорциональная, она казалась дорогой фарфоровой куколкой, в которую мастер вложил всю душу. Узнать в этой яркой женщине ту, что теперь ходила следом за старшей сестрой и боялась говорить без её разрешения, было практически невозможно.
– С ума сойти, – только и выговорила Гвинет, разглядывая портрет. – А тётя Гвендолен?
Та тоже оказалась очень красивой в молодости женщиной. Но даже тогда на её правильном лице проглядывало выражение вечного недовольства, уже хорошо знакомое Гвинет.
– А какой из этих портретов – мужа тёти Гиацинты? – Гвинет разбирало любопытство. И это при том, что она терпеть не могла разглядывать старые семейные фотографии отца.
– Сейчас посмотрим… Да вот он! – Эдмон показал рукой на изображение привлекательного темноволосого мужчины лет тридцати пяти.
– Симпатичный, – признала Гвинет, разглядывая портрет. – Они, наверное, были красивой парой. Почему же он сбежал? Жаль, портреты не говорят…
Девочка коснулась рукой холста. Ладонь пронзила острая боль.
Гвинет отдёрнула руку.
– Да что же у вас все вещи такие травматичные! – возмутилась девочка, зализывая очередную ранку.
– Травматичные? Странно у тебя проявляется твоя сила, Гвинет, – Эдмон, похоже так и не мог определиться, на «ты» он с Гвинет, или на «вы» то и дело сбиваясь, – но это явно её признаки! Значит, на портрет наложены чары, и сильные. Но кому понадобилось зачаровывать холст и краски?
– Мне-то откуда знать?
– И вы не хотите узнать? – снова вспомнил о вежливом обращении он.
– Снова резать руку???
– Боюсь, что да, – Эдмон достал из кармашка на поясе небольшой ножик – шпагу он на этой раз не взял.
– Эдмон, не глупи!
– Я не желаю, чтобы в моем доме творились непонятные мне вещи, – глаза юноши сверкнули сталью.
– А вот меня это не касается! – Гвинет демонстративно отвернулась и сделала шаг вперёд, надеясь на здравомыслие Эдмона. Но раздавшееся сзади злое шипение заставило её обернуться.
Юноша, уже успевший порезать руку, касался ею портрета, а из холста, шипя, высовывались головы змей.