Шеренга длинная получилась, тридцать человек. Но до финиша не все дойдут, хорошо, если треть останется. Остальные отсеются – кто-то в подразделение боевого охранения, кто-то, если успевать не будет, в Ремесленное училище, гражданскую профессию получать, кого, может, и к научникам примут, бывало и такое. Серега же твердо себе установил – только в ПСО и больше никуда. Установил – и готов был работать, как проклятый. По крайней мере, на данный момент мог похвастаться неплохими результатами.
Наставник, выстроив воспитанников, произнес короткую, полную иронии речь о вреде недоедания. О наказании вообще ничего не сказал, но и без того понятно, что прерванный обед лишь следствие… Однако не строго сказал, видно, что не сердится, улыбку в густой бороде прячет. И тем не менее, порядок есть порядок. Драться запрещено, и хотя бы видимость наказания продемонстрировать надо. Но тут опять же… и порядок соблюсти – и дать понять, что наказывать, собственно, и не за что. Это ж целое искусство, между буквой и духом Устава сманеврировать.
Наставник группы Филлипчук Иван Григорьевич. Это сейчас, в кадетах, пока в курсанты не примут. Потом Наставник меняется, прикрепляется на постоянной основе и ведет ребят уже до самого конца, до выпуска. А бывает, что и дальше, особенно если командир свою обойму соберет. Впрочем, Серега так далеко не заглядывал. Когда еще это будет, десять лет до того… Столько нужно узнать, столько изучить…
Начальные классы – пока не тяжело, хотя и сейчас уже приходилось старание и усердие прикладывать. Вот в пятом куда серьезнее: начинается целенаправленное изучение воинских специальностей, подготовка к воинской жизни. А до тех пор программа от гражданской не сильно отличалась: чтение, письмо, математика, история, окружающий мир… Разве что к физкультуре добавлены основы рукопашного боя и самбо, и вводились в четвертом классе предметы, которых нет у гражданских: «Стрелковое оружие» и «Материальная часть боевых машин и механизмов».
Правда, все же было одно и довольно серьезное отличие: кадеты дома не живут, отпускаются в увольнение лишь раз в месяц, да и то если учишься хорошо. Но месяц – это что… Подумаешь… В первом классе куда тяжелее – всех первогодок на полный учебный год лишали общения с родными. Словно сироты, при живых-то родителях. Такова учебная методика. Пусть привыкают к товарищам, к Академии, отрываются от теплого, уютного домашнего очага, от мамули и бабули. На первом же занятии это объяснил Наставник. Говорил он с ребятами как со взрослыми и самостоятельными – и это подкупало, сразу же настраивало на серьезный лад. Куда уж тут реветь… Хотя Серегу все же грела мысль о том, что родители недалеко. Вот и маму не раз видел, когда на экскурсии ходили – она будто специально то там, то здесь попадалась. Помашут друг другу издали – все полегче. Но кто-то, бывало, и хлюпал по ночам. Впрочем – недолго, это все от перемены обстановки. Пара недель – и вливаются в коллектив. А теперь-то уже привычные…
Равняйсь-смирно, перекличка по строевке64, доклад Наставнику по наличию – и развод на занятия.
Историю вела Ольга Ивановна Коновалова. Это касалось как «Истории Дома», начавшейся в этом году, так и просто истории, тех крох, отрывков о прошлой жизни человечества, что смогли найти обоймы в Джунглях и принести в Дом. Но особенно сильно она увлекалась историей России – страны, которая напоминала о себе везде и всюду – на страницах учебников истории и географии, в книгах, фильмах и песнях, в журналах «Наука и жизнь», да и просто тем, что люди Дома осознавали себя русскими. «История России», начинаясь с первого класса, шла все десять лет обучения в Учебном Центре – и у гражданских в школе и Ремесленном, и у военных в Академии, и у научников. Этому предмету уделялось огромное количество времени, благо именно в этих материалах недостатка не было. «Историю нужно знать для того, чтобы понимать суть происходящего сегодня и предвидеть, что будет завтра. И не повторять своих ошибок. Ведь если вы вооружены знаниями о прошлом – понимаете, что нужно делать, чтоб не повторять их в будущем. У вас есть опыт. А опыт – это все». Так говорил Наставник. А Ольга Ивановна добавляла: «Отними у народа историю – и через поколение он превратится в толпу. А еще через поколение им можно управлять, как стадом». Фраза вроде бы сказана был неким общественным деятелем еще До, Геббельсом, кажется, – но кто это такой, Серега пока не знал. Тем не менее незнание не освобождает от ответственности, Ольга Ивановна спрашивала свой предмет строго. Однако чтобы спрашивать – нужно и знания давать, и потому она старалась всячески заинтересовать своих учеников, рассказать, и рассказать интересно.
Вот и сегодня. Едва вошли в учебную аудиторию и расселись – Ольга Ивановна объявила об экскурсии.
– А знаете ли вы, дорогие мои, что было в истории Дома время, когда община балансировала на грани: выжить или умереть?.. Никто не смог бы тогда сказать, уцелеет ли Дом. Да и не существовал тогда еще Дом, каким мы его знаем сейчас. У нас есть документальные свидетельства о том времени – но вплотную мы начнем изучать их со следующей недели. А сегодня устроим экскурсию к единственному человеку, кто жил в то давнее время. И вы наверняка знаете, о ком я говорю.
Ребята знали. Старик Никита остался один-единственный, кто хоть как-то помнил Первые Дни. Было ему лет сто, а может, и того больше – сам он давно уже сбился со счета, а другие и не считали никогда. Тем не менее послушать его всегда было интересно – живой свидетель как-никак…
До Библиотеки, оборудованной внутри Убежища, было минут двадцать ходу. Как всегда, когда выходили за пределы Академии, шли строем, во главе с Наставником. Если далеко идти, на другой конец Дома, тогда обязательно с песней, если близко – просто так. Конечно, до образцового строя, которым ходили курсанты, кадетам еще далеко – по тем хоть линейку сверяй, когда шагают – но пацаны старались. Взрослые, кто встречался по пути, все как один одобрительно улыбались, приветствовали – молодая смена идет.
Старика на рабочем месте не оказалось – если, конечно, стол с чайником и глубокое кресло можно назвать «рабочим». Работенка непыльная – сиди чаек потягивай, послеживай, чтоб ребятня в Хранилище не лезла. Синекура. А куда его, древнего, еще приспособить? Некуда. А тут хоть какая-то польза общине. Ольга Николаевна слегка удивилась – ведь условились же о встрече – но, пожав плечами, побежала на розыски, оставив ребят дожидаться.
Библиотека состояла из двух комнат: Читального зала и Хранилища. Читальный зал – огромный, квадратов двести площадью. Здесь столы ровными рядами, на каждом – монитор. Все книги, вся информация, всё, что когда-либо нашли в паутине, переносилось на электронные носители и сгружалось в общую базу, откуда ее мог вывести на экран или скопировать себе в планшет любой желающий. Трудилось над базой аж пятеро библиотекарей, и работа эта считалась чрезвычайно важной. Сами же книги хранились в особой комнате, в Хранилище, в шкафах за стеклами, при постоянной температуре, и доступ туда разрешался только в присутствии деда Никиты. Да и то просто снаружи поглазеть. Это было чистое Знание, резерв на случай повреждения баз данных, и берегли его как зеницу ока.
Оглядевшись, Серега ухмыльнулся и, толкнув Гришку локтем, глазами указал на одинокую мелкую фигурку. Знайка по обыкновению сидел на своем любимом месте, за самым крайним столом в углу. Одним глазом на экран смотрит, другим на экскурсию косится. И вид такой недовольный, будто ему как минимум научную работу мешают писать… Увидал друзей, улыбнулся, махнул рукой – и снова в монитор уткнулся.
Гришка кивнул.
– Да понятно, что он здесь. Пятница же. У гражданских сегодня короткий день. Вот он из школы сразу сюда…
Пока Ольга Ивановна искала деда Никиту – посидели рядом с товарищем, поболтали. Илья, узнав, зачем прибыла экскурсия, похвалился:
– Вы только начинаете изучать?.. Я уже и Оперативный Журнал смотрел, и с дедом разговаривал. В журнале ничего нет, а он еще помнит… Все повыспросил у него. Я теперь больше вас знаю.
