Старший врач держал медицинскую карту пациента, разглядывая запись, которую я накорябала в страшной спешке и которая обрывалась на полуслове, поскольку я в панике рванула на первый этаж. Должно быть, все это выглядело ужасно неадекватным.
– Простите, – прошептала я, сгорая от стыда. – Я не знала, что делать. Я побежала за помощью.
Ординатор, не отреагировавший на мои послания, безмолвно стоял рядом со старшим врачом и с вызовом смотрел мне в глаза. Я не осмелилась упомянуть его причастность – или скорее безучастность.
Мистер Фрит утонул под кучей проводов, трубок и электродов дефибриллятора. Реанимационная бригада ввела ему лекарство внутривенно, чтобы уменьшить нагрузку на сердце и легкие. Грудную клетку во время закрытого массажа сердца сдавливали безжалостно, но это дало результат: после первого же электрического разряда сердце пациента забилось в нормальном ритме. Он порозовел и открыл глаза, возвращаясь к жизни. Мне хотелось разрыдаться от облегчения и благодарности. Реанимация прошла идеально, как по учебнику, за исключением того лишь факта – по крайней мере так казалось мне, – что всего этого можно было запросто избежать.
Все занялись переводом мистера Фрита в отделение интенсивной терапии. Я же еще никогда в жизни не чувствовала себя более некомпетентной. Терзаемая виной и стыдом, я решила уйти из медицины, хотя едва начала работать в этой сфере.
* * *
Британские политики нередко называют младших врачей «хребтом НСЗ»[1], рабочими лошадками, чей тяжкий труд – а также труд медсестер, фельдшеров и остальных медработников, вкалывающих на передовой, – держит всю систему на плаву. Однако, когда интерн – обычно под завязку напичканный теоретическими знаниями, но не имеющий практического опыта работы, – впервые переступает порог больничной палаты, он зачастую чувствует себя изолированным и его переполняет страх. Профессия, которая, казалось бы, должна ассоциироваться прежде всего с состраданием, в итоге вынуждает врачей развивать твердость характера, что многим дается очень нелегко.
Профессия, которая, казалось бы, должна ассоциироваться прежде всего с состраданием, в итоге вынуждает врачей развивать твердость характера.
Возможно, в медицине и нельзя иначе. Хочешь не хочешь, а приходится закалять характер, постоянно сталкиваясь с критическими ситуациями, когда пациент оказывается на грани жизни и смерти. И так раз за разом, пока не наберешься достаточных навыков и опыта и не отрастишь толстую кожу, чтобы хоть как-то справляться с работой. Но как быть, если процесс закалки протекает в рамках системы здравоохранения, чрезмерно перегруженной и испытывающей серьезнейший дефицит кадров? Наши врачи (заодно с остальным медперсоналом) чувствуют себя так, словно изо дня в день совершают невозможное, лишь бы обеспечить пациентам минимально необходимое лечение. Разве можно в таких условиях говорить о проявлении сострадания или об образцовом уходе за пациентами? Вот и получается, что молодые врачи, даже обретя необходимый опыт, позволяющий справляться со всеми задачами, которые способна подбросить им медицина, на практике чувствуют себя парализованными, задавленными системой.
Эта проблема обнажилась в 2016 году, когда младшие врачи выступили с требованием кардинально улучшить условия их работы. Разгорелся масштабный конфликт, и тысячи врачей вроде меня начали бастовать, вместо того чтобы лечить пациентов. Развернулась дискуссия между правительством и медиками – настолько язвительная и ядовитая, что понадобятся годы, чтобы сгладить ее разрушительные последствия. В результате множество врачей, в числе которых и мои друзья, вышли из рядов НСЗ. Конфликт продлился несколько месяцев и завершился двумя, пожалуй, самыми мрачными днями в истории НСЗ – первой в стране национальной забастовкой врачей, когда весь младший врачебный персонал попросту не вышел на работу. Победителей в этой истории не было. Однако сильнее всего пострадали пациенты.
Пока младшие врачи Великобритании страдали от сверхурочной работы, министр здравоохранения заявил, что они виноваты в ежегодной смерти 11 000 британцев, т. к. мало работают по выходным.
С легкой руки государственных пресс-секретарей в ходе дебатов общественные гнев, горечь и злоба сконцентрировались вокруг одной-единственной проблемы – нежелания молодых врачей работать сверхурочно по субботам. Как заявляли чиновники, именно из-за несговорчивости врачей бывший премьер-министр Дэвид Кэмерон и не смог выполнить свое предвыборное обещание предоставить электорату «полноценный доступ к услугам НСЗ семь дней в неделю». А по словам министра здравоохранения Джереми Ханта, ежегодно в Соединенном Королевстве умирают одиннадцать тысяч людей из-за того, что по выходным работает слишком мало врачей.
Слова Ханта прозвучали волнующе и убедительно. Хотя меня, как врача, и возмутило подобное обвинение, но мое журналистское «я» распознало ловкую и эффективную политическую стратегию. О том, как правильно подтасовывать факты, я в свое время узнала у лучших из лучших. Годами двадцатью ранее, когда только начала строить карьеру в телевизионной журналистике и устроилась репортером в политическое шоу Джонатана Димблби, я помогла подготовить несколько интервью, которые Аластейр Кэмпбелл и Питер Мандельсон – самые изощренные пиарщики лейбористской партии – изо всех сил старались вести в выгодном для них направлении. Мы брали интервью у Тони Блэра приблизительно за неделю до его победы на выборах в 1997 году. Помню, как сгорбившись сидела на полу перед крошечным телевизором, записывая на листках фразы из выступления, чтобы затем использовать их, когда надо мной нависла чья-то фигура. «Я бы не стал попусту тратить на это время, – сказал Кэмпбелл, безрадостно оскалив зубы. – Ваш парень ничего из моего не вытянет». Он оказался абсолютно прав: так и произошло.
Играть на человеческих страхах, чтобы сколотить политический капитал, – тактика, которую использовали с незапамятных времен. Единственное новшество, привнесенное Хантом и его сторонниками, – необычный выбор мишени. Они принялись настраивать граждан не против иностранцев, иммигрантов, тунеядцев или мусульман – объектом травли стали медицинские работники всей страны. Еще в 2015 году консерваторы, которые только что заполучили большинство в парламенте и отделились наконец от своих партнеров либерал-демократов, положили глаз на зарплатный фонд НСЗ. Всем больничным и семейным врачам предстоял пересмотр рабочих контрактов, а начал Джереми Хант – возможно предположив, что слово «младший» подразумевает слабость, – именно с нас, с младшего врачебного персонала.
Стратегия была проще некуда. Сначала нагнать на людей страх, заявив, что каждый год в стране по выходным будет умирать одиннадцать тысяч пациентов, из-за того что врачи слишком жадные и ленивые, чтобы ими заниматься. Затем смягчить страхи, которые были столь методично навязаны, пообещав решение проблемы – полноценную врачебную помощь семь дней в неделю. Наконец – и это наиболее наглый и дерзкий шаг из всех – настоять на том, что младшие врачи должны обеспечить всем желающим ежедневный доступ к услугам НСЗ без доплаты за работу в выходные. О таком пустяке, как нехватка медицинского персонала и финансовых средств, без которых повысить качество медицинских услуг не удастся, политики решили попросту умолчать. Получалось, что это младшие врачи, а вовсе не Казначейство[2] стояли на пути безопасных выходных.
К началу дебатов я успела проработать десять лет журналистом и еще шесть – врачом в больнице, и этого оказалось достаточно, чтобы из нервного новичка стать опытным и уважаемым членом больничного коллектива. Год за годом я наблюдала, как отражалось сокращение финансирования на простых людях: пациенты все дольше ожидали лечения, врачи потихоньку увольнялись, а находить им замену становилось все сложнее. Тем не менее я не унывала. Посвятив шесть лет медицине и сдав многочисленные квалификационные экзамены, я с нетерпением ждала возможности заняться выбранной специализацией – паллиативным уходом. Меня захватило стремление помогать смертельно больным пациентам проживать остаток дней максимально полно и радостно, какой бы трудной, почти невыполнимой ни выглядела эта цель. Я и предположить не могла, что пропагандистская машина премьер-министра Великобритании способна направить отравленные стрелы против младших врачей, равно как не могла представить, насколько разрушительными и деморализующими окажутся нападки правительства.