И, похоже, сегодня старателю везло. От железнодорожной насыпи, куда он буквально выполз на четвереньках, до ближайшего поселения ему оставалось пройти чуть больше одного километра .

Глубоко зарыв самородок в дорожный щебень, почти в плотную к стандартному километровому столбику, путник, с наступлением сумерек двинулся в путь, и скоро осторожно вошел в раскинувшийся вдоль железнодорожных путей не большой поселок. Там он первым делом посетил просторную избу, которая официально считалась местным вокзалом. Зал ожидания был абсолютно пуст, и Николай не таясь, вспоров самодельной финкой подкладку старенькой фуфайки, достал от туда паспорт и не большую денежную заначку, которые были тщательно упакованы в непромокаемый полиэтиленовый пакет. Затем Ипатов воровато осмотревшись и убедившись, что тишина в помещении для него не обманчива, приобрел в кассе билет до Камнегорска, на окраине которого он жил уже с десяток последних лет. На оставшиеся деньги Ипатов купил в магазине буханку черного хлеба и две банки рыбных консервов, из расчета по одной на сутки пути. Половину всего хлеба он съел сразу, остальную тщательно завернул в найденную на вокзале газету и спрятал в рюкзак.

Для необожжённого жизнью дилетанта, коим был наш герой, все казалось бы, сделано правильно и как ему тогда казалось, без малейшего сучка, и задоринки. Но для острого глаза живущего золотом люда, появление в поселке чужака, было событием особого внимания.

Поезда дальнего следования в этих местах, буквально кишели всевозможным жульем, профессиональными охотниками за нерасторопным пассажиром. Стукачи проводники, всевозможные провокаторы с паленой водкой, прожженные проститутки и наводчицы, и конечно стражи порядка. Все они, как один, были заряжены на приисковое золото и тех хороших барышах, что водились у возвращающихся с заработков артельщиков и диких старателей. И самый расцвет всей этой вакханалии, пришелся именно на девяностые годы, время откровенного беспредела и хаоса. Вот потому, удачно сесть путнику в поезд, еще далеко не означало, его столь же удачное прибытие к пункту назначения.

Именно так произошло с Николаем Ипатовым. На подъезде к одной из крупной станции, к нему целенаправленно подошли люди в милицейской форме, и проверив документы, без особых объяснений, вывели из вагона, после чего сопроводили в дорожный отдел милиции. Там старателя профессионально обыскали, и обнаружив в вещмешке самодельную нож-финку, быстро составили протокол о задержании.

А спустя два дня, пришло заключение экспертизы, о наличие в рюкзаке следов золотой пыли. После чего, начался откровенно жесткий пресс арестованного на его признание в хищении драгметалла. Чередовался он дневными и ночными допросами, изощренными побоями и очными ставками, как с мастером артели, так и с ее бригадиром. От бульдозериста требовали только одно, вернуть найденный им самородок, а там типа, вали на все четыре стороны.

Однако, Ипатов уперся. Даже, находясь в полуобморочном состоянии, он упорно повторял, что ни чего не знает, ни о золоте, ни тем более, о каком-то самородке.

Спустя две недели жестокого испытания, арестант понял, что силы его на исходе, и что пришло время всерьез подумать, как разом покончить со всеми земными мучениями. И вот тут, после очередного допроса, на котором присутствовал некий молчаливый гражданский чин, одетый в строгий черный костюм, жизнь старателя за решеткой кардинально изменилась к лучшему.

А спустя еще две недели, состоялся суд, и Колян Ипатов, отхватив за свою финку по максимуму, отправился в ближайшую колонию общего режима, что бы с топором и пилой под усиленным надзором осваивать очередной участок сибирской тайги. Но все это, как показало будущее, было лишь видимой частью айсберга, а вот его подводную часть, ему предстояло прочувствовать даже раньше, чем он мог тогда предполагать.

За несколько дней, до прибытия этапа, с уже известным на всю округу арестантом, начальник исправительной колонии, полковник Ивин, вызвал к себе в кабинет смотрящего зоны, некого Виктора Беляева, по прозвищу Корунд. Там, короткой беседе с глазу на глаз, не особенно вдаваясь в детали и подробности, он настоятельно рекомендовал авторитету, обеспечить Ипатову очень даже беспокойное существование, и в тоже время проследить за его безопасностью, что бы типа тот, часом не вздернулся, или не попал под чей-то нож. Взамен, Беляеву и его приближенным, было как всегда обещано некоторое послабление режима их содержания.

На тот момент, начальник колонии даже не предполагал, что малява о спрятанном в тайге огромном самородке и его обладателе, прошла на зону еще сутки назад, и что у Корунда, с его козырной колодой, на этот счет, имелись свои долгосрочные планы.

Уже в первый день после обязательного карантина, начальник исправительной трудовой колонии, открыто намекнул вновь прибывшему зеку, что в ближайшие дни, он ждет от него некого откровения, и что в противном случае, просто закроет глаза на весь возможный беспредел к его новоявленной особе.

И как в подтверждение всему сказанному, той же ночью, Ипатова бесцеремонно выдернули со шконки и отвели в какую-то отдалённую полутемную каморку. Там его жестко посадили на табурет и связав за спиной руки, сухо щелкнули допотопным выключателем.

Щурясь от яркого света, с тревожно бьющимся сердцем, Николай обнаружил прямо перед собой четверых, густо расписанных синими татуировками мужчин. Пятый, что оставался у него за спиной, не дожидаясь команды, грубо обнял его за шею и приставил к кадыку стальное острие заточки.

Какое-то время блат комитет, с интересом разглядывал вновь прибывшего, еще бы, увидеть и взять в оборот везунчика, нашедшего многомилионный самородок, было фартом, ни каждого дня.

Ставя точку на этом молчаливом знакомстве, отлично владевший методом психологического воздействия Корунд, вальяжно растягивая слова, повел такую речь.

– Слушай сюда, золотоискатель гребанный, говорить буду я, а ты будешь только соглашаться со мной и соглашаясь кивать своим лысым жбаном, и знай, одна твоя заминка и Овес, тебя тут же на пику посадит, как кузнечика. Усек.

Урка, стоящий за спиной бульдозериста, был явно к тому расположен, и мерзко усмехнувшись, с такой силой надавил ножом на кадык Коляна, что у того непроизвольно намокли глаза и разом отпала всякая охота к сопротивлению.

– Мы, как ты наверно догадываешься, уже в курсах о твоей находке, начал раскручивать тему смотрящий зоны. – А вот куда ты самородок заначил, это пока для нас вопрос. Но я полагаю, ты будешь совсем не против, поделиться им с братвой, потому как должен понимать, что в противном случае, живым с зоны тебе откинуться не дадут. Взамен гарантирую спокойную сытую жизнь и скорое освобождение. Долю от своего рыжья, ты получишь по его реализации.

Ипатов думал не долго, потому как выбор его был далеко не велик, и потому, остерегаясь проткнуть себе горло заточкой, в знак согласия дважды, довольно выразительно моргнул глазами, после чего Корунд, тут же дал команду подручному убрать лезвие и развязать старателю руки.

– Сколько хоть весу в твоем самородке, – поинтересовался самый возрастной из присутствующих, и получив ответ, хмуро усмехнулся. – Теперь понятно, от чего такой дикий кипишь, вдруг него поднялся.

– Короче, – вновь взял слово смотрящий, – Расклад такой. На тебя с воли заказ пришел, типа выпотрошить тебя для начала, потом по тихому слить. Но мы не беспредельщики, и тем более, не сотрудничаем с властью. Вот потому, решаем так. В самое ближайшее время, намечается рывок на волю, и ты Ипат, встанешь на лыжи тоже. После того как отведешь братву к золоту, можешь валить на все четыре стороны, за долю свою не парься, получишь. Но знай, если тема пурга, тебя там же и закапают. Ну, а пока, наша общая задача, что бы тебя с зоны не скинули. Вот по этому, все будем делать вид, что дружно пляшем под дудку хозяина, и типа Ипат, во-вот расколется. Ну, а ты залетный, будешь торчать тихо, язык за зубами держать крепко, и ни с кем не контачить. Чуть непонятки возникли какие, сразу к Катеру, он прикроет.