Первой литературной публикацией Мельникова (это уже говорилось) были «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», цикл из девяти очерков по истории, экономике, статистике, быту, этнографии от Саровской пустыни до Перми. Они публиковались в «Отечественных записках» с 1839 по 1842 год. Тут нужно сказать несколько слов о том, с чего начиналась эта дорога.
Первый биограф писателя Пётр Степанович Усов свидетельствовал, что Мельников оставил Казанский университет из-за какого-то проступка на студенческой попойке. Его в сопровождении солдата отправили в Шадринск Пермской губернии, а потом оставили в Перми. Этот рассказ так и кочует от одной биографической статьи о писателе в другую, попадая в самые авторитетные литературоведческие издания. И, к сожалению, в «Учёных записках Горьковского государственного педагогического института» за 1972 год остаётся «погребённым» исследование Н.М. Мелешкова, доказавшего, что всё это мистификация55.
16 июня 1837 года Мельников окончил Казанский университет. Его оставили при нём для подготовки к работе на кафедре истории и литературы славянских наречий, и здесь он пробыл до 10 августа 1838-го. Дальше – «ссылка» в Шадринск. Н.М. Мелешков попытался найти документальные подтверждения рассказу П.С. Усова. В Центральном государственном архиве Татарской АССР, как он тогда назывался, ему удалось обнаружить «Дело об оставлении кандидата Мельникова при педагогическом институте Казанского университета для дальнейшего усовершенствования и об определении его исправляющим должность учителя истории и статистики в Пермскую гимназию». Ни в этом деле, ни во многих других, в том числе связанных с нарушениями дисциплины и правил поведения, ничего о пьяной выходке Мельникова нет. Её и не было. Магистерскую работу Мельников не завершил, она ему наскучила. Он забрал назад своё прошение и в Пермь поехал по собственной воле. Литературным итогом путешествия стали «Дорожные записки…».
Но первым большим путешествием писателя была поездка в Казань для поступления в университет. «Сидя на корме дощаника, – описывал он те юношеские впечатления, – зорко смотрел я на знакомый плеск Волги и думал, что-то будет там, за поворотом, у Печерского монастыря, какие-то там будут места, какая-то там будет Волга. Рисовалась в моём воображении далёкая и ещё незнакомая Казань с университетом в середине, с мечетями вокруг него, с дворцами и башнями мавританской архитектуры. Столицу татарского царства я воображал Альгамброю, населял её мысленно только студентами да татарами, и никак не мог себе представить, что это такой же губернский город, как и Нижний, только побольше»56. Потом будет бессчётное множество дорог. Частое пребывание вне дома – одна из особенностей его жизни. (Мало кто, кстати, знает сейчас о том, какой вклад внёс писатель, чтобы связать железными дорогами Нижний Новгород с другими городами, чтобы первые рельсовые пути легли в Сибири и на Урале). Об этом рассказал первый биограф писатель Павел Усов, а после него никто не брался за эту тему.
Во второй половине 1869 года Мельников по поручению министра внутренних дел Тимашова отправился в поездку по Вятской, Нижегородской, Пермской, Казанской и Уфимской губерниям для сбора сведений об экономическом значении железной дороги в Заволжье. Свои выводы он изложил в цикле газетных статей на страницах «Московских ведомостей» и «Современной летописи». Но как красиво описывает он, что увидел, в письме сотруднику «Русского вестника» Николаю Любимову из Екатеринбурга! Читая рукопись в архиве Института русской литературы в Питере, я не удержался, выписал несколько строк: «Из-за Рифейского пояса, из Азии приветствую вас, многоуважаемый Николай Алексеевич! Пьём мы воды сибирские, купаемся в реках, текущих в Ледовитый океан, ходим и ездим по яшмам и мраморам. <…> 2 августа ходили мы более версты под землею в Кунгурской ледяной пещере, а 4-го спускались в шахту в бадье на 60 сажень глубины. Не нам бы, словесникам (я разъезжаю с профессором Петерб[ургского] университета Бестужевым-Рюминым), а вам бы, естествоиспытателям, быть здесь. Вы бы иначе посмотрели на то, что мы видим и на что смотрим с любопытством, а более ничего…»57
Забытый литератор Николай Любимов был по образованию физиком, писал о законах электродинамики, о философии науки, преподавании естественно-научных дисциплин и, как указывают энциклопедические словари, первым в России продемонстрировал электрическое освещение. Он переписывался с Павлом Ивановичем несколько лет. Мельников периодически высылал ему в «Русский вестник» очередные главы своей дилогии.
Необыкновенная память была другой особенностью творческого инструментария писателя-нижегородца.
«Бог дал мне память, хорошую память; до сих пор она ещё не слабеет. Что ни видишь, что ни слышишь, что ни прочтёшь, – всё помнишь. Как помнишь, сам не знаю. И рад бы радёшенек иное забыть, так нет, что хочешь тут делай, да и только. А на роду было писано довольно-таки поездить по матушке Руси. И где не доводилось бывать?.. И в лесах, и на горах, и в болотах, и в тундрах, и в рудниках, и на крестьянских полатях, и в тесных кельях, и в скитах, и в дворцах, всего и не перечтёшь. И где ни был, что ни видел, что ни слышал, всё твёрдо помню. Вздумалось мне писать; ну, думаю, давай писать, и стал писать “по памяти, как по грамоте”, как гласит старинное присловье»58.
В 1859 году Мельников предпринял издание газеты «Русский дневник», задачу свою сформулировал так: «Знакомить русских с Россиею». Это было подспудной целью всего его творчества начиная с «Дорожных записок…». Одухотворяло же его то чувство, о котором позже напишет Иван Ильин, чье суждение о «территории» хочу привести полностью. «Русский ребёнок должен увидеть воображением пространственный простор своей страны, это национально-государственное наследие России. Он должен понять, что народ живёт не для земли и не ради земли, но что он живёт на земле и от земли; и что территория необходима ему, как воздух и солнце. Он должен почувствовать, что русская национальная территория добыта кровью и трудом, волею и духом, что она не только завоёвана и заселена, но что она уже освоена и ещё недостаточно освоена русским народом. Национальная территория не есть пустое пространство “от столба до столба”, но исторически данное и взятое духовное пастбище народа, его творческое задание, его живое обетование, жилище для его грядущих поколений. Русский человек должен знать и любить просторы своей страны: её жителей, её богатства, её климат, её возможности, – так, как человек знает своё тело, так, как музыкант любит свой инструмент, так, как крестьянин знает и любит свою землю».
Мне кажется, сейчас очень нужна особая книжная серия «Русский дорожный очерк». Она помогла бы нам осваивать это последнее десятое сокровище.
Мельников не сформулировал ни педагогических, ни философских идей в виде цельной системы, он творчеством своим, деятельностью, трудом и жизнью воплотил эти десять ильинских принципов, этот образец русского воспитания и мировидения. Ильин обобщил те мировоззренческие принципы, что давно уже сложились, изложил их обоснование. Они все сходятся в Мельникове, в его творчестве, общественной позиции, в нём самом как конкретном человеке. В его литературных героях. Это не теоретизирование, а подлинная жизнь, жизненная практика и мудрость как практическая философия жизни.
Если конкретней – русской жизни.
II
Такое вот кино
Несколько лет назад по телеканалу «Россия» прошёл показ многосерийного фильма по дилогии Мельникова «В Лесах» и «На Горах» режиссера Александра Холмского. Уже по первым сериям создалось впечатление, что в его основу положены не особо значимые эпизоды дилогии, да вообще само произведение там трудно узнать. В своё время я дал по этому поводу короткое интервью для одного религиоведческого сайта. Честно говоря, я тогда сам его и написал, всё целиком. Теперь из того диалога хочу сделать вот этот монолог.