Я ношусь с ним из комнаты в комнату и вдруг говорю себе: стоп! Так я могу вообще забыть, куда я его положила, и оставляю его открытым на полке в спальне.

Ночью я сплю тревожно. Мысль о выигрыше не идет из головы. Думаю, что надо показать эту карточку кому-то из англичан, так, на всякий случай, чтобы, когда мы будем получать деньги, нас не обвели вокруг пальца – мы же иностранцы.

На следующее утро мы с Андреем идем на Хай-стрит в офис к одной нашей знакомой и показываем ей билет. Джеки недоуменно смотрит то на меня, то на Андрея. Я читаю в ее взгляде, что мы или наивные, или дураки, а скорее, и то и другое вместе.

Джеки говорит, что по этому билету нельзя получить деньги.

Как так? Мы не верим. Может, она завидует и поэтому так говорит. Может, она думает, что только англичане должны выигрывать в английские лотереи.

Она возвращает нам скретч-карту со словами:

– Можете выбросить и забыть.

И все-таки я не пойму, почему она так считает.

– Джеки, но ведь тут четко все написано! И числа совпадают, и…

– Вот смотрите, где надо читать, – и она показывает две мелкие строчки внизу на обороте карточки.

Я с трудом читаю малюсенькие буковки: «Обладатель счастливой карточки до 31 декабря должен зарегистрироваться по телефону для участия в лотерее, тираж которой состоится в июне следующего года. Стоимость звонков…»

Я не могу поверить. Значит, все это для того, чтобы затянуть людей в лотерею.

Мы выходим из офиса ошеломленные.

O sancta simplicitas!13

Я, кажется, зациклилась на поисках работы. У меня появляется привычка просматривать вакансии.

В местных газетах всегда есть объявление в рамочке о работе из дома. Бесплатный информационный пакет и соблазнительная зарплата. Ни слова о работе, но есть телефон.

Всякий раз я игнорирую это объявление. Оно мне не нравится. Но мое упрямое эго шепчет, что может быть, это шанс.

Набираюсь храбрости и звоню. Автоответчик: оставьте свой адрес и номер телефона. Мы свяжемся с вами в удобное для вас время.

Я оставляю. Ждать приходиться не долго. Буквально через три дня приходит предложение о склеивании конвертов дома.

Для того чтобы начать работу, мне предлагают заплатить двадцать фунтов за пачку конвертов, которые надо склеить. А затем после склеивания мне заплатят сто фунтов. Я считаю: склеивание одного конверта стоит больше, чем сам конверт. Как такое может быть? Тут что-то не так.

На следующий день приходит еще два письма. В одном описывалась старая как мир игра и предложение вложить деньги в конверты и послать по пяти адресам. В другом с душещипательной правдивостью на двух листах рассказано, как еще вчера автор письма не мог оплатить свои счета, а уже через месяц купил себе Феррари. В жизни, оказывается, все просто. Надо только знать некоторые нюансы бизнеса. И так как он уже достаточно много заработал, он готов поделиться своими знаниями со всеми желающими. Весь свой опыт он изложил в подробной инструкции, следуя которой каждый может заработать деньги. Надо только послать чек на сорок фунтов автору письма, и он вышлет вам эту инструкцию.

Письма с предложениями сыплются каждый день. Лохотрон заработал.

Но с меня достаточно. Я уже знаю, что это такое, и не глядя выбрасываю всю эту макулатуру.

Англичане очень обходительны, тактичны и всегда улыбаются. Они вежливы и внимательны. Они смотрят на вас невидящим взглядом, не буравят глазами. Их лица расслаблены, не напряжены, но совершенно бесстрастны. Губы всегда готовы растянуться в приветливую улыбку. Они такие же люди как мы, но совсем другие.

Я почти обожаю их на первых порах. Потом привыкаю и начинаю воспринимать английскую учтивость как само собой разумеющееся. А со временем вижу, что среди англичан тоже есть зануды, лентяи, аферисты и странные личности.

Теперь я хорошо знаю, что такое уйти по-английски. Это значит попрощаться, а потом еще час стоять в прихожей и что-то вам на дорогу рассказывать.

Я не обращаю внимания на английские обещания позвонить. Потому что, если англичанин уверяет вас, что позвонит, то он никогда не позвонит.

И в гости они частенько ходят без приглашения.

Стук в дверь. Кто это может быть? Из большого эркерного окна нашего дома видно крыльцо. На крыльце стоит незнакомая женщина. Это, скорее всего, агитатор из церкви. Но агитаторы обычно ходят вдвоем.

Женщина стучит еще раз. Я открываю дверь.

На пороге немолодая просто одетая женщина. Я вопросительно смотрю на нее.

– Я миссис Сноуграс. Могу я войти? – В голосе некоторая наигранность, несоответствующая внешнему виду.

О, бывшая владелица нашей квартиры! Здрасьте вам, моя хорошая миссис Сноуграс. И каким ветром вас сюда из Австралии занесло?

Я вежливо, но холодно улыбаюсь, однако пропускаю ее в квартиру.

– Да, заходите, пожалуйста.

А в памяти всплывает другой визитер, приехавший к нам из Лондона года два назад. Он, правда, перед приездом позвонил.

Это был мистер Дэвидс. Он представился как друг мистера Маилза, нашего арт-дилера, с которым у нас случились денежные разногласия – мистер Маилс не заплатил Андрею за проданные работы. А мистер Дэвидс сказал, что у него есть ксерокопии некоторых документов, представляющие для нас интерес. Хорош друг!

Да, заинтриговал, ничего не скажешь. И главное, объявил, что уже стоит на платформе перед поездом, чтобы отправиться к нам в Бродстеирс.

В то время как я разговаривала с мистером Дэвидсом по телефону, Андрей выразительно кивал мне головой: конечно, пусть приезжает.

Полтора часа, пока наш визитер ехал в поезде, мы терялись в догадках о том, что он хочет нам сообщить. Андрей срочно купил бутылку шотландского виски десятилетней выдержки, чтобы достойно встретить гостя.

Потягивая виски и медленно пережевывая сэндвичи, гость из Лондона просидел у нас целый день. Показывал копии неоплаченных счетов Маилза за аренду помещения. Рассказывал одно и то же по несколько раз. Мы так толком ничего и не поняли. Это были какие-то закулисные интриги, в которые он хотел нас втянуть, потому что поссорился с арт-дилером. Домой в Лондон он явно не спешил – ему у нас понравилось. И надежда на русское гостеприимство оправдалась…

Миссис Сноуграс переступает порог – и тут же:

– О, у вас паркей фло! – и добавляет с укором: – Вы убрали мой ковер!

Я пропускаю мимо ушей ее реплику и, раз уж она зашла, приглашаю ее в комнату и предлагаю присесть.

Миссис Сноуграс садится в кресло и замечает:

– О, вы заменили мои двери!

Эту реплику я тоже пропускаю мимо ушей – ей же надо о чемто говорить. И уже приученная к английскому этикету, предлагаю ей чай или кофе.

А вдруг откажется? Нет. Она выбирает чай.

Ну вот, теперь я еще буду пить с ней чай! И все-таки, зачем она пришла?

Я ставлю на стол чашки, бросаю в них пакетики с чаем и заливаю кипятком.

– Вам нравится Бродстеирс? Чудесное место, не правда ли? – начинает она.

– Да, неплохое, – уклончиво отвечаю я.

– Тишина и покой.

– Но вы почему-то уехали.

– О, это длинная история.

Я вижу, она не хочет рассказывать. И мне ее история совершенно не нужна. Но в ответ на ее реплики о ковре и двери я говорю:

– Расскажите.

– Нет, нет. Об этом не стоит, – решительно отрезает она. И разочарованно добавляет: – Вы поменяли мои занавески.

– И не только занавески, – я уже еле сдерживаю себя.

– А что еще?

Старая калоша, ты хочешь знать, что еще. О'кей.

Я веду ее на кухню. Она смотрит на новую мебель, чистые стены и говорит:

– Но со старой тоже было неплохо.

О, господи! Ну, откуда она свалилась на мою голову!

Мы возвращаемся в комнату, и я надеюсь, что теперь она, наконец, уйдет. Но миссис Сноуграс снова садится в кресло и, глядя на картины на стенах, говорит:

– У вас так много картин.