«Не спросишь, а что я пишу?» – обратился он ко мне, вернувшись из бара с двумя полными бокалами. «Ладно, это долгая история – но вот в рассказе, который я продал, сказать о чём там речь или хотя бы сюжет вкратце? Во-первых, название,» – невозмутимо продолжил он, наблюдая за моим смущением. «Он называется «Львиная доля», и там два обычных, самых обычных персонажа. Вот, как ты и я, и один съедает другого. Проще говоря – один думает, что другой его ест, а этому последнему наплевать на того беднягу, что чувствует себя жертвой. Чтобы ты понял, что происходит, назовём жертву – неправильный термин, но так уж принято, милый мой, так принято – назовём, повторяю, жертву «один», а того, другого –»другой». Рассказ, на фоне которого разворачивается действие и раскрываются характеры, – простенький сюжет о невыполнении соглашения (в данном случае речь о невыплаченном пари). На переднем плане – характер «одного», который убеждён, что тот, «другой», отобрал у него всё ценное, что у него было. И вот как-то вечером, когда они встречаются в пабе, вот как мы сейчас, и положение «одного» кажется ему совершенно безвыходным, этому «одному» кажется, что пришёл час расплаты. В чём он того, «другого», только не упрекает! Хочешь узнать, в чём он его обвинит?» – мягко спросил Бенни, в то время как я давно был цвета его газеты. «Сказать тебе одним словом? Он обвинит его во всём! Да, во ВСЁМ… Излишне говорить, что попытка эта не увенчается успехом, ибо «другой» никакого отношения к делу не имеет, как любой мало-мальски чуткий читатель уже и так понял. Так-то.»

Я выскочил из бара в полной уверенности, что зло обрело живой плотский облик. Взволнованный, мчался я по улице между автомобилями, и ничто не могло меня остановить. Мерзавец! Не хватало ещё, чтобы он и дальше надо мной смеялся. Он должен мне семь тысяч фунтов и он ещё смеётся над самым главным и тайным, что у меня осталось.

Я дрожал всем телом, пока торопливо поднимался по лестнице в свою контору, не осмеливаясь даже представить себе то, что вскоре должно было стать горькой правдой. Когда-то в минуту слабости я наверняка признался ему в своей тайной болезни. В писательстве. Я писал рассказы, которые тайком от моих знакомых предлагал в разные литературные журналы и тщетно ждал, чтобы их напечатали. И вот эта скотина надо мной смеётся. Я задыхался от страха и несправедливости, пока бежал вверх последние метры, отделяющие меня от моей конторы. История, которую он мне рассказал, – я её знал. Я не только её знал – я её закончил писать накануне. Этот рассказ написал я – клянусь чем угодно!, – и он ждал меня в ящике письменного стола, чтобы я переписал его начисто.

Не было необходимости переворачивать все ящики и передвигать мебель, пытаясь найти то, что я давно потерял: на том месте, где должен был лежать мой рассказ, была только пара заметок, на бумажках и бумажных носовых платках, на которых я так долго собирал мой материал. Не осталось ничего. Столько сил. Бессонные ночи, сердцебиение. Гастрит. Деньги мои ты украл, ладно, но это? Я должен потребовать объяснений. Немедленно. Пока железо ещё горячо…

Я вернулся в паб под первыми каплями летнего дождя ещё быстрее, чем бежал раньше. Этот монстр был ещё там. Он отказался что-либо обсуждать, утверждал, что его оскорбляет моё поведение, точнее, мой побег – я и в прошлом много раз его подводил – короче говоря, я давно ему должен был пять фунтов, и ещё эти два напитка, которые он заказал, перед тем как я таким недостойным образом убежал. Я даже не мог схватить его за его бархатный воротник, не то что за горло с криком «Мразь!», а ему ведь снова удалось взять меня под контроль, полностью подчинив своей воле.

В тот момент, в блеске августовской молнии, я подумал, что такие истории или заканчиваются решительным ударом или не заканчиваются никогда. И наверно я показался бы щедрым и благородным, если бы, вернувшись, заплатил ему пять фунтов, которые, конечно, я ему задолжал, угостил бы его ещё одним напитком и оплатил бы те два последние, которые он выпил сам, пока меня не было.

Шевроле пятидесятых, с изогнутыми контурами, медленно подкатил к охраннику у ворот. Нулис включил первую передачу и помахал солдату бумагой c машинописным текстом. Тот лениво поднял левую руку, останавливая нас, и в то же время протянул правую, чтобы взять бумагу.

«Начинается», – пробормотал Нулис, улыбаясь охраннику.

«А это там кто?», – спросил солдат, качнув бумагой в мою сторону.

«Мой помощник, всё в порядке».

«В порядке, да? – он нагнулся к окну. – Мне он не кажется в порядке».

«Я отвечаю», – сказал Нулис и выключил радио.

«Ну ладно». Он выпрямился и с серьёзным лицом стал изучать разрешение, которое держал в руках.

Это было разрешение с пространной формулировкой, подтверждающее, что хоть наше предприятие и не было богоугодной миссией, оно не было и ничем порочным. Самый бедный солдат мог купить в рассрочку двадцать четыре тома Большой Энциклопедии Франклина. Он подписывал контракт, платил десять долларов вперёд и через месяц получал первый том. Продолжал платить в рассрочку и, если не отчаивался на полпути, через два года становился обладателем труда, равного Британнике. После подписи и первого взноса в знак доверия он получал экземпляр Библии. Их-то мы и возили с собой, чтобы можно было хоть что-то дать в нужный момент.

Естественно, в разрешении не было ни слова, что нам позволено въезжать в военные части, но мы ссылались на тот факт, что нигде не было написано, что это нам запрещено. Нам, как и большинству охранников, этого было достаточно. Но иногда мы наталкивались на кого-нибудь, кто, изнывая от скуки, начинал интересоваться и цепляться к мелочам. Как вот этот теперь.

Он вновь склонился к окну, тыча в меня огромным пальцем. Он явно решил мной заняться.

«Нет, этот мне не кажется в порядке… И вообще, он шпион. Вот на кого он похож, на шпиона».

«Он нормальный парень, говорю тебе. Нормальный».

«А что же он молчит, если он нормальный?»

«Потому что он немой».

«И ты хочешь мне тут сказать, что раз он немой, он не может быть шпионом? Ты за дурака меня держишь? Ну, говори!»

«Да нет, конечно… Ну что, мы можем проехать? Нам сегодня нужно доехать до Гейльбронна».

«А, доехать до Гейльбронна… Вот разворачивайся здесь, уезжай, и доберётесь до Гейльбронна».

Лицо Нулиса посерьёзнело, что случалось в критические минуты. Сейчас как раз была такая.

«Разрешение у тебя в руке гласит, что мы продаём энциклопедию. Это образовательный проект, если ты ещё не понял».

«Здесь нигде не написано, что ты можешь приехать в часть и нас дурить, – его нос покраснел, пока он старался убедить нас в том, что мы и без него знали. – Нигде не написано, что ты можешь въехать в часть и дурить наши прелестные отполированные задницы своими энциклопедиями».

Нулис пытался держать лицо: «Ладно тебе, там сказано, что мы имеем право продавать энциклопедию в военных частях где угодно на территории немецкого государства».

Партия была проиграна. Противник не желал уступать.

«Мы что, устроим здесь соревнование по смекалке? Ты меня испытываешь? Да? Испытываешь? Здесь нигде не сказано, что ты имеешь право въезда на территорию военной части. И на этом твое дело закрыто. Задний ход. Давай отсюда!»

Нулис выворачивал машину, ругая весь генштаб обороны, который в силу своей глупости позволял американскому охраннику запретить нам продавать Большую Цветную Энциклопедию Франклина в американских частях. Он крепко сжал пальцы в кулак, вытянул средний и помахал на прощание.

Мы бесцельно побродили по маленькому городку и стоя съели по сосиске.«А ты и вправду похож на шпиона, – сказал Нулис и предложил пойти посмотреть фильм. – Сейчас идёт новый французский с Джин Сиберг».