Конечно, не обходилось без эксцессов, так что она теперь точно знала, кто к ней приходит с испорченной книгой: на лицах этих детей был настоящий страх. Впрочем, старшекурсники все еще пытались ей что-то противопоставить. Иногда это смешило, иногда умиляло, но чаще раздражало. И будущие выпускники быстро поняли, чего не стоит делать в ее владениях…

Самым прекрасным временем стали, конечно, каникулы. Она с удовольствием навещала стариков — мистер Донован жил теперь в ее бывшей комнате, и они стали кем-то вроде ее дедушки с бабушкой. Не родные — какая у нее теперь может быть родня? Но, тем не менее, близкие. И ближе ей никто не нужен. А время шло…

Как она сдерживалась, чтоб не расхохотаться, когда у нее появились малолетние ухажеры!

Сириус Блэк — тот еще кавалер. Но иногда получать цветы посреди зимы очень приятно. Тем более, что эти дети умели правильно себя вести. Что ж, можно и помочь им. Иногда, если ей самой интересно.

Нет, больше она никому не поверит. Особенно аристократам.

К счастью, никто больше не пытался войти к ней в доверие. Корректные профессора, почти все — в годах. Сквиб-завхоз, довольно молодой, посматривал на нее издалека, но подойти и не пытался. И правильно. Больше общаться было не с кем, в Хогсмид она выходила только если что-то требовалось купить. В условиях полного пансиона и собственной непритязательности это случалось очень редко. Чуть более тесно сошлась она только с медиковедьмой — ну, так и темы общие были, и возраст близкий. Но откровенничать… упаси Мерлин.

Милорд Певерелл единственный, кто вызвал странное чувство. Как он вообще проник в библиотеку? Кто пустил его в школу?

Почему он показался ей… интересным? Почему ей хотелось с ним разговаривать — ведь она никогда не любила говорить с посторонними?

Взгляд в глаза, прозрачно-серые, очень светлые, как у мальчика, которого она когда-то считала своим первым другом… В позапрошлой жизни…

«Ну и что, — обрывает сама себя. — Он похож на Джона лишь глазами. Но это не может быть Джон. Потому что маленькому лордику совершенно нечего делать под мостом возле Темзы».

Вот он снова приходит с прекрасным подарком. Нет, к счастью, не ей, это слишком бы ее обязывало — подарок для библиотеки школы. Ценно. Корректно. И смотрит так, словно хочет ее прочитать.

Ну уж нет.

Она «включает» свои воспоминания холода и видит, насколько это его озадачило.

«Можете так на меня не смотреть, милорд. Не поможет».

И все же ей не хочется, чтобы он ушел так скоро. Но лорд Певерелл всегда был стремителен.

И все же, он похож… Нет, не может быть такого.

Не может сирота подняться так высоко. Нет. Это воображение ее обманывает.

А Том отдал бы многое, чтобы добраться до личных дел тех, кто работает в Хогвартсе. Точнее, только до одного дела… И продолжал искать. Он просто обязан был понять, что за леди скрывается за фасадом под названием “мадам Пинс”. Весьма привлекательным фасадом, надо отметить, но все же то, что за ним было стократ интересней.

========== 8. Библиотекарь ==========

Мадам Пинс… Леди Принц…

Ирма взвешивала, сравнивала, выбирала: кем считать себя?

К «мадам» гораздо меньше вопросов, а потому она склонялась именно к этой «версии себя». Но вести себя проще… не хотелось. И не только потому, что было обидно потерять результат кропотливой работы мадам Фитцсиммонс. Все, чему учила ее пожилая ведьма, ложилось на характер Ирмы так легко, словно было родным.

— Кровь, — задумчиво кивала белой головой мадам. — Какое счастье, дорогая, иметь такую последнюю ученицу. Благодатней материала, чем вы, у меня не было. Вы будете леди где угодно и в чем угодно. Если, конечно, вам будет угодно.

И наливала ей чай в изящную чашку, улыбаясь одними кончиками губ.

Нелюдимой для всех и удивительно теплой для самых близких старушки не стало в тот год, когда в школе сменился директор. Дамблдор начал было самостоятельно пересматривать библиотечный фонд, прилично расширив Закрытую секцию и распорядившись перенести туда, к немалому удивлению Ирмы, немало совершенно обычных книг.

Едва только директор начал изымать из обращения определенную литературу и унес к себе первую пару книг, она поняла, что дело нечисто. Тогда она по наитию повела себя весьма мудро: убрала все из списка директора в запасник. И даже больше прихватила, а на его вопросы отговаривалась тем, что старые книги убрала на реставрацию. Вот же, прекрасные новые книги, такие аккуратные и свежие, как раз по этой теме, правда?

Потом же начала несколько преувеличенно сетовать на то, что, мол, руки не доходят, чтобы привести их в порядок. Дамблдор понял, как хотел: все убрано далеко-далеко и вряд ли появится, аккуратность новой мадам библиотекаря не позволит. А сама мадам, любительница чистоты и свежести, ненужным интересом к старым пыльным томам не страдает, как и излишним рвением в восстановлении (да и навыков, скорее всего, не имеет — инкунабулы в порядок приводить может далеко не каждый опытный маг!). Ему того и надо было, собственно. Повезло ему с библиотекарем.

А Ирма понемногу действительно училась (в этих книгах было все, и то, как восстанавливать магические инкунабулы, гримуары, палеотипы — тоже) и… восстанавливала. Начиная с тех, что имели хотя бы несколько копий. А потом вспомнила кое-что из собственного детства и, немало ошарашив своими способностями кое-кого из хогвартских домовиков, за пару лет почти восстановила весь «списанный» библиотечный фонд.

К тому времени она уже прекрасно знала, что это не то достижение, о котором стоит хоть кому-то рассказывать. С домовиками, теми, что почуяли тогда ее «эльфийскую» магию, находясь поблизости, она просто провела небольшой такой ритуал. И теперь у нее было два верных помощника, точнее, помощницы — тихих, незаметных и совершенно нетребовательных. А главное, молчаливых, причем не на страх, а на совесть.

Но поговорить по этому поводу с директором ей так и не пришлось. Еще через месяц вслед за своей Джулией ушел и тот, кто любил ее больше всех, и на несколько дней Хогвартс остался без библиотекаря. Благо, это был самый спокойный период — середина семестра. Ирме пришлось позаботиться о похоронах своего предшественника — у стариков больше никого в Англии не осталось.

Выяснилось, что они оставили ей свой дом, свой счет, свои книги и записи… Тогда ей это было важно, наконец, знать: что бы ни случилось, у нее есть место, куда она может вернуться. Где она может просто жить. Светлая память стариков, светлые слезы — глубоко внутри нее они так и остались. Как и память о том, какими они были счастливыми вместе, пусть и под самый конец жизни, и неважно, что мадам Фитцсиммонс так и не стала мадам Донован — кого это волновало? Вместе.

Только много позже она поняла, что они все-таки преподали ей главный урок — позволили понять, что время для счастья есть всегда. Да, она поняла. Но не поверила, что и для нее это возможно.

***

А потом она наконец начала осматриваться. И подтолкнул ее к этому молодой Принц, довольно необычный, особенно для своего возраста, мальчик. То, что они, определенно, родственники, мадам Пинс сообразила довольно быстро. Мальчишка же ни о чем не задумывался — ну да и с чего бы, первокурснику-то? Хотя его поведение, его знания были весьма, весьма необычны. Впрочем, ей ли на необычность сетовать? А может, это и какие-то фамильные черты? Или, возможно, мальчику просто рано пришлось повзрослеть, и результат получился… весьма неплохим.