- Дерево-то далеко от вас было? - строго спросил следователь
- Ну как далеко, - развел руками Николай, - метров пятьдесят.
- А за деревом - что?
- А за деревом - ничего.
- Как ничего? Кусты, лес далеко?
- Минут десять - и то не добежишь.
- А вы когда оглянулись?
- Минуты через две.
- Врете.
- Почему же я вру? - озадачился Николай.
- Да куда ж он тогда делся? - рассвирепел следователь. - Весь лес вокруг обыскали. И трупа нет.
- Может, его без трупа убили? - задумчиво проскулил Николай.
- Знаете, не хулиганьте, - ответил следователь. - Идите. А если найдем улику против вас - смотрите.
Но ни трупа, ни Никиты нигде не было. Так прошло месяца три. Мамаша Никиты умерла. Грустью повеяло от всего этого. Николай во время похорон шел около тела.
- Какой гроб тяжелый, - задумчиво пробормотал он своей сестре Кате. - А Никита-то вот оказался легкий, как пушинку сдуло.
- Бандиты его увели - какая тут легкость, - ответила ему сестра.
- Эту версию следствие отвергло, - заключил Николай и про себя тихонько запел. Он любил петь про себя, когда все идет шиворот-навыворот.
- Хороший был твой друг Никита, - сказала сестра. - Я за него замуж мечтала выйти. А что? Были бы сейчас вдвоем, в постели, а его сдуло. Так и веру во все потеряешь.
- Смотри, веру во все не теряй, - опасливо возразил Николай. - А то и тебя сдует.
- А Никита что, верил во все? - осторожно спросила Катя, робко поглядывая на брата. - Верил, что все это вокруг, - и она сделала широкий жест рукой, охватывая, казалось, весь мир, - не чепуха?
- Нет, что ты! Что ты! - испугался Николай. - Он был уверенный. Это я точно знаю. Верил, что вокруг - не чепуха.
Они тоскливо отошли потом от свежей могилы.
- Смоемся, что ли, Катя, - шепнул Николай. - Чего зря сквозь землю глядеть! И без этого душу надорвали.
- Пошли, - оглядевшись, сказала Катя.
И они исчезли за деревьями, направляясь к дыре в кладбищенской ограде, откуда рукой подать до пивной.
- Ты вот мне скажи, что ты тут молола о Никите, о замужестве на ем? спросил Николай.
- Если серьезно - влюблена я была в него, Коля, - проскулила сестра. Сердце так и таяло, и весь ум был им полон.
- Что же ты мне-то не открылась? Сестра называется. Влюбилась в моего друга - и молчок!
- Страшно мне было как-то, Коль, - продолжала Катя. - Я ведь и ему ничего не говорила. Молчала. Тянуло меня только к нему, как на звезду. Скажи, а он был хороший человек?
- Почему нет. У нас все хорошие. Только почему "был". Труп-то его не нашли.
- Мало ли, - ответила Катя. - Любила я его - и все...
- А что ж не ревела?
- А чего ж зря реветь-то. Я ж не медведь все-таки. Только камень был на сердце и еще блаженство, что, думаю, все-таки увижу его когда-нибудь.
Брат и сестрица нырнули в дыру. Постояли, подумали около пивной и выпили четыре кружки пивка. Потом выпили еще. Привязался к ним инвалид.
- Откуда вы такие? - все спрашивал. - Поди муж с женою - очень друг на друга похожи.
- С похорон мы, дядя, с похорон, - сурово отвечал Николай.
- С похорон? - недоверчиво, косясь, спросил инвалид, почти окунув голову в бидон с пивом. - А чего ж пьете? С тоски?
- От тоски и от веселия, - поправил Николай.
- А отчего веселие?
- А оттого, что нету смерти, нету ее - вот от этого-то и веселие.
- Смерти нету? - удивился инвалид. - Ишь куда хватили. Вам за это надо орден дать, хотя женщинам и не положено... Чудаки, ведь ежели смерти нет, то что тогда есть-то? Тогда вообще ничего нет. Даже этого пива. А смерть-то, она, милые мои, жизнь красит. Зря вы так против ее... бунтуете... - И инвалид опять опустил голову в свой бидон с пивом. Потом выглянул с пивной пеной у рта и проговорил: - Я вам не Стенька Разин, чтоб против смерти бунтовать.
Николай с Катей ушли.
И потянулись годы. Не так уж и много их прошло (но Катя успела выйти замуж, развестись, и все за какие-то два-три года), а Николай посуровел и к жизни относился с битьем. "Побить ее надо - жизнь эту", - не раз приговаривал он. За здравый смысл он держался все реже и реже. Сосед его по квартире умер - от кашля. Николай все больше и больше привязывался к своей сестре, потому что секс ему уже надоел. Искал чистых, незаинтересованных отношений.
Однажды он сидел с сестрой у нее на кухоньке за бутылкой.
- Ты мне скажи, Катюнь, - спросил он, - почему ты так легко развелась со своим мужем?
- Да я ведь, Коля, как ты знаешь, за последние годы не с ним одним развелась, а до него с двумя любовниками тоже.
- И что так? Скучаешь?
- По Никите твоему скучаю - вот что, - резко ответила Катя, - не выходит из головы, окаянный. Хоть к ведьме иди, чтоб расколдовала... Ах, что я! С годами он все мне родней и родней, хотя его нигде нету.
- Знаю, - угрюмо проговорил Николай. - А мне вот с тобой хорошо. Буквальное бабье надоело, хищные очень, требуют многого. Есть у меня родной человек, это ты, хоть одна, а верная - всегда и при всех обстоятельствах, какой бы я ни был, хоть последней сволочью. И нежная ты к тому же.
- Ну это другой разговор, - вздохнула Катя. - Я твоя сестра, а не кто-нибудь, и мне от тебя ничего не надо, только бы ты был и жил всегда. И даже после смерти.
- И мне то же самое. Выпьем.
И они чокнулись.
- А всех баб ты все-таки не хай, Коля, - выпив, проговорила Катя. Разные они. Не вали всех в одну кучу. Просто не повезло тебе.
- А кому повезло? Единицам.
- Ну не скажи.
- Да черт с ними, Давай стихи читать. Про чертей. Федора Сологуба.
- Это я люблю, - согласилась Катя. - Потому что ты его любишь. Через тебя и я.
И они читали стихи до полуночи.
Под конец Николай попытался развеять Катин дурман относительно Никиты.
- Пойми, Кать, - сказал он задумчиво. - Ушел он. Ушел и не пришел. Чего ж такого любить?
- Тянет меня, и все. Забыть не могу. Есть в нем какая-то изюминка для меня. А в чем дело, не пойму. Чем дальше, тем все больше тянет и тянет.
- Ладно, пойдем спать. Утро ночи мудренее. Доставай мне раскладушку.
На следующее утро - было оно субботним - они долго-долго спали, устав от водки, стихов и отсутствия Никиты, о котором Коля стал порядком забывать, но из-за сестры снова вспомнил.
Прошла еще неделя, под субботу Катенька забежала вечерком к своему братцу, в его однокомнатную квартирку, - немного прибрать в ней, холостяцкой, потому что всегда жалела Колю.
