– Ничего, – шепотом сказала Яролика. – В темноте зато вернее проскользнем.

Наконец впереди показались березовые стволы. Весной и летом тут, наверно, было очень красиво. Часто рассаженные деревья тянулись неоканчивающейся березовой рощицей, обозначающей границу Руси. Сейчас же на подруг смотрели голые стволы, темным частоколом перекрывавшие им дорогу. Яролика и Горислава подобрались ближе и прислушались. Было тихо, лишь скрипели деревья. Подруги, решившись, подошли еще ближе. До спасительных берез оставалось всего несколько шагов. Перейди они границу, бросились бы бежать и уже меньше чем через час были бы недосягаемы для врагов.

Однако их мысли оборвал раздавшийся окрик.

– Стоять! – к ним приближался силуэт мужчины с ружьем в руках. На плече у него висел рожок, похожий на охотничий.

– Пограничник, – внутри Яролики все похолодело. Вновь перед глазами встали картины того, что они увидели в деревне. Того, что сделали с женой ее брата. Нет, невозможно, чтобы это произошло с ними, нужно выбраться, нужно что-то придумать.

– Кто такие? – рявкнул пограничник. – Не двигаться! – Он подошел еще ближе и на мгновенье запнулся. – Девицы….

И тут Яролику пронзила мысль.

– Горя, спой, – зашипела она. – Спой, усыпи его, ты сможешь! А если не получится усыпить, то пусть сдохнет, как те зайцы!

– Я… Я не смогу, – Горислава, однако, выпрямилась, со страхом глядя на мужчину. Горло ей сдавило, и она не чувствовала себя способной выдавить хотя бы звук.

– Стоять, – уже совсем уверенно произнес пограничник, видя, что перед ним просто две юные девушки и опасаться нечего. – Кто такие? Откуда?

– Горя, ты сможешь! – зашептала Яролика. – Ради наших, ради Остромира, ради папы с мамой! Помнишь, как твой папа любил твои песни? Он говорил, что ты сумеешь сделать все, что захочешь. Усыпи его. В тебе есть дар, воспользуйся им!

Мужчина тем временем подходил все ближе.

– Я… попробую… – Горислава дрожащими руками развязала платок, стащила его с головы и начала распутывать пальцами пряди косы, – так мне проще, – объяснила она Яролике, но не отрывая глаз от пограничника, и сделала шаг ему навстречу.

Тот от неожиданности остановился, но тут же заулыбался масленой улыбкой.

– Откуда же ты взялась, красавица моя, – ухмыляясь спросил он, подходя все ближе. – Вы с подружкой мне вечер скрасить решили?

– Да, да, – кивнула Горислава, – и я спою вам. Можно? Вы не будете против… Развлечься?

Пограничник наконец опустил ружье, хоть и держал его, готовый вскинуть в одно мгновенье.

– Не против, – он улыбнулся, с интересом оглядывая девушку. – А подружка твоя пусть рядом постоит. Куда ты смотришь? В бега податься решили? Так, может, я вас и отпущу, коли ласковы будете, – он хохотнул. – Ну пой, рыженькая, – он протянул руку к волосам Гориславы.

Горислава задохнулась от отвращения и зажмурилась. Обычно она просто выводила голосом какую-нибудь мелодию, но сейчас ничего отвлеченного, как назло, не шло ей на ум. Она глубоко вздохнула, раскрыла медленно свои серо-зеленые глаза и, не отрывая взгляда от зрачков мужчины, запела песенку, которую еще девчонкой слышала в городе:

Зимней ночью под луной

Повстречались мы с тобой.

Много клятв ты мне давал,

Быть со мною обещал.

Нынче полная луна,

Только я совсем одна.

Ах, вернись ко мне, мой друг,

Через стаи буйных вьюг…

Она проговаривала слова бездумно, концентрируясь на мелодии, пытаясь проникнуть туда, в глубину, за его зрачки. Ее голос, хриплый в начале, налился серебром и зазвенел, будто вплетенный в лесной сумрак.

Пограничник слушал как завороженный. Его взгляд становился все более расплывчатым, любой проблеск разума исчез. Его руки разжались, и ружье, которое он, к счастью, поставил на предохранитель, упало на снег. Сам он стоял, покачиваясь в такт словам песни. Наконец он сам пошатнулся и упал на колени перед Гориславой. Он только смотрел то ли на девушку, то ли сквозь нее и продолжал покачиваться.

Яролика нерешительно сделала шаг вперед и провела рукой перед глазами мужчины. Тот никак не отреагировал и даже не моргнул.

– Почему он не спит, – прошептала Яролика.

– Не знаю, – Горислава глубоко вздохнула, – боги, я будто амбар одна разобрала. Идем скорее, пока он не очнулся.

– Давай сумку, – спохватилась Яролика. – Держись за мою руку. Быстрее, быстрее. Пошли, надеюсь, больше нам никто не встретится. – она оглянулась. Мужчина стоял на коленях и все так же монотонно покачивался. – Надеюсь он про нас не вспомнит.

Девушки бегом пересекли границу.

– Даже если вспомнит, – слабо улыбнулась Горислава на бегу, – нам это уже не повредит. Мы вырвались! У нас получилось, Ярочка! Границы Лигии не так серьезно охраняются, верно?

– Верно, – выдохнула Яролика. – Только нам нельзя останавливаться. Чем дальше мы уйдем от границы, тем лучше. Ты как? Сильно устала? Потерпишь немного?

– Да, да, – кивнула Горислава, – я все вытерплю. Если ты будешь рядом, Ярочка.

Вскоре, не увидев за собой погони, девушки перешли на шаг. Горислава робко спросила:

– Теперь у нас никого нет, кроме друг друга, – она оглянулась. – Тот мужчина… Многие захотят сделать с нами то же, что и он, да? Как мы будем защищаться? Я их всех в беспамятство не введу… Нам нужна какая-нибудь история и… Что мы вообще делать будем?

– Мы что-нибудь придумаем, Горя, – твердо сказала Яролика. – И как-нибудь защитимся, мы теперь взрослые, и ты правильно сказала, только мы друг у друга и остались. Главное, всегда быть вместе, и тогда нам ничего не страшно. Но сейчас отойдем подальше, на границе ночевать опасно. Пройдем, сколько сможем, а там поищем укрытие.

Горислава кивнула, и девушки продолжили путь. Вскоре лес поредел, однако идти было тяжело. Их путь ровным не был, они то спускались под уклон, то карабкались вверх по склонам поросших мхом холмов. Наконец совсем выбившись из сил, подруги остановились отдышаться. Яролика вдруг взяла подругу за руку.

– Смотри, – она указала назад. На склоне холма, по которому они спускались, росла большая ель, чьи корни выпростались из земли и, изогнувшись, образовали укрытие. Земля провалилась, и под корнями ели была маленькая пещерка, совершенно невидимая сверху.

– Укроемся там? – предложила Яролика.

– Да, пора, – согласилась Горислава, – я валюсь с ног. Думаю, обманывать себя, будто кто-то из нас сможет стоять на часах, не имеет смысла. Срежем лапника?

Яролика кивнула.

– Я положила ножи в каждую сумку, – сказала она, – обернула тряпкой, чтоб не порезаться. Как думаешь, костер имеет смысл разводить? Если накидать лапник на корни, а костер развести маленький, то он виден совсем не будет, а нам будет теплее.

– Давай попробуем, – устало кивнула Горислава, – во всем, что касается леса, тебе я доверяю больше, чем себе.

Они развели костерок, прижались друг к другу, растопили снег в котелке. Поужинали своими скромными припасами, улеглись и, крепко обнявшись, уснули так крепко и спокойно, словно не оставили за спиной трупы родных и друзей, сгоревшие дома и сломанные жизни.

Ранним утром, еще до рассвета, из чащи вышел олень. Он осторожно повел носом в сторону спящих девушек, с минуту посмотрел на них, потом повернулся и горделиво ушел обратно, скоро затерявшись среди деревьев.

Яролика потянулась и ойкнула: ее рука за ночь порядком затекла. Она осторожно зашевелила пальцами, разминая руку, и, будто не понимая, где она, огляделась вокруг. Улыбка, появившаяся было на ее лице, исчезла, едва память о вчерашнем дне вернулась к ней. Яролика протерла глаза и вздохнула. Постепенно начинало светлеть, утренний сумрак уходил, растворяясь между деревьев. Яролика выползла из их нехитрого убежища и глубоко вдохнула чистый лесной воздух. За ней выбралась Горислава, потягиваясь и зевая. Она с наслаждением потянула ноздрями:

– Какое волшебное утро! – сказала она, прикрыв глаза.