– Не угаснет он! – твердо сказала травница. – Будешь давить его в себе – он будет ждать и когда-нибудь вспыхнет так, что выжжет все и всех вокруг, а саму тебя откатом убьет. Коли дар есть, его нужно развивать. Горя, если любишь Остромира, лучше оставь. Здесь вам счастья не будет.

– Бабушка… – шепотом сказала молчавшая до того Яролика. – А мы что же тогда, и вернуться никогда не сможем…

Всемила вздохнула.

– Внученьки, если бы моя воля была, я бы никогда вас на чужбину не потащила. Но сгинете вы здесь. Ни я, ни отцы ваши не можем этого позволить. Только поэтому я вас увести хочу.

Губы Гориславы задрожали, из глаз брызнули слезы:

– Правы церковники, – закричала она, – не дар это, а проклятие! Будет нам счастье, будет, не каркайте! А не будет, так пусть мой муж решает, уходить нам или оставаться. Без него никуда я не пойду, и отец мне теперь не указ! – она ожесточенно утерла слезы и сказала спокойнее. – Яре надо уходить. Про нее в деревне давно поговаривают. А про вас и подавно. А я остаюсь.

– Горя! – вскрикнула Яролика, вскакивая. – Про тебя ведь тоже поговаривают! Ты же знаешь! Мы обе слышали: и про дар, и про то, чему твой отец нас учит! Это сейчас отец Лука на нас внимания не обращает, а ведь мне папа сказывал, что скоро чужие церковники к нам приезжают. Горенька! Бабушка! – она в отчаянии переводила взгляд с одной на другую. – Почему мы все не уйдем? Все семьи? Пусть Остромир с нами пойдет, коли он жених Гориславин. Ведь лучше же так будет!

Горислава затихла, перевела полный надежды взгляд на травницу:

– Бабушка Всемила, давайте все вместе уйдем? Ваша семья и наша? И Остромир?

– Отцы ваши не хотят уходить, а точнее матери не согласятся, – со вздохом ответила Всемила. – Опасаются, что на чужой земле будет хуже. Думаете, мне легко вас от семей отрывать, девочки мои? Мы ведь вас спасти хотим. А Остромир… коли любит он тебя и готов сейчас же идти, то почему нет. Остромир верный парень и честный.

– О! – отчаяние Гориславы как рукой сняло. – Я его уговорю! Мы мигом! Я за ним сбегаю, бабушка Всемила, погодите секундочку!

Яролика радостно заулыбалась и взглянула на Всемилу. Для нее самой новость о том, что нужно покидать родные края, не стала такой шокирующей, как для Гориславы. Яролика была из семьи потомственных травниц, и про их семью знали все. Знали, что у каждой девочки в роду этот дар проявляется. Раньше этим гордились. Смутно, еще детским сознанием, Яролика помнила, как бабушка Всемила рассказывала ей, еще совсем крошке, то ли сказки, то ли легенды, в которых травницы и знахарки из их семьи поколениями жили здесь и помогали людям. Поэтому теперь, когда быть магом стало опасно, Яролика сама была готова бежать куда глаза глядят в любую минуту, лишь бы спрятаться туда, где не будет внутренности скручивать от страха.

Всемила приподнялась из-за стола.

– Горюшка, постой, не лети, – начала она. – Мне самой лучше… – внезапно она осеклась. Ее глаза расширились, она с удивительной для ее возраста прытью метнулась к двери, перехватывая Гориславу. Однако все же на долю секунды травница запоздала, и дверь распахнулась. Со стороны деревни шла группа мужчин, незнакомых всем трем. Яролика, выскочившая на крыльцо следом за бабушкой и подругой, застыла. От приближавшихся незнакомцев веяло угрозой. Один из них, заметив их на крыльце, вытянул вперед руку и что-то сказал своим спутникам.

– Живо в дом! – с невесть откуда взявшейся силой травница втолкнула девушек в избушку, опустила на дверь засов, приложила к нему руку и что-то забормотала.

– Кто это? – едва живая от страха выдохнула Горислава. – И что им нужно?

Всемила не обратила на нее внимания и продолжала бормотать. Наконец она оторвала руку от двери и перевела взгляд на девушек. Бледные и перепуганные, они стояли, прижавшись друг к другу, и едва дышали.

– Не бойтесь, – хриплым, словно не своим, голосом сказала травница. – Это их задержит. А теперь… – ее взгляд метнулся в сторону, пробежался по стенам избы, ища выход, и наконец остановился на полках с пузырьками и склянками разных форм и размеров.

– Да…. – прошептала Всемила, – да, так и будет. Яролика, Горислава, живо слушайте меня! – ее голос вновь окреп. – Времени мало, берите свои вещи. Яролика, – она метнулась к сундуку и, пошарив в нем, достала толстую рукописную книгу, – возьми, твое наследство. Читайте обе внимательно и учитесь. Теперь полезайте… – травница с трудом приподняла крышку погреба.

– Бабушка, – из глаз Яролики потекли слезы, – а как же…

С улицы раздались гневные крики, что-то пронеслось по воздуху и ухнуло над крышей, отчего все покачнулись.

– Быстро в погреб, – рявкнула Всемила.

– Перун и Мокошь, помогите! – содрогнулась Горислава и полезла вниз по лесенке. За ней, рыдая, спустилась подруга.

– Ступайте в тот угол, – указала Всемила, – откиньте мешки, там лаз, ползите как можно дальше, насколько сможете, и схоронитесь там! Если вдруг что не так пойдет, ползите еще дальше, до самого конца – путь приведет к обрыву. И ни в коем случае, что бы вы ни услышали, не смейте вылезать! Ясно? Как все стихнет, обождите немного, потом выходите и бегите отсюда! Прочь из Острога! – не дожидаясь ответа, она со стуком захлопнула тяжелую крышку, и девушки остались в темноте. Они прижались друг к другу, а все вокруг бушевало.

– Идем, идем, – всхлипывая забормотала Яролика, едва ли не на четвереньках переползая в указанный угол. Сверху снова тяжело громыхнуло, избушка затряслась, однако устояла. Царапая руки, девушки откинули мешки и забились в указанный лаз.

– Отвори по-хорошему, ведьма! – раздался крик.

– Я вам сейчас по-плохому отворю! – голос Всемилы зычно раскатился по всей поляне, где стояла избушка, мелькнула вспышка, отблески которой полыхнули перед подругами сквозь щели в полу, раздались крики и проклятья.

– Бабушка, – рыдала Яролика, цепляясь за подругу. Горислава оцепенела от ужаса и только прижимала к себе голову подруги, будто стараясь уберечь ее от всего, что происходило над ними. В щели были видны вспышки – голубо-лиловые, обжигающие глаз. Грохот стоял такой, что Горислава, не услышала своих слов, когда повернулась к подруге и сказала ей:

– Ярочка, это, наверное, Перун спустился, чтобы помочь нам! Он нам поможет! Боги спасут нас!

– А бабушка, – машинально шептала Яролика, заливаясь слезами, – бабушка… За ней пришли, за нами пришли, она нас защищает…

Внезапно шум стих, девушки замолчали, сильней прижавшись друг к другу. Послышались мужские голоса.

– Осторожно, ведьмы изворотливы. Прикрывайте друг друга.

Яролика полными ужаса глазами смотрела на подругу. Горислава, зажав рот рукой время от времени мотая головой и не отрывала взгляда от потолка подвала, словно стараясь сквозь доски рассмотреть, что происходит наверху.

– Да все вроде… – внезапно мужской голос оборвался и перешел в дикий визг, словно его издавало животное, а не человек.

– Убейте ее! – заорал кто-то из нападавших.

– Думали моей магии хлебнуть, выродки церковные, – раздался яростный голос Всемилы. – Ну так подавитесь ею!

Раздался звук разбившегося стекла. На секунду все замерло, как будто само время остановилось, а затем раздался взрыв. Девушки с криком шарахнулись назад, пытаясь отползти как можно дальше от бушевавшего огня. Пол проломился, в погреб рухнули доски, наверху избушка зашаталась и через мгновенье рассыпалась, будто игрушечная. Бревна рухнули в подвал, все сильнее занимаясь огнем.

Горислава метнулась к полке, разбила банку с какой-то жидкостью – то ли отваром, то ли брагой, оторвала два куска от подола, смочила их и, зажав рот одним, протянула другой подруге.

– Давай мешки подтащим! – крикнула она. – Заложим лаз! Будет воля богов – не задохнемся!

Яролика кинулась к мешкам. Помогая друг другу, девушки подтащили их к лазу, нагромождая их как заслон от дыма и огня.

– Еще банку возьми, – крикнула Яролика, хватая первую попавшую закрутку. – Будем смачивать тряпки, надо продержаться, пока выползаем. Боги помогут!