Затычка искал подходящую позицию. Командир не имел обыкновения посвящать рядовых бойцов в свои тактические замыслы. Он частенько пренебрегал и указаниями высшего руководства ан-Нусры, но бригада пока оставалась сплоченной – неведомо как, неведомо откуда Затычке удавалось добывать требуемые суммы. Он вовремя и щедро расплачивался с европейцами. Эти нипочем не стали бы воевать без оплаты. Незначительная задержка в выплатах грозила бунтом и последующим развалом бригады. Бледнолицых и курносых, скребущих подбородки и щеки одноразовыми лезвиями Gillette, едва ли набралось бы в бригаде и половины. Другие же – диковатые сыновья башмачников и пастухов с йеменских нагорий, бежавшие от армии саудовских шейхов, Юсуфзаи[12] из северного Пешавара, Гурани[13] из Керманшаха, сирийские арабы, прочие обвыкшиеся с войной твари – воевали руководствуясь совсем иными мотивами. Некоторые из них являлись ретивыми фанатиками, иным же просто податься было некуда. Мотивы большинства для Шурали оставались темны. Деньги, конечно же, любили все, но европейцы больше других ценили так называемую «финансовую дисциплину».
Связником с главным казначеем ан-Нусры являлся водитель БМП, тот самый лихач, что сидел сейчас под броней, длиннобородый, тощий, молчаливый Джафар аль-Налами по кличке Джин. Джафар обладал завидной способностью сказочного дэва исчезать и возникать вновь с бесшумной и обескураживающей внезапностью. Отлучки его не подчинялись какому-либо графику, но неизменным следствием их всегда было появление денег – зеленоватых, аккуратно нарезанных бумажек с портретами англосаксов и иудеев. Европейцы и канадцы любили эти бумажки больше портретов распятого, больше живущих за морями родичей, больше собственного оружия. Зеленоватые прямоугольники из плотной бумаги являлись чудодейственным снадобьем, кальяном успокоительным, даровавшим сплочённость и спокойствие в боях. На подступах к Халебу отлучки Джафара аль-Налами прекратились, но возмущения в рядах бригады не произошло. Все ожидали богатой добычи.
Старый Халеб встретил их отчаянием частых стычек, и интонации канадцев претерпели значительные изменения. Шурали прислушивался к шепоткам недовольства. Канадцы поначалу беседовали с Затычкой спокойно. Шурали слышал знакомые слова: fee, money, when, how much[14].
Следствием этих бесед явилась свойственная Затычке выборочная забывчивость. Командир бригады внезапно и напрочь забыл все слова английского языка. Раздраженные канадцы поначалу пытались объясняться с ним иначе, на языке очень близком по фонетике к родному языку Ибрагима Абдулы. Но и в этом случае они не были поняты. Тогда Шурали заметил, что светловолосые жители заморских земель стали являться на переговоры с командиром вооруженными и в сопровождении русского дедка, который вполне внятно изъяснялся на арабском. Трусоватый толмач пришёлся Затычке совсем некстати, может быть именно поэтому он пал в следующем бою. Пуля малого калибра вошла ему под левую лопатку. Стреляли издалека, рана оказалась неглубокой. Русский старик всё ещё дышал, когда одна из наложниц Затычки, синеглазая уроженка Сирии, дорезала его.
– Старик нам не нужен, – пояснила она разгневанным канадцам на хорошем английском языке. – Он получил пулю в спину, потому что слишком труслив. Он предатель.
На синеглазую подружку Затычки не решился поднять оружие ни один из канадцев. Тело русского старика оставили на волю команды спасателей ООН – тех странных людей, которые очищали руины Халеба от трупов. Фархат поднял в воздух беспилотник. Ведомая его сигналами, бригада двинулась дальше.
В следующей стычке они понесли значительные потери. Однако и европейцы, которых Шурали про себя именовал для простоты «норвежцами», и канадцы, все до одного, уцелели. Гибла в основном молодёжь из мусульманских деревень и городков – воинство Пророка, отчаянные фанатики.
Ночевали тревожно, под грохот недальней перестрелки. Зализывали раны. Джин Джафар аль-Налами той ночью, наконец, исчез. Бригада бездействовала весь следующий день. Шурали догадался: ждут возвращения Джафара. И действительно: Джин явился под утро в сопровождении двоих свирепого вида арабов. Все трое были нагружены тяжелыми мешками. От того прихода кое-что перепало и Ибрагиму Абдуле, и Шурали. Большая часть бригады была распущена для организации личных дел. Молодые йеменцы сбривали бороды, снимали с голов желтые повязки. Они намеревались отправиться в мирные кварталы.
Ни одна ползающая или бегающая по земле тварь не может ориентироваться в подземных ходах лучше, чем солдат-йеменец. Затычка с удовольствием принимал в бригаду именно их, потому что именно они обладали самым обширным опытом ведения боевых действий в больших городах. А что до навыков ориентации в подземельях – тут соперничать с ними могли только крысы. Пристроившись в хвосте одной из проворных групп, перемещаясь по подвальным этажам зданий, ходам и лазам подземного Халеба, Шурали попал в жилую часть города. В отличие от йеменцев, он не стал сбривать бороды. Просто одолжил у одной из наложниц Затычки длинное, свободное платье и хиджаб из плотной ткани цвета уличной пыли.
* * *
Ходы подземелий вывели их на одну из уцелевших пока торговых улиц. Шурали на мгновение замер, ослепленный яркостью дневного света, а едва прозрев, принялся изумленно рассматривать оконные стекла, витрины лавок, надписи на дверях офисов. Над вполне мирным на вид городским пейзажем громоздился высокий холм. По верхнему краю усеченный конус возвышенности оббегала крепостная стена, на каждой башне которой развевались трехцветные полотнища флага Сирийской Арабской Республики. Шурали искал банк и продуктовую лавку – от наличных денег следовало избавиться как можно скорее. Он быстро откололся от йеменцев и, стараясь ступать тяжелой и плавной походкой беременной ханум, направился к ближайшему отделению банка. Офис обеспечивал обслуживание банковских карт и доступ в интернет. Шурали смог перевести деньги матери и войти в Твиттер без опасений быть обнаруженным спецслужбами САА. Среди прочих обновлений, он нашел письмо из Лондона. Дядя Арьян сообщал о прибавлении в семействе и приглашал к себе, обещая помощь в трудоустройстве. Раздумывая над прочитанным, Шурали посматривал в витринное окно офиса. Люди шли по улице, садились за столики в кафе, беседовали. Тут и там оживленно распевали рингтоны мобильников. Беспечные лица, улыбки, звонкие голоса торговцев – всё так, будто в паре кварталов от этого места не гибнут люди. Обманчивая, фальшивая картинка истаяла в один миг, когда на соседний квартал обрушились удары «адского огня». Первый взрыв оказался самым мощным. Офис дрогнул. Экран монитора погас до того, как Шурали успел выйти из сети. Витринное стекло беззвучно рассыпалось на мелкие кристаллы. Шурали выскочил наружу. Над его головой небо между крышами строений быстро заволакивало дымно-пылевое облако. Теперь он не слышал голосов – крики людей потонули в грохоте недальних разрывов. Теперь он не видел беспечных лиц – лишь разинутые рты и распахнутые в ужасе глаза окружали его. Становилось трудно дышать. Прежде чем пуститься бежать, Шурали сорвал с головы платок. Уличный асфальт, несколько минут назад гладкий и чистый, хрустел под его ногами битым стеклом и щебенкой. Подол платья хоть и был широк, цеплялся за щиколотки, мешая бегу. Его пришлось задрать довольно высоко, ведь кобура пистолета висела на ременной портупее у пояса, а раскладной нож с широким лезвием прятался в одном из карманов камуфляжа. На бегу Шурали снял оружие с предохранителя и раскрыл нож.
– Смотрите! – кричал кто-то ему вслед. – Это один из них. Бородач!
Он вовремя заметил старую руину и чудом уцелевшую мраморную арку над ней. Там был выход из подземелья, но путь к спасению преграждали бойцы САА с автоматами наизготовку. Подол платья всё ещё путался в ногах. Пришлось срочно избавляться от женского одеяния и вступить в схватку. Солдаты Башара Асада – трое здоровых парней – оказались совершенно не готовы к рукопашному бою. Они вопили, уворачиваясь от его ударов, пытались навалиться втроём и мешали друг другу. А стрелковое оружие не использовали. Хотели взять живым? Шурали бил их рукоятью пистолета, пинал ногами, колол. Двоим в первые же минуты схватки он нанёс серьёзные раны. Один из раненных зажимал рукой кровоточащий бок, но крепился и из схватки пока не выходил. Зато другой, завалившись на груду камней, принялся взывать о помощи чёрную коробку рации. Его живот чуть ниже ремня был распорот. Униформа побурела. Алые струйки стекали на камни. Вскоре и второй раненный присоединился к нему. По счастью, Шурали успел разоружить обоих и забросить их автоматы в чернеющий лаз подземелья. Он не забывал и следить за беснующейся в панике уличной толпой. Удары «адского огня» следовали один за другим. Но баллоны взрывались в соседних кварталах. По воле Всевышнего, пока не один из них не угодил на эту спасаемую Аллахом улицу. Наконец, двое раненных им бойцов САА решились покинуть место схватки, бросив своего товарища на волю Аллаха, но замешкались возле арки. Частые разрывы баллонов пугали обоих, но тот из двоих, которому Шурали распорол ножом живот, быстро истекал кровью. Им не следовало бы предаваться страху, ведь через несколько минут один из них утратит способность перемещаться самостоятельно. Шурали уже решил, что дострелит его. Но пока надо как-то справиться с третьим бойцом, который оказался не только ловок, но и чрезвычайно отважен. Несколько минут они кружили по усыпанному щебнем дворику руины, подобно обозленным котам. Боец САА богохульствовал, поливая Шурали отборнейшей бранью, но в одиночку наброситься не решался, лишь беспокоил редкими, вполне предсказуемыми ударами. Улица пустела. Вооруженных людей в редеющей толпе по-прежнему не наблюдалось. Шурали удавалось держать под контролем всё, кроме лаза в подземелье. Когда Ибрагим Абдула по прозвищу Алёша появился оттуда – то ведомо одному лишь Аллаху.
