– Ханум слишком нарядно одета, а девочка… она… безусловно красавица. Подумать только! И пятнадцати лет нет, а уже такая большая! Я боюсь, бронежилет на неё не подобрать!

– Мне шестнадцать! – насупилась Шамиран.

– Пора замуж, – рот человечка улыбался, но глаз было не разглядеть за пластиковым забралом.

– Надеваем бронежилеты, – скомандовала Роза и женщины быстро повиновались ей.

Пока Ахикар застегивал пряжки бронежилета, Ияри прислушивался к его разговору с человечком.

– Давно крайний раз обстреливали? – спросил человечек.

– Давно, – отвечал Ахикар без бравады и рисовки. – Уже два дня нас из минометов не обстреливали. Вам надо отправляться незамедлительно. Вот-вот начнется обстрел.

– Откуда знаете?

– Чутьё.

– Надо зайти в башню. Всего пара минут. Я должен подать сигнал верному человеку. Нам идти на север, а там «коридоры» для прохода слишком узки и обстановка постоянно меняется.

Низенькая дверь, ведущая в башню с часами, оказалась открытой. Им пришлось перелезть через штабель цилиндрических железяк. Некоторые были выкрашены веселенькой голубой заборной краской, другие – огненно-ржавые.

– Мины калибра сто двадцать? – изумился маленький человечек. – Любой снаряд, прошедший канал ствола, потенциально опасная вещь, которую по военным «Наставлениям» рекомендуется уничтожать на месте подрывом накладного заряда.

– Тут и без этого саперам хватает занятий, – сказал Ахикар.

Ияри уже лез вверх по лестнице. Его целью являлось узенькое оконце на первой лестничной площадке – очень уж хотелось по привычке посмотреть на руины с высоты. Цветные стекла витражей хрустели под подошвами его ботинок. Маленький человечек, обогнав его, устремился вверх. Его целью являлись окна в верхней части башни. Кому и как он будет подавать сигнал? Ияри вспомнилась читанная-перечитанная сказка. Там вредный злодей так же подавал сигналы вражеской армии, взобравшись на одну из замковых башен.

– Ты позабыл факел! – закричал вслед маленькому человечку Ияри.

Яфит тут же рассмеялась, навалилась на Ияри сзади, чтобы через его голову осматривать окрестности башни.

Они осматривали кварталы старого города недолго. Настигнув их, Ахикар оттащил обоих от оконного проёма и затолкал в глухую нишу, расположенную чуть выше по лестнице.

– Стойте тут! – строго сказал он. – На противоположном конце площади с чердака трехэтажки вчера работал снайпер.

Мать снова плакала. Роза тихо уговаривала её. Ияри прислушивался к их тихим голосам. – Послушай, дочка! Мы расстаемся навсегда… – Нет, мама!

– Не обманывайся, дочка, а послушай мать. Если Ахикар нравится тебе – знай, я благословляю.

– Мама! Это всё после войны. Не сейчас. Кончится война, мы все вместе пойдём к отцу и тогда… – Нет. Для нас эта война никогда не закончится. – Мама!

Сверху послышался стук шагов и скрип битого стекла. Маленький человечек, сделав своё крошечное дельце на верхних площадках башни, возвращался к ним.

– Пора в дорогу, госпожа! Поднимайтесь, дети! – сказал Ахи-кар.

Вот так вот! Ияри, Яфит и даже Шамиран ещё дети, но зато Роза уже вполне взрослая и может воевать. И может быть просватана за Ахикара. Они вылезли через низенькую дверь на площадь.

– Верный человек ждет нас в двух кварталах отсюда, – сказал маленький человечек. – Пока впереди дорога безопасна, но надо торопиться.

Он решительно схватил Ияри на руки, прижал к боку. Кто бы мог ожидать столько силы в столь маленьком тельце? Человечек был всего на голову выше самого Ияри и намного меньше Шамиран.

Мать и обе её младшие дочери, в бронежилетах, до смешного походившие на черепашек-ниндзя, бежали в указанном им направлении, к концу одной из улиц.

– Прощай, Ахикар! – сказал маленький человечек.

– Надеюсь ещё тебя увидеть, Мераб! Послушай! Сбереги семью антиквара!

– Не сомневайся! Сделаю всё что могу.

И он пустился бежать следом за женщинами. Ступни Ияри висели над самой землёй. На его ботинках не было шнурков – мать всегда покупала ему обувь на липучках. Почему же маленький человечек не хочет поставить его на землю? Если на ботинках нет шнурков, он не запнется, не упадет и вполне поспеет следом за всеми.

– Я сам… сам!!! – настаивал Ияри.

– Потерпи, Носитель. Скоро мы будем в относительной безопасности.

– Как ты меня назвал? – Ияри изумился, но лицо его было плотно притиснуто к твёрдому бронежилету, что создавало затруднения для ведения диалога.

Наконец, когда под сенью полуразрушенной стены Мераб передал его с рук на руки Матери, во время короткой передышки после утомительного бега Ияри смог задать все свои вопросы.

– Почему Мераб называет меня носителем?

– Потому, что ты носишь Семя Вавилона.

– Это важно?

– Так и есть, – Мать чистым платком отёрла с лица пыль и пот.

– А что мне будет, если я потеряю медальон? Или его у меня отберут?

– Это очень важно! – встрял Мераб. – Носитель может передать медальон другому только добровольно. Иначе медальон теряет свои свойства.

– Но если его украдут у меня или отберут?

– Это невозможно, – ответила мать.

– Медальон всё равно вернётся к тебе, – ясные глаза Мераба блестели. Он смотрел на Ияри так, словно тот действительно являлся музейным экспонатом – одним из чудес света. – Семя Вавилона нельзя украсть или потерять. Оно может принадлежать только своему носителю – и больше никому.

– Послушай напоследок сказки! – рассмеялась Роза.

Ияри не стал смеяться над Мерабом. Им предстоял долгий путь в неизвестность.

Они колесили по степи на раскрашенной в цвета пыли броне. Сидели плотно, спина к спине, бок к боку, плечо к плечу – пуштуны, арабы, славяне, африканцы, немцы, канадцы, латиносы и ещё Аллах ведает какие люди, из каких чужих и дальних мест понаползшие, поналетевшие на эту степь, чтобы Аллах ведает зачем проливать кровь других людей, порой своих же братьев. Русских в отряде Затычки оказалось всего четверо. Но один из них жался к браткам из Торонто, рослым, косматым, со славянскими фамилиями. Другой казался глухонемым и туповатым. Этот пристроился к самому Затычке в гаремные рабы. Ибрагим Абдула называл его командирским ординарцем. Шурали сразу смекнул, что «ординарец» не матерное слово, но всё равно какое-то обидное. Третий славянин, пожилой человек, желчный, тощий и нелюдимый, оказался никчемным бойцом, но Затычка пока терпел его. Никто не мог обращаться с баллистическим калькулятором так умело, как этот русский старик. Хотя Шура-ли довелось уже слышать, как не единожды Затычка грозил ему разными карами. Всё верно – в сражениях за Халеб ряды их отряда быстро редели и каждый боец ценился на вес золота. Однако верно и другое: муфтии и муллы успешно вербовали солдат для аль-Нусры во всех концах света, а Затычка умел неотвратимо и быстро исполнять свои угрозы.

Знакомиться с бойцами бригады не имело смысла и Шурали не утруждал себя запоминанием имен – ему достаточно и позывных. Да и на позывные он реагировал с трудом. Всё в этом пыльном, пышущем жаром и смрадом «адского огня»[8], мире он считал чужим, временным и недолговечным. Развязка долгой житейской истории, связавшей его с бригадой Затычки, казалась близкой. А пока боевые вылазки сменялись душными днями отсидок среди руин пригородов Халеба. В такие дни Затычке особенно тяжело давалось поддержание дисциплины в отряде. Многие бойцы промышляли мародерством. Иные же, подобно Ибрагиму Абдуле и Шурали, проводили время затишья за учением. Чтива среди руин они добывали в изобилии и самого разнообразного. В городе-музее даже штукатурка, отбитая осколками от стен, пахла древними библиотеками. Ибрагим Абдула совершенствовался в дари. Шурали учил русский язык.

Они расположились в одном из районов на северной окраине Халеба – пустынном, плоском пространстве, неравномерно усеянном разновеликими кубиками железобетона, которые в совсем недавние времена являлись жилищами людей. В домах не было ни одного целого окна, ни единого лестничного пролёта, ни одной двери. Кое-какие строения ещё не утратили кровель и почти все имели глубокие, добротно построенные подвалы. Электричество в район ещё подавалось, а потому и вода поступала почти бесперебойно. Серый ландшафт слегка оживляли редкие лоскуты пыльной зелени. Здесь ещё теплилась жизнь. Бродили стаи бездомных собак, немногочисленные, ополоумевшие от ужаса люди ютились исключительно в подвалах, приобретя повадки ночных грызунов. О местах их ночевок и дневок можно было догадаться по наличию следов испражнений. Бойцы бригады не трогали этих нищих. Их дни и без того сочтены – армия Сирии посыпала северную окраину города тяжелыми бомбами. Так жены рыбаков посыпают крупной солью улов своих мужей.