Вот и сейчас дурачок Мураши, облизывая губы, уставился на бронежилет командирской наложницы, наполовину скрытый серым хиджабом.

– Я принесла вам патронов, – проговорила иудейка. – Нас окружают.

– Уже, – ответил Шурали, принимая из её рук ящик с патронами. – Я говорю: уже окружили. Тебе лучше остаться с нами.

Он и сам удивился звуку собственного голоса. В наступившей тишине было слышно, как кто-то, скорее всего Затычка, переговаривается по рации.

Перестрелка возобновилась через несколько минут. Противник палил со всех сторон. Пули рикошетили от бетонного ограждения лоджии. Одна из них угодила Мураши в ногу. Дурачок повалился на спину. Шурали, нырнув под днище лоджии, ухватил его под мышки и дернул на себя. Ибрагим Абдула куда-то исчез. Наверное, он заскочил на лоджию и укрылся за ограждением. Вскоре над головой Шурали загрохотал автомат. Так и есть – русский там и ведет огонь, но у него всего два рожка! Мураши, минуту назад истошно вопивший, вдруг умолк. Тело его отяжелело. Шурали всё-таки затащил его под лоджию, уложил поперек. Первая помощь дурачку уже не требовалась – он был мертв. Наложница Затычки улеглась рядом с ним, словно нарочно прижалась своим бедром к его ноге. У неё было несколько полных рожков, но она вела огонь разумно, короткими очередями. Не покидая своего убежища, Шурали ухитрился, используя приклад автомата, подтянуть к себе ящик с патронами и несколько пустых рожков. Надо быстренько снарядить их, иначе им конец. Шурали сосредоточенно принялся за работу. Руки двигались с проворством и точностью робота. Автомат над его головой умолк.

– У меня кончились патроны! – завопил русский.

– Сейчас! Сейчас! – твердил Шурали. Руки его двигались всё быстрее.

Снарядив два рожка, он с немалым риском перекинул их за ограждение лоджии. Автомат заговорил вновь.

Шурали не мог видеть ровным счётом ничего. Всё пространство перед ним заволокло белым дымом. Затычка щедро лил соляру в выхлопные трубы бронетехники. Все машины были пока целы и огрызались огненными всполохами орудийного огня. Железная коробка с патронами быстро пустела. Белый дым лез повсюду. Он проникал даже в убежище Шурали. Становилось трудно дышать и Шурали пришлось вылезти из-под лоджии. Противник палил наобум, словно и не замечая их. Шурали подал иудейке знак не стрелять и та повиновалась. Шурали присоединил к автомату снаряженный рожок. Ухнул взрыв. Зашелестел падающий с небес щебень. Дымное облако отодвинулось. Перед ними открылось пустое, ограниченное белыми стенами дымовой завесы, пространство. Редкие, прерывистые линии автоматных очередей пересекали его во всевозможных направлениях. Автомат русского молчал, но Шурали слышал за ограждением возню, металлический лязг и внятную брань – значит, Ибрагим Абдула был ещё жив. Метрах в пятидесяти, в чреве дымного марева, кипела бурная перестрелка. Через пару минут оттуда, из-за дымовой завесы, выскочил Фархат. Он бежал, загребая ногами каменный мусор. Меж его ног стекала алая жидкость. Черная униформа его влажно блестела. Он зажимал ладонями рану чуть ниже ремня. Его ладони были перепачканы кровью. Шурали прикинул количество патронов. Их оказалось достаточно, чтобы снарядить один рожок. Но ему их надо как минимум пять. И это только на первый случай. При таком расходе боекомплекта одного рожка ему хватит ненадолго.

– Нужны патроны, женщина, – сказал Шурали, оборачиваясь к иудейке. – Патроны в железных ящиках. Ящики в БПМ.

– Поняла! – отозвалась та. – Я сейчас!

Её фигура скрылась в дыму. Шурали обернулся к Фархату. Тот лежал на боку, томно уставясь в пространство поверх головы Шурали. Итак, ещё тридцать патронов. Шурали взял в руки следующий рожок и продолжил работу. Краем глаза он видел, как дергаются ноги Фархата. Обутые в грубую солдатскую обувь ступни его ворошили пыльный щебень. Сам он лежал в кровавой луже, которая становилась всё шире. И штанины его, и наколенники влажно блестели. Разве дорезать мерзавца? Ранение в живот – не шутка. Всё равно издохнет. Шурали отложил в сторону полностью снаряженный рожок и взял в руки следующий. Нет, сейчас недосуг. Есть дела поважнее, а Фархата можно доверить воле Аллаха. Пусть пока мучается. Пения гурий ему всё равно не услышать.

К нему приползла наложница Затычки. Её тело извивалось по твёрдому щебню подобно змеиному. Наверное, острые камушки впиваются в её нежный живот, но она терпит, не кривит красивого рта. Где-то потеряла хиджаб, а длинные, черные с заметной сединой косы закрутила вокруг шеи. Наверное, трудно женщине на войне с такими пышными волосами – ни благовоний, ни должного ухода в разрушенном городе не добыть. А ей ведь хочется быть красивой. Наверное, хочется быть желанной, но тут, в боевой обстановке, её используют по-другому. Во славу Аллаха рожок был снаряжен и Шурали взял в руки следующий.

– Ну же, быстрей, женщина!

Она встала на четвереньки. Так ей удавалось перемещаться быстрее. Но длинная автоматная очередь снова уложила её на живот. Наконец, она оказалась на расстоянии вытянутой руки и Шурали принял у неё железный ящик. Он оказался слишком тяжёл – не менее двадцати килограмм. Наверное, поэтому женщина так устала. Она замерла, лёжа на животе, уткнувшись лицом в щебень. Спина её и бока тяжело вздымались. Шурали открыл ящик и принялся снаряжать очередной рожок. Над улицей трещали и грохотали автоматные и пулемётные очереди. На такой близкой дистанции звуки стрельбы уже не напоминали шлепки пощёчин и стук кастаньет. Звуки боя сливались в одну какофонию, оглушительную и непрерывную. Рожок был уже наполовину полон, когда хлопнул первый минный разрыв. Омерзительнейший из звуков преисподней – скрежещущий звон железных осколков – заставил их обоих уткнуться лицами в щебень.

– Иди же в укрытие! – крикнул Шурали. – Залезай под лоджию. Укройся за телом йеменца!

– Меня зовут Алисон, – сказала женщина.

Шурали продолжал снаряжать рожок патронами. Ноги Фархата снова оказались в поле его зрения, но теперь они не двигались. Верхняя же часть его тела была обильно присыпана щебнем. Разгрести, посмотреть, жив ли? Недосуг! Шурали уже закончил снаряжать последний рожок, щелкнул затвором, облил свинцом кучу щебня в том месте, где предположительно находились голова и плечи Фархата.

– О, Аллах! Да прославится имя твоё! – проговорил он.

– Воистину! – рявкнул русский из своего укрытия.

Иудейка кивнула. Рация на её плече шипела и перхала возбуждённым голосом Затычки. Командир сообщил своей женщине о потерях, особое внимание уделив выжившим после резни канадцам. По его словам выходило так, что «канадские хохлы» и их русский товарищ пали первыми. Шурали ещё раз оглядел мёртвое тело Фар-хата и на этот раз поверил своему командиру.

– Мы не оставляем своих раненных, – серьёзно проговорила она. – А теперь за мной! Нам надо присоединиться к командиру!

Остатки бригады Затычки, все немногие, кто выжил, сбились тесной кучкой в подъезде многоэтажки. Тут были обе женщины – простоволосые, с обнаженными, покрытыми ссадинами руками, они скалили жемчужные зубы, которые казались особенно яркими на покрытых свежей копотью лицах. Остальных оказалось непросто и узнать, так запылены, так искажены усталостью и отчаянием были их лица. Все оконные проёмы в их убежище зияли пустотой – остекление вынесло вместе с рамами. Зато хорошо была видна запаркованная на изуродованном газоне техника. Пока ни один транспорт не пострадал. Другое дело – люди. Бригада снова понесла чувствительные потери.

– Что нам делать? – ревел Затычка. – Что делать?

– Использовать метод Лива-Алькудс, – проговорил Ибрагим Абдула.

– О чём говорит русский? Ну-ка, пушту, переведи? – Затычка свирепел, он прекрасно понимал арабскую речь Алёши, но страх лишил его рассудительности.

– Он предлагает путь к спасению, – ответил Шурали, а Ибрагим Абдула уже сел за руль джихадмобиля.

– Эй, Затычка! – весело закричал он, просовывая в окно руку. Его чумазая ладонь сжимала смартфон. – Мне нужна корректировка, иначе я заблужусь в этих лабиринтах. Шурали! Ты лучший из наводчиков! Помоги в последний раз, друг!