Первый раз он сделал мне больно уже спустя сутки после предложенных им мне своих руки и сердца, настойчиво вцепившись руками в мои плечи, тем самым пытаясь выпытать у меня, в чём именно заключается причина моего раздумья, ведь мы уже один год и целый месяц как спим вместе. На третий день, так и не получив ни моего окончательного отказа, ни моего окончательного соглашения – на что он всерьёз рассчитывал больше, чем на отказ! – он впервые меня ударил. Изо всех сил толкнул в плечо, заставив меня впечататься в кухонный шкаф…

Так началась наша беспощадная игра.

Следующий месяц превратился для меня в глобальный тотализатор – каждый вечер я ставила именно на свою победу. Мы реально, без притворства и поддавков дрались! И вот ещё одно доказательство того, что со мной что-то не так – от наших драк мне становилось легче.

Картер не бил меня по лицу, считая его слишком красивым для повреждений, зато остальное моё тело по всему периметру было усыпано фиолетовыми пятнами и ссадинами. За какие-то четыре недели на мне буквально живого места не осталось – приходилось повязывать на шею шарф, носить блузки с длинными рукавами, прятать ноги в джинсах и, конечно же, не снимать перчатки без пальцев даже в офисе – в них я прятала свои геройские ссадины на костяшках кулаков.

О, как я избивала Картера!.. В отличие от противника, я не жалела его лица, не жалела своих сил, не жалела ни секунды проходящих между нами боёв. Я могла бы его сломать голыми руками, если бы он не избивал меня с ещё большей силой, чем я его. Однажды я повалила его на спину в гостиной у дивана и, сев на него сверху, изо всех сил начала бить кулаками по его голому прессу, рёбрам и, в конце, трижды врезала ему по лицу, после чего он всё-таки сумел сбросить меня с себя. Когда этот бой был закончен и Картер застрял в ванной, обрабатывая кровоподтёк на своей левой скуле и сплёвывая кровь из разбитой губы, я заперлась в туалете и впервые за долгое время написала Пени. Впрочем, тогда я ей так и не сказала, каким образом обстояли у меня дела. Не хотела признаваться ей в том, что состою в закрытом бойцовском клубе.

За последующую неделю сплошных поражений – не смотря на все мои усилия, я так ни разу и не выиграла у решительно настроенного Картера – я начала выдыхаться. В субботу мы подрались в последний раз, за час перед тем, как Картер ушёл на очередную тренировку. В этой драке он импульсивно швырнул меня о дверной косяк кухни, и я, хотя и не слишком сильно, как мне показалось, врезалась о него лицом, и в итоге разбила себе нос. Картер впервые испугался последствий своих действий. Он вбежал на кухню, вытащил из морозильника лёд и хотел помочь мне остановить кровь, которой было не так много, чтобы переживать о том, что мой нос мог действительно серьёзно пострадать. Холодно отстранив от себя Картера, я отправилась в ванную комнату и заперлась в ней. Спустя несколько минут услышав, как хлопнула входная дверь, я разделась до гола, решив принять горячий душ.

У нас в ванной, на стене возле дряхлой стиральной машины зачем-то висело зеркало в полный рост. Увидев в нём существо тёмно-фиолетового цвета, я замерла. На моём теле практически не осталось ни единого сантиметра, на котором не было бы огромных синяков, многие из которых имели внушительные кровоподтеки.

Впервые за долгие месяцы хорошенько разглядев себя в зеркало, я вдруг поняла, как же сильно моё тело болит из-за ежедневно переносимых им побоев. Из носа всё ещё струилась кровь, стекала по подбородку и раскрашивала мою посиневшую ключицу в алый, а я всё стояла и смотрела на своё тело, словно пыталась понять, как много оно способно выдержать. Наконец встретившись взглядом со своим отражением в зеркале, я вдруг совершенно неожиданно, уверенно кивнула головой и приступила к действиям.

У меня в запасе было немногим больше двух часов и этого было более чем достаточно, и тем не менее я не хотела медлить. Так и не приняв душ, я наскоро вымыла лицо, благо, кровь из носа быстро прекратилась, и, одевшись, за полчаса собрала в чемодан все свои вещи, вплоть до последней булавки. В тот момент что-то мне смутно подсказывало, что наши отношения с Картером, давно уже не зиждящиеся на сексе, а только на рукоприкладстве, нельзя воспринимать, как нормальные. С меня было достаточно. Ежедневно избивая Картера я выплеснула всё, что хотела выплеснуть в тот промежуток своей жизни, но теперь я становилась мишенью, вечно избиваемой и не имеющей шанса хотя бы на один точный удар. Картер просто стал месить меня, окончательно прекратив контролировать свои по-мужски мощные удары, которые могли нанести мне действительно сильный вред, не поднимай я в тренажёрном зале по десять килограмм одной рукой ежедневно.

Я давно хотела перебраться поближе к Амелии, которую новоиспеченная фурия Генри хотела упечь в дом престарелых, и поближе к дочкам Миши, вынужденным терпеть пьяные выходки своей матери. Не в силах защитить себя, я по-глупости считала, будто могу попытаться встать на их защиту. Однако это была далеко не та причина, по которой я променяла Лондон на провинциальный городок. Я не хотела, чтобы Картер Бишоп меня нашёл. А в том, что он будет меня искать, я не сомневалась. Однажды, выведя меня из строя ударом в живот, он сказал, что когда-нибудь мне больше не понадобится ощущать физическую боль, чтобы чувствовать себя живой – тогда мы и закончим наш бой. До тех же пор он будет бить меня столько, сколько мне это понадобится.

За сутки перед тем, как Картер разбил мне нос, я сказала ему “спасибо” за то, что он позволил мне отвести душу, но больше мне не нужно. А уже спустя двадцать четыре часа выяснилось, что кулачный бой был нужен Картеру больше, чем мне. Я же не собиралась становиться просто грушей для биения, для меня и вправду было достаточно – теперь моё тело испытывало ту же боль, что и душа, отчего сами по себе болевые ощущения вдруг стали для меня неотличимы. Теперь мне необходимо было вновь разъединить их, чтобы продолжить загибаться только внутренне. Чувствовать же себя вдобавок ещё и физически убитой, больше одного месяца для меня оказалось непозволительной роскошью. Мазахистка из меня вышла никакая. Вышла и осталась в той квартире, а я ушла.

Руперту понадобилась неделя, чтобы подыскать для меня жильё в маленьком городишке – местная учительница французского языка в старшей школе искала себе компаньонку по аренде. До тех же пор я жила с ним, Пени и двумя их детьми, тщательно пряча под наслоениями одежды своё иссиня-фиолетово-бордовое тело. Всё происходило в декабре, так что скрывать синяки было несложно. И всё равно от Руперта невозможно было скрыть подобное. Однажды, оставшись со мной на кухне расставлять посуду из посудомоечной машины, он сказал, что может без проблем открутить голову тому, кто посмел поставить на моём теле хотя бы один синяк. В ответ я лишь криво улыбнулась, заверив его, что в этом нет необходимости, так как я никогда не остаюсь в долгу перед теми, кто однажды посмел со мной связаться.

Я искренне считала, что избавилась от Картера навсегда, как и от предыдущих своих парней. В апреле, напившись с Нат одним из пятничных вечеров, я выслушала её длинные рассказы о её бывших, после чего рассказала ей о своих. От рассказа о Картере Нат даже немного протрезвела. Затем она предложила поискать в социальных сетях наших бывших. По-пьяни меня не пришлось долго уговаривать.

Моего первого мы так и не смогли прогуглить, так как я не то что фамилии, но даже точного имени его не знала.

Ди-джей всё ещё оставался ди-джеем, только занял стойку в более престижном клубе. Он женился на девушке на год старше него и, что могло бы меня сильно удивить, если бы я только умела сильно удивляться, он уже был отцом годовалой девочки, ни капли не похожей на него и целиком скопировавшей внешние данные своей матери.

Мой третий парень, голубоглазый блондин, как и хотел, выучился на стюарда и теперь был прекреплён к аэропорту Глазго. В этом же городе он и жил, и, судя по постам в его ленте, уже два года как встречался с миниатюрной девушкой, которая на четыре года младше него.