Мы двинулись вслед за всеми. Я оглянулся на мужчин, и Мон тоже оглянулся.

– Интересно, что я им дал? – заключил Мон.

– Интересно, – не стал отрицать я.

– У одного из салоне захворала жена. Сильные боли не дают ей спать по ночам, и он попросил меня достать для неё небольшое количество опиума…

– Понятно… – ответил я, и мы пошли дальше молча.

Я шёл и думал о прогрессивной медицине, и о бедной женщине, и о заботливом муже, и у меня кое-что не складывалось.

– Мон, – неожиданно прервал я молчание, – давай отправим эту женщину в больницу на той лодке, что нас привезла?

Мон даже остановился, подивившись моему предложению, и я остановился тоже.

– Я понимаю, Ник, – осторожно начал он, – ты хочешь помочь, но не надо.

– Не совсем понимаю, почему?

– Салоне боятся врачей, «другого мира» и всего, что не поддаётся их пониманию… Они доверяют только мне. Я их единственная связь с цивилизацией. И я помогаю, как могу.

– Да, я понимаю, – ретировался я, и мы продолжили путь.

И с чего это я решил поиграть в Робин Гуда? Что на меня нашло?

Мои неприятные мысли вмиг улетучились, как только я поднял глаза и увидел её.

Шагая твёрдой походкой, широко размахивая одной рукой, второй она сжимала подол своего саронга, задрав его выше колен. Она шла прямиком на нас. Черничный водопад волос, точно шёлковый плащ, развевался за её спиной. Тёмно-зелёный саронг туго обтягивал точёную фигурку, выдавая мне чёткий контур восхитительных форм.

Я прежде за всю свою жизнь и за весь свой внушительный опыт не видел такого гордого изысканного лица. От внешности южноазиатских женщин во всём мире никто и никогда не ожидал ничего подобного, тем более я. Как правило, имея низкий рост и склонность к полноте, азиатки были для меня все на одно лицо. Видел одну – видел всех! Широкое, плоско-овальное лицо. Губы, как правило, тонкие, глаза раскосые и глубоко посаженные с нависающим верхним веком. На мой вкус и в моей оценке красоты, такой типаж был «позади планеты всей». Но та, что сейчас приближалась ко мне, могла считаться прекраснейшим из существ, когда-либо живших на этой планете.

На узком овальном с высокими скулами лице гневно сверкали чёрные, раскосые глаза, как у ехидны. Её брови были сурово сдвинуты, и меж ними залегла слабая чёрточка, придавая выражению лица какую-то детскую непосредственную очаровательность. И эти пухлые губы, как у ребёнка после сна… но она была женщиной. Женщиной, которая будила моё мужское естество совершенно нормальным, но постыдным для меня образом. Она просто шла и сердилась, а я… со мной творилось что-то непонятное. Я был возбуждён и восторжен, дышал через раз, и хотелось, чтобы это моё новое ощущение длилось вечно.

Интригующее существо, говорящее на неведанном мне языке, действовало на меня сверхъестественным образом. Создание красивое, гибкое и в данный момент агрессивно настроенное.

– Таукей! – крикнула она и перешла на бег.

Шедшего до этого рядом со мной Мона я не увидел, когда повернул голову в его сторону. Оглянувшись назад в надежде найти его и выяснить, что говорит моя дикая красавица, я застал Мона, пятившегося по принципу рака. Он что-то бормотал, выставив перед собой обе руки для защиты.

– Чан ца атибай ту кян, чинчаннок, Лии. Ман пэн кранцу таай!!! – быстро пробормотал Мон и заулыбался собачьей улыбкой.

– Ты кто? – приблизившись в упор, строго спросила меня Лии.

Подойдя так близко, что я смог почувствовать тепло её тела и уловить запах какого-то удивительного цветка, Лии вскружила мне голову. Я тонул в тёмных водах её бесконечно глубоких глаз и не мог вымолвить ни слова. Её прекрасное лицо поплыло, смешавшись с голубым небом, и меня поглотила тьма.

Очнувшись, первое, что я увидел, было вновь лицо Лии. И я ещё раз убедился в реальности её существования.

Сейчас в любопытно-спокойном взгляде не было злобы, она смотрела просто и изучающе, склонив голову набок.

Глаза, которые столь внимательно изучали меня, напомнили мне глаза лисёнка фенека. Такие же чёрные, как оливки, и такие же продолговатые, как миндаль. Женщина с глазами животного – удивительное сочетание.

– Ты упал. Солнце жаркое, – сказала она, ломая звуки букв, привычные моему слуху. – Пить?

Она протянула мне пластиковую бутылку воды. Я поднялся с земли и, усевшись, прислонился спиной к широкому стволу какого-то экзотического дерева. Всё вокруг меня, вся земля была усыпана красивыми крупными цветами сливочно-белого цвета. Я узнал запах. Насыщенно-густой, цветочно-сладковатый запах с оттенком свежей зелени. Это был её запах. Этот сладкий аромат вскружил мою голову, когда она приблизилась.

Поспешно сделав пару хороших глотков из бутылки, чтобы вновь позорно не лишиться чувств, я наконец смог привести свой пульс в размеренный ритм.

Она продолжала изучающе смотреть на меня и вдруг улыбнулась, обнажив свои ровные белые зубки.

«Мон был совершенно прав, – подумал я в этот момент. – Она дар, жемчужина этих диких мест. Как же её до сих пор никто не вывез отсюда?» – удивлялся я.

– Лучше? – спросила Лии, кивнув.

– Да, спасибо, – солгал я.

Не зная, куда глядеть и чем занять свой разум, я поднял с земли один из валявшихся вокруг меня цветков.

– Что это? – показал я на цветок.

– Лилавади. Они символ вечности души.

И Лии взяла цветок из моих рук, заложив его себе за ухо.

– Лии – это твоё имя?! – радостно озвучил я свою догадку, как идиот. – Твоё имя, как этот цветок? – не унимался во мне мой щенячий восторг.

В недоумении кивнув, она с серьёзным беспокойством взглянула на меня.

– Ты и вправду как этот цветок, – наконец успокоившись, сказал я.

Но Лии не восприняла мои слова как комплимент. Для неё это было простой очевидностью, что её назвали в честь цветка, белого нежного цветка. И ей совершенно не был понятен повод моего торжества и восхищения.

Надо сказать, что в иной ситуации я бы тоже себя не понял. Я, в принципе, не восторженный человек. Будучи закоренелым скептиком и пессимистом, я влачил безрадостное существование, и мне это не доставляло никаких неудобств, но вот окружающие жаловались. И если в земной жизни было что-то интригующее и прелестное, так это возможность всё изменить. Я сам жаждал и ждал того момента, когда лучи жизнерадостности появятся на моём мрачном небосклоне. И вот те на! В последний раз я так улыбался, когда ещё верил в Оле Лукойе.

Тем временем моя собеседница совсем помрачнела и вновь сурово нахмурила чёрные брови.

– Ты таукей? – сердито спросила она.

– Нет. Я Ник, – улыбнулся я и протянул ей руку исключительно для пожатия.

Лии тоже протянула свою руку, но лишь для того, чтобы забрать у меня бутылку.

– Я подумала, что ты из этих… этих сгодов.

– Сгодов? – не понял я.

– Я ругаюсь, – пояснила Лии и оторвала от своего саронга кусок ткани.

– Ты хотела сказать скотов? Скот, правильно?

– Правильно, – кивнула Лии и вылила из бутылки на тряпку остатки воды.

– Чтобы жить, мокен должны меняться, – прорычала она, глядя на меня в упор. – Морские огурцы, улитки, ракушки – всё дорого, для китайцев. Мокен получают взамен от таукей немного денег, инструменты для работы, топливо, рис и опиум, но всегда в небольших количествах. Так можно держать на крючке. Это злое снадобье им уже необходимо…

Лии подползла ко мне совсем близко, как гремучая змея.

– Узнаю, что ты таукей… убью, – прошипела она и, взгромоздив мне на голову мокрый кусок тряпки, отпрянула в тот же миг.

Я сидел в тени дерева вечности души и «обтекал». Струи, сбегающие по моему лицу, попадали мне в глаза и мешали любоваться быстро удаляющейся от меня Лии.

Мои «единомышленники» так и нашли меня, сидящего в белых цветах с блаженной улыбкой на губах.

Первой подошла Лара и, сев со мной рядом, взяла цветок лилавади и прокрутила его, зажав меж пальцев.

– Они называются плюмерия или франжипани, – начала рассказывать мне Лара. – Тут везде растут кустарники с этими цветами, мимо них невозможно пройти – такие они красивые и ароматные. Нотки апельсина и жасмина… и свежесть.