— Давай я помогу тебе раздеться, — шепчет Эрик едва слышно, не желая рассеивать охватившую Кристину дрему, и бережно приподнимает её бедра, чтобы спустить к ногам изящное платье.
Он не может устоять от восторженного взгляда на нее… На такую беззащитную сейчас в одной лишь струящейся шелковой сорочке, задремавшую среди многочисленных подушек на широкой кровати, кажущейся для неё слишком большой.
Призрак накрывает невесту пуховым одеялом и запечатлевает целомудренный поцелуй на её лбу, подбирая с простыни подвенечное платье. Убрав его затем в шкаф и еще раз с упоением взглянув на Кристину, Эрик покидает комнату, позволяя возлюбленной немного отдохнуть.
Едва мужчина оказывается в гостиной, как раздается короткий стук в дверь. Сегодня они не ждали гостей, однако Лука иногда наведывался к ним без предупреждения.
Отворив дверь дома, Эрик обнаруживает там именно младшего Бьёрка, отчего-то выглядящего очень взволнованным.
— Что-то случилось, Лука? — спрашивает Призрак, склоняясь к мальчику. — Только тише, Кристина уснула…
— Месье, — выдыхает Бьёрк, поднимая на него полные страха глаза, — матушке передали это письмо сегодня утром на рыночной площади… Какой-то незнакомец, лица которого невозможно было разглядеть за капюшоном, всучил ей конверт и ушел прочь через толпу людей.
Призраку очевидно, что ничего хорошего в письме нет, и он, нахмурившись, вчитывается в переданный мальчиком лист пергамента.
«Я хотел бы дать тебе шанс начать новую жизнь вдали от дома. Ведь каждая тварь имеет право жить, не так ли? Я крайне великодушен.
К твоему несчастью, один очень прозорливый детектив вышел на верный след и не оставил мне иного выбора…
Я даю тебе неделю, чтобы прийти с повинной к тосканским карабинерам. Ослушаешься — один очень дорогой тебе человек пострадает. Надеюсь, твоя любовь к ней достаточно сильна, а ее жизнь важнее твоей свободы.
Время пошло. Действуй.»
— Это же безумие… — зло цедит Эрик, сминая пальцами жалкий кусок пергамента.
— Они убьют Вас, если Вы сдадитесь, — шепчет подавленно младший Бьёрк.
— Но какой у меня выбор, Лука? — усмехается печально Призрак. — Я не могу подвергнуть Кристину такой опасности.
— Доверьтесь Алексу, — откликается он с толикой надежды в голосе, — он успеет… Он найдет истинного виновника пожара и тогда все эти угрозы будут пусты!
— Что ж, — тяжело выдыхает Эрик, — я буду тянуть до последнего дня и буду надеяться, что ты прав, мой юный друг. Только прошу, не давай понять Кристине, что что-то идет не так… Я не хочу, чтобы она тревожилась о чем-то.
— Я все понимаю, — кивает понуро Лука, — я пойду, месье, но обязательно еще навещу вас на неделе.
Мальчишка шагает на улицу и Эрик провожает его печальным взглядом, тихонько закрывая дверь. Это письмо ранит его глубоко в сердце, врывается в душу и разбивает её вдребезги на сотни крошечных осколков.
Кто мог совершить такое злодеяние? А главное зачем?.. Ответов на эти вопросы Призрак найти не может. Он был уверен, что случившийся пожар лишь случайность, в крайнем случае, поджог по неосторожности, но никак не четко спланированное преступление. Это кажется Эрику дикостью… Дикостью, по иронии судьбы ассоциирующейся лишь с ним, с теперь уже бывшим Призраком разрушенного святилища музыки, с бывшим Призраком Оперы.
========== Двадцать пятая глава ==========
Тонкие пальцы Эрика бережно перебирают золотистые локоны сладко спящей Кристины. Он глядит на ее расслабленное лицо, на застывшую на губах нежную улыбку, на длинные ресницы, бросающие тень на фарфоровую кожу, и тоска резко сковывает его сердце. Он не желает мириться с мыслью о том, что их едва начавшуюся сказку ждет скоропостижная смерть. Не желает мириться, но осознает сколь ничтожен шанс на спасение.
— Эрик, — выдергивает его тихий шепот из мыслей, — ты чем-то расстроен?..
Он нехотя сталкивается взглядом с затуманенными сном глазами Кристины и натягивает на лицо кривоватую улыбку вопреки рвущей его душу на куски горечи, вопреки сжигающей изнутри боли.
— Нет, родная, — отвечает он, ненавидя себя за эту страшную ложь, — все хорошо. Ты выспалась?
— Да. Ты знаешь, мне снился такой чудесный сон, — начинает Даае, обхватывая аккуратно запястья мужчины и притягивая его в свои объятия, — будто бы не происходило той страшной катастрофы, будто я не допускала ту фатальную ошибку на крыше Оперы. Мы были вместе на сцене театра, ты и я, как единое целое и… Это было невероятно. Жаль, нам не суждено испытать этого наяву.
Ее нежные руки проскальзывают под рубашку Эрика и очерчивают еще совсем свежие шрамы, а губы невесомо касаются чувствительной шеи. Мужчина рвано выдыхает, машинально стискивая пальцами ее тонкую талию.
— Быть может когда-нибудь ты сможешь вновь взойти на большую сцену, Кристина, — отвечает ласково Эрик, вглядываясь в ее сияющие обожанием глаза, — сможешь покорять сотни сердец искушенных слушателей, очаровывать их своим неземным голосом.
В это мгновенье Призрак думает, что его смерть освободит Кристину, позволит ей показать себя и свой талант всему миру. Сейчас же… Его прошлое, допущенные им ошибки делают их жертвами злой шутки судьбы, чьего-то коварного замысла, страшной подлости.
— Мне не нужно ничье признание, если рядом не будет тебя, — с укором говорит Даае, — мне вообще, кроме тебя, ничего не нужно.
Мужчина неуловимо вздрагивает от сказанных ею столь искренне слов, а к горлу подступает ком. Его будто обдает ледяной водой и он возвращается из далекого прошлого, где Кристине был безразличен он и его судьба, в настоящее, где она отчаянно жмется к его острому плечу и грезит лишь им одним, их только-только зарождающейся семьей и таким желанным, но все еще очень далеким счастливым будущим.
***
Детектив нервно постукивает пальцами по деревянному столу, задумчиво глядя на Фирмена, меряющего комнату быстрыми шагами.
— Ришар, — наконец устало вздыхает Александр и делает глоток бургунди, — Вам не удастся обмануть меня. Я вижу, Вам что-то известно о той злополучной ночи.
— Я сказал уже сотню раз! — нервно откликается мужчина и резко проводит ладонью по выбившимся из прически темным волосам. — Мне ничего неизвестно!
— Неужели Вам столь безразлична судьба невинного человека? — спрашивает детектив, презренно прищурившись.
— Призрак Оперы вовсе не невинен, — цедит сквозь зубы мужчина и замирает напротив Бьёрка, облокачиваясь всем весом на столешницу, — он должен поплатиться за годы тирании, царящей в театре!
— Я говорю вовсе не о Призраке, Ришар, — спешит его перебить Александр, — а о Кристине Даае. Мне известно, что человек, совершивший преступление, угрожает теперь и ей… Готовы ли Вы подвергнуть ее такой опасности? Хранить молчание, зная, что преступник, покрываемый Вами, продолжит свои злодеяния?
Детектив замечает сомнение, блеснувшее в карих глазах, и продолжает давить на мужчину:
— Неужто Вы сможете спать спокойно, когда прочтете в газете заголовок о смерти некогда Оперной Дивы Кристины Даае? Чем же Вы тогда лучше Призрака Оперы? Да ничем, Ришар, Вы такой же!
— Нет! — восклицает чересчур громко для этого тихого кабинета Фирмен. — Это был Филипп де Шаньи! Именно его я заметил тогда в непривычно позднее время в театре, но… Месье Бьёрк, я не хочу стать жертвой тоже. Этот человек властен сделать со мной все, что угодно, словно с жалкой дворнягой. Он способен разрушить мою жизнь.
— Он заставил Вас молчать, не так ли? Много пообещал?
— Сотню тысяч франков, месье, — едва слышно пробормотал Фирмен, стыдливо пряча глаза.
— Благодарю Вас за содействие, — отвечает с нескрываемой радостью Александр, протягивая обтянутую кожей перчатки ладонь замершему мужчине, — я позабочусь о сохранности Вашей жизни, как ценного свидетеля.
Бывший директор нервно улыбается детективу и кротко пожимает его руку в ответ, чтобы затем торопливо покинуть его кабинет, испуганно озираясь по сторонам.
Александр вновь наполняет вином опустевший бокал и тяжело вздыхает, устраиваясь удобнее в своем кресле. Ему совершенно не понятен мотив, движущий Филиппом де Шаньи, ему слишком многое нужно проверить за оставшиеся жалкие пять дней.
