Боль и незнакомое распирающее ощущение заполненности — и Том Реддл, лорд Волдеморт, в ней, на ней, вокруг нее. Невиданный, несказанный огонь разлился по всему ее телу, и Гермиона вдруг сполна ощутила всю мощь того, кто сейчас владел ею. Она как будто впервые поняла, кто он, как будто впервые осознала, что происходит. Сознание расщепилось; она как будто оказалась в тесной временной петле, как будто сотни тысяч раз переживала ослепительное мгновение обладания, когда ее тело впустило его и приняло как свою собственную часть.

Стон за стоном срывался с ее губ; Том тяжело дышал у ее уха, продолжая проникать в ее тело все глубже и глубже. Словно повинуясь ее мысленной мольбе, он медленно обернулся. Влажные завитки спадали на его лоб, а в глазах медленно разгоралось багровое пламя, становясь все ярче, ярче и ярче.

— Ммм… — простонала Гермиона, но внезапно нараставшая в ней нестерпимая волна перелилась через край. Жаркая лавина прокатилась по всему телу, а внутри все неистово запульсировало. Том стиснул зубы и толкнул что было сил. Она ахнула, и крошечные огоньки под пологом вдруг вспыхнули как маленькие пожары.

Том прижался к Гермионе что было силы, и она почувствовала, как он тоже пульсирует в ней, трепещет и дрожит. А потом ее как будто швырнули на Солнце, в самый жар, и ее тело моментально начало плавиться, а вместе с ней плавилось его атласное, гибкое, стройное тело, все еще соединенное с нею, пульсирующее последними судорогами адского наслаждения.

Ей показалось, что она вся распалась на атомы, и Том распался вместе с ней; как будто ее тянули, толкали, пропихивали сквозь игольное ушко, но он еще крепче сжимал ее в объятиях.

— Ты дашь мне больше… — пульсировал в ушах его мягкий, обволакивающий голос. — Ты дашь мне больше…

А потом, в последний ускользающий миг, пока ее разум все еще принадлежал ей, Гермиона увидела, как ее все еще лежащее на постели тело накрепко спаивается, сплавляется с призрачно-переливчатым, серебристо-влажным телом Тома. Он как будто таял на ней, проникал под ее кожу, в ее кровь, в ее мозг, и душу, становясь одним целым.

Новая волна наслаждения окатила ее, но это был восторг совершенно другого рода. И вдруг ее тело вернулось к ней. Руки и ноги заработали, задвигались. Она провела холодными пальцами по трепещущим векам, мягким губам, на миг задержалась на обнаженной груди с застывшими от холода бусинками сосков, огладила живот и, коснувшись между ног, вздрогнула от остроты ощущений.

Зашуршали откидываемые пологи. Девочки просыпались, спальня наполнялась шумом. Гермиона легко соскользнула с кровати, испытывая нечеловеческое удовольствие от каждого движения.

Чистая радость заполнила ее изнутри: мечта сбылась. Ни на кого не обращая внимания, она прошла к умывальнику.

Спадающий на лоб локон делал ее неотразимой. И эта медлительная, ускользающая полуулыбка. И такой особенный взгляд больших темных глаз… Никто и не заметит, что ее глаза теперь совсем другие. Ну, разве что только один… Может быть, ОН и заметит, но для этого нужно сначала встретиться с ним лицом к лицу.

Еще есть время. Если поспешить, он не успеет ускользнуть. А на ловца и зверь бежит. И в самом деле, вот же он, идет навстречу, разлетаются полы мантии, сверкают зеленые глаза. Жар вспыхивает на кончиках ее пальцев, сжимающих палочку под мантией.

— Гермиона! Мне нужно срочно поговорить с тобой и с Роном…

О, Гарри…

— О, Гарри, — послушно повторяет она, и сама зачарованно внимает звукам своего шелковистого, змеино-плавного голоса. Ее рука сама обвивается вокруг его плеч. — Пойдем, Гарри… Впереди целая вечность…