– Экая тварь, руки-то как уделала… – плакала и причитала тётка.

Очутившись на берегу, она сунула в мешок камень, крепко завязала верёвкой и, размахнувшись, швырнула в реку. Тяжелый мешок сразу пошёл ко дну, на поверхности появились и пропали пузыри. Матрёна постояла немного, наклонилась, помыла окровавленные руки в речной воде, вытерла фартуком и повернула к дому.

***

Феня подоила козу, процедила молоко и отлила немного в миску для кошки.

– Кис-кис, Зайка, иди сюда! – позвала она.

Кошка не отзывалась. Она не спрыгнула со своего ложа, не заурчала ласково, не стала бодать головой Фенины ноги. Зайка лапами подмяла под себя единственного котёнка с пятнышком на голове, мордочка её была мокрой от слёз… Феня охнула, опустилась на пол, поражённая страшной догадкой.

– Господи, что же будет теперь?

***

Матрёна сердито гремела плошками в тазу.

– Да чё я такого сделала? Завсегда котят топили, куды же их девать? Я же тебе помочь хотела! Ворвалась, шипишь на мать как змея, окстись!

Феня нервно заплетала и расплетала косу.

– Я не просила! Козлиха хотела котёнка, тётка Агафья уже выбрала, и Кривоухов просил. Ты пошто меня не спросила? Лёшенька эту кошку любит, котят Зайчатами назвал, он же меня возненавидит теперь!

– Много чести перед сопляком танцы вытанцовывать! – швырнула полотенце Матрёна. – Кланяться перед ним!

– А ежели меня Костя выгонит? – Феня оставила в покое косу. – Что тогда?

– Из-за котят что ли? Дура ты, Фенька!

– Я у тебя, маменька, завсегда в дурах хожу.

Феня с трудом поднялась, придерживая живот, и направилась к двери.

***

У Сапожниковых садились ужинать. На столе исходила сытным паром гороховая каша, мать нарезала большими ломтями ржаной хлеб. Яшка заваривал в большой миске кисель, выпросив у матери крахмалу. Раздавил в миске горсть вишни, пустил туда струйку крутого кипятка из самовара. Кисель загустел, стал прозрачным и ярко-красным. Яшка попробовал и скривился:

– Кислятина! Мам, а сахарцу дашь?

– Останный кончился, – ответила мать, – в лавке один керосин продают.

– Мы и без сахара съедим, нам и так вкусно, – заверила Полинка.

Она расставила на столе тарелки и ложки, разлила по чашкам кисель. Перекрестившись на икону, сели за стол. Застучали ложки, гороховая каша быстро убывала с тарелок, хлеб как по волшебству, исчез со стола, даже кисель стал будто слаще.

Лёша отложил ложку и замер, прислушиваясь. Глаза его широко раскрылись, ужас и отчаянье исказили личико.

– Мама! Мама!

– Лёшенька, что случилось? Царица       Небесная! – испугалась мать, поспешно подходя и крестя ребёнка.

Лёша вцепился ей платье и плакал:

– Мама, она утопила Зайчат! Тётка Матрёна убила котят!

– Нет-нет, что ты, Лёшенька… Она не могла, что это тебе почудилось?

– Я слышу, как они пищат в мешке, я вижу, как они умирают, как плачет Зайка… – Он зажал руками уши. – Я не могу! Я больше никогда туда не вернусь, забери меня насовсем, мама Вера!

***

Добрый мужик на попутке согласился подвезти их до развилки. Обрадованный возможностью почесать языком, он всю дорогу трещал сорокой. Попутчики оказались аховыми собеседниками – у матери все мысли были о предстоящем неприятном разговоре с братцем Константином, она отвечала односложно и невпопад, а Лёша отмалчивался.

– Сын-то у тебя балагур – прямо не заткнуть, – пошутил возница.

– Да уж… – не сразу отозвалась мать.

У развилки они сошли. Подхватили свою плетёную корзину с крышкой и побрели знакомой дорогой.

***

Весёлый растрёпанный Константин без рубахи колол дрова, простоволосая Феня в синем сарафане, который очень шёл ей, складывала их в поленницу под навес.

– Много не бери, не надрывайся, – поглядывал на неё Константин.

– Я по два полешка всего, Костенька, – отвечала Феня, озаряя мужа сияющим взглядом.

Они были так увлечены, что не замечали никого вокруг. Матери пришлось первой поздороваться:

– Бог в помощь, братец Константин! Здравствуй, Фенечка!

Константин отбросил топор, ласково поприветствовал мать и Лёшку, впрочем, последний уклонился от отцовских объятий и побежал в чулан.

На сундуке Зайка вылизывала единственного спасшегося котёнка.

Лёша вытер слёзы, расстелил на дне корзины чистую тряпку, переложил в неё кошку и Зайчонка.

– Больше вас никто не обидит, – прошептал он.

Прикрыл крышку плетюхи и пошёл в дом собирать свои вещи.

Он слышал, как во дворе что-то негромко говорила мать, как всхлипывала Феня. Как взревел Константин:

– Убью курву!

– Мама, тятя сказал, что убьёт её… – Лёша оторвался от ящика и обернулся к столу.

На лавке за столом сидела Софья в голубом подвенечном платье.

– Нет, сынок, не бойся. Не убьёт, – прошелестело в ответ.

Лёша подошёл к стене и снял фотографию, на которой улыбались счастливые Константин и Софья, сунул её в мешок. С трудом потащил вещи к выходу, оглянулся и позвал:

– Пойдём, мама Соня, я готов.

***

Мать с Лёшей не вернулись к вечеру. Яшка встретил из стада корову, попробовал, было, подоить, но Зорька – корова с норовом, не признавала ничьих рук, кроме материных, могла и лягнуть, аж искры из глаз. И когда она стала нервно переступать ногами, Яшка испугался и бросил эту затею.

Они с Полей поужинали щами с капустой, напились чаю с хлебом. Яшка засветил лампу и устроился за столом с книгой, которую ему дал почитать закадычный приятель Ванька, который в свою очередь выпросил её у дочки школьного учителя.

Поля заскучала.

– Яша, читай и мне тоже, – попросила она.

– Ещё чего! Я люблю молча читать.

– Пожалуйста… мне скучно и боязно так сидеть. Вдруг мама не придёт?

– Вот дурища. Как же не придёт, придёт обязательно! Лёшка с ней, она не одна, – успокоил Яшка. – Ладно, слушай… Интересная книжка, «Таинственный остров» называется…

Яшка читал, Поля слушала, подперев щеку ладонью, изредка задавая вопросы.

– А что такое воздушный шар? А балласт? Имена-то какие чудные, разве такие бывают?

– Полистай книжку, тут картинки есть. Я посмотрю не идёт ли мамка.

Яшка встал, двинув табуретом, и вышел из избы. Поля забралась с ногами на лавку и зашелестела страницами…

***

Матери в этот раз не повезло с попуткой, почти весь путь они с Лёшей шли пешком, только перед самой деревней их подвезла незнакомая баба.

– Яша нас встречает, – заметила мать маячившего на дороге сына.

Яшка с хмурым видом, не показывая облегчения и радости, забрал у Лёши корзину.

– Мамка, что так долго?

– Да почти всю дорогу пешком шли, умаялись. Вы-то как, поели? А корову загнали?

– Загнали. Я подоить хотел, а она как зачнёт ногами топать, я и бросил.

– Она такая у меня, с характером, – устало улыбнулась мать. – Ставь самовар, Яша, сейчас подою и будем чай пить.

Лёша открыл крышку корзины. Зайка смотрела настороженно, но потом успокоилась, выпрыгнула из плетюхи, с наслаждением потянулась, аж дрожь пошла по её телу, и принялась лакать молоко из блюдца, подставленного Полинкой.

– Ой, котёнок, – обрадовалась девочка, заглядывая в корзину. – Мам, он один?

– Да, один остался. Не трогай его, дочка, пусть там лежит. Садись к столу… Смотрите-ка, Феня вам что передала, – вспомнила вдруг мать.

Она достала из узелка бумажный пакетик, развернула серую бумагу, в которую заворачивали товары в лавках, и изумлённым детским взорам предстали три огненно-красных петушка на длинных лучинках. И где только Феня раздобыла такое богатство?

Яшка спрятал петушка на потом для Поли, а Лёша не притронулся к угощению.

– Бери, Лёшенька, это не Матрёна, это Фенечка дала, не сумлевайся.

Мать вспомнила, как дрожали у Фени губы, когда она неловко совала пакетик, и её слова: «Вот, тётенька Вера, возьмите для Лёшеньки… и своим деткам дайте. Пусть не серчает на меня…» Снова защемило сердце.

– Яша, я к тётке Анисье схожу. Вы меня не ждите, ложитесь спать… – Мать направилась к двери, набросив шаль. – Лёшеньке на печке постели.