– Я же обещалась, Софьюшка. – С матери спало оцепенение, страх пропал.

– Отец Лёши скоро голос подаст. Он любит сына, но лучше Лёшеньке с тобой жить… Ветреный он, Костя-то. Вернётся – сразу женится, а новой жене не до моего будет, свои дети народятся… Пускай Лёша с тобой живёт, только тогда я спокойна за него буду.

Софья поцеловала мальчика и пропала, словно растаяла в воздухе.

***

Утром Яшка чуть не проспал в школу, мамка проснулась и разбудила его, когда корова стала мычать у себя в загородке. За столом, прихлёбывая кипяток, закрашенный ржаной коркой, она вдруг вспомнила:

– Сестрицу Софьюшку во сне сёдня видела.

– И что? – отозвался отец.

– Тётёшкала Лёшу, будто махонького, благодарила меня… Ой, почтальон к кому-то идёт… Да, говорит, сердце моё спокойно теперь. Ну и слава тебе… Поля, да это никак к нам почтарь. Открой, дочка.

– Здоровы будьте, хозяева! – поприветствовал почтальон. – Весны не дождёмся никак, запропала где-то.

– Здравствуй, Васильич, садись, – засуетилась мать, обмахивая полотенцем табурет.

– Спасибо. Тебе письмо, Семёновна…Ну, не тебе, а сестре твоей покойной, мне тамошний почтальон передал. У неё же никого нет, кроме тебя, вот я и подумал… Возьми, имеешь право. Ну, бывайте!

Мать взяла конверт, вгляделась в обратный адрес.

– От Кости, – прошептала она, – вот тебе и сон в руку…

– Вот так чудеса, больше года пропавшим был или поболе?

– Не знает, бедный, что Софьюшки нет, – всхлипнула мать и ушла за перегородку читать письмо.

– Это хорошо, что Костя объявился… всё-таки родной отец, – сказал батя, доставая кисет, – да, Лёшка? Помнишь батьку-то? Ну ничего, вспомнишь… Он хороший. Родная кровь, говорю… Эх, глупыш…

2

Прошла зима со снежными заносами и трескучими морозами. Наступила весна – самая горячая пора в деревне.

Мать с отцом засеяли поле рожью, оставив совсем чуток под пшеничку – побаловаться белыми пирогами к празднику.

– Будем с хлебушком, – говорила мать, проводя ладонью по тяжёлым усатым колоскам, и лицо её светлело.

И как-то незаметно, тихо подкралась осень. Ещё вчера по-летнему светило солнце, а сегодня, гляди-ка, заморозки грянули. На берегу Волги ребята развели костер, чтобы запечь в золе картошку. Колька Мелкий бережно достал из-за пазухи платок с куриными яйцами.

– Стибрил? – догадался Яшка.

– Эге. Сейчас испечём, печёные яйца вкусные.

Яшкиного отца недавно забрали на войну. Совсем плохи дела на войне, если покалеченных забирать стали.

– Яшка, да плюнь! Твой папка перебьёт всех германцев и вернётся! – Ваня попробовал подбодрить мрачного Яшку.

– Я ничего… Что я, девчонка что ли? – отозвался Яшка. – Кажись, готова картошка, давайте есть.

Макали горячие картошины в тряпочку с солью и ели, обжигаясь и пачкая рты золой.

– Смотри, Лёшка бежит, нас ищет, наверно, – сказал Ванятка.

Яшка обернулся и увидел маленькую фигурку в курточке, перешитой из батькиного пиджака.

– Спасу от него нет, – пробурчал Яшка. – Он мне сёдня подсобил: мамке рассказал, что я мыша в стол учительнице пения положили.

– Эва! А откуда он узнал?

– Да он всё знает… навязался на мою шею.

Яшка отвернулся и натянул поглубже картуз на уши.

Лёша плюхнулся рядом на песок, посопел, потрогал брата за плечо.

– Яша, послушай… что скажу, – заискивающе заговорил мальчик.

– Ну?

– Я нечаянно, честное слово!

– Ты нечаянно, а меня мамка ругала, – проворчал Яшка.

– Взаправду больше не буду, ни словечка не скажу! Лопни мои глаза, если вру!

– Ладно, – смилостивился Яшка. – Хочешь картошку? Ешь, мы сытёхоньки.

Ванятка подбросил веток в костёр и сел поближе к огню.

– Давайте что-нибудь интересное рассказывать, – предложил он.

– Ох, что я сейчас расскажу! – встрепенулся Колька. – Мы с батей ходили в Окунёвку на ярмарку корзины продавать. Мамка велела купить масла постного, крупы и соли, если там в магазине будет. Тележку нагрузили корзинками полнёхонькую. А за нами пёс Умник увязался. Я гоню его домой, а он не уходит, скулит. Тятя сказал: «Ладно, пусть с нами идёт, авось не потеряется».

Это Умник-то потеряется? Да никогда! Он очень умный. Тятя его на выгон с собой берёт стадо от волков охранять. Умник волка близко не подпустит – вот какой умный.

– Эге, умнее тебя, – подначил Яшка, но Колька пропустил мимо ушей.

– Катим тележку по дороге, до Окунёвки уже рукой подать, как вдруг Умник зарычал, шерсть дыбом. Мы как глянули вперёд, так и обмерли: на дороге волк стоит и прямо на нас смотрит.

– Какой волк? Всамделишный? – испуганно спросил Лёшенька.

– А то какой же! Огромный, серый, глаза жёлтые.

– Эх, ружьё бы! – прищелкнул языком Яшка.

– Тебе бы всё ружьё, дальше слушай…

Тятя за палку схватился, стал кричать: «Пшел вон, пшел вон!» А он с места не двигается, даже на землю лёг, а глаза грустные, человечьи.

Умник успокоился, близёхонько подошёл и стал обнюхивать волка. А потом как начал лаять, как будто нас подзывать. Тятя меня толкнул за тележку, а сам пошел, хоть и испужался. Волк ползёт по земле, скулит, плачет, в ноги тяте уткнулся. У него руки и опустились. Сколько живу, говорит, а такого никогда не видывал, не обошлось без ведьмака, как пить дать.

Снял с себя пояс и трясучими руками стал узлы завязывать, а сам бормочет: «Господи помилуй, Господи помилуй…» И как набросит пояс с узлами на волка!

Колька подскочил, и размахивая руками, показал, как отец набросил пояс.

– Ну?! А дальше-то что было, не томи! – заёрзал на месте Яшка.

– А дальше… Шкура у него расползалась на куски, а под нею человек на земле лежал в солдатской гимнастёрке и сапогах. Очнулся, оглядел свои руки и заплакал. Так благодарил, часы свои серебряные тяте отдал. Важнецкие такие часы!

– А кто это был, Колька?

– Солдат на побывку домой шёл, заплутал и на ведьмака нарвался. Превратил его ведьмак в волколака. Как? Набросил волчью шкуру на спящего и заклинание сказал. Так человек волколаком стал. Вокруг своего села кружил, а подойти близко боялся – мужики бы прибили.

– Ух ты… ужасти какие, – выдохнул Ванятка.

– Умник распознал человека. Волчьего духу в нём не было.

– Не зря Умником назвали, – одобрил Яшка. – Про ярмарку, Колька, расскажи. Что там, карусели были? А палатки с пряниками и кренделями?

– Не ярмарка, а дрянь. Все ходят скучные, вялые… Музыки нет, палаток нет, купить нечего… Квас продавали, правда, но до того кислый, что у меня глаза на лоб полезли, – скривился Колька. – В магазине пустые полки, почесть, одним керосином торгуют.

– Вот так ярмарка! – присвистнул Яшка.

– А что ж ты хочешь? Война, всем несладко…

Помолчали, задумались каждый о своём. Лёша задремал, привалившись к братикову плечу. Вдруг Ванятка испуганно схватил Яшку за руку.

– Яша, что это?

Из кустов с треском лезло что-то белое и лохматое.

– Это Зайка, не бойтесь. Она нас ищет, – сказал Лёшенька, стряхивая с себя сон.

– Как же она нас нашла? Вот умная кошка! – восхитился Ваня.

– Ого какая умная, мыша поймает и нам несёт, вроде как угощает, – погладил Зайку Яша.

– А ты этим мышом учительницу угостил? – засмеялся Колька.

Мальчишки повалились на песок, хохоча и держась за животы. Эхо прокатилось над тихой Волгой и замерло вдалеке…

3

Утро выдалось морозным. Возле станционного магазина стоял худой солдат в потертой шинели, с тощей котомкой за спиной. Изучив вывеску, он решительно потянул тяжёлую дверь. Дверь с шумом захлопнулась, впустив солдата в темноватое помещение.

До войны это был богатый магазин, где к престольным праздникам продавали шоколад и лимоны. Теперь на пыльных полках лежали календари, фляги керосина, а по стенам висели хомуты.

– Негусто у вас, – озадаченно сказал солдат появившемуся хозяину, оглядывая прилавок.