Я влетела в приемную клиники, ни с кем не церемонясь, сразу побежала в сторону с указателем «хирургическое отделение», чем вызвала недовольства девушек за стойкой. Одна из них все же увязалась за мной. Наверно, я была похожа на сумасшедшую. Собственно, я себя так и ощущала. Дыхание стало свистящим – в горле першило, будто слизистая превратилась в сухую обезвоженную почву. «Но почему так пусто? Никого нет. Или нужно было в реанимацию? Нет, Сасори же хирург, значит, он должен быть здесь.» Я остановилась и коснулась ладонью холодной стены: готова свалиться с ног, на которых меня держали адреналин и состояние аффекта.

– Девушка, что с Вами? – твердый женский голос за спиной. Та девица с приемной. Мне и суток не хватит, чтобы рассказать ей. Я проглотила ком в горле и выпрямилась, посмотрев на нее. Молодая, но строгая американка, смотрит укоризненно. “Черт, где же Сасори?!” У меня уже навернулись слезы на глазах.

– Энни, в чем дело? – учтивый тон. Я подняла глаза: Сасори выходил из-за двери одной из палат, держа в руках планшет с листами.

– Сасори-сан. – Хрипнула я и кинулась к нему. Он сначала непонимающе посмотрел на меня, а потом прикрыл глаза.

– Харуна…

– Господин Сасори, эта девушка, она… – начала Энни, но Сасори ее перебил:

– Все в порядке, это ко мне. Вернись в приемную.

Девушка удалилась, оставив нас одних. Я с замиранием сердца смотрела на Акасуну.

– Как он? – тихо спросила. Сасори посмотрел на меня поверх узких очков, глубоко вздохнув, потом опустил взгляд в пол, ничего не говоря. «Нет, только не это… Пожалуйста, только не это…». Я хрипнула, не в силах выдавить из себя слово, прижала руки к груди, где очень болело.

– Он… Нестабилен. – Сказал Сасори и посмотрел на меня.

– Н-но… Можно ведь что-то…? – я уже начала давиться словами, слезы потоком выступили из глаз. Я не могу его потерять… Только не так.

– Что-нибудь успокаивающего? – предложил Сасори, положив ладонь мне на плечо – она показалась неимоверно тяжелой. Я покачала головой.

– Палата D-23, можешь побыть с ним. – Добавил он, отводя взгляд, – это в конце коридора.

Я проглотила ком в горле и нерешительно шагнула: совершенно не готова видеть его полуживым. Да это же невозможно вообще. До сих пор не могу поверить во все это. Больно и страшно.

Остановившись у двери с табличкой «D-23», я вся сжалась и коснулась лбом ее поверхности. “Так тихо… Не будет никакого толка, если я слечу с катушек, никому от этого лучше не станет, а ему – в особенности.” Я нажала на дверную ручку и толкнула дверь, проходя внутрь.

Солнечный свет, заливающий палату, ослепил меня. А может, и к лучшему? Немного отсрочил жуткую картину. Только бы в обморок не упасть. Я осторожно вошла, смотря себе под ноги – все еще страшно. Закрыв дверь, несмело подняла голову. И что я вижу?! Итачи стоял ко мне спиной и играл с жалюзи! Играл. С. Жалюзи! Не валялся на постельной койке, не выл от боли, не был подключен к чертовой дюжине приборов, никаких трубок и капельниц! Ничего! Может, я палатой ошиблась? Да что за бред, он же здесь! Брюнет закрыл окна и повернулся ко мне, улыбаясь.

– Здравствуй, Харуна, – улыбнулся он. Здравствуй? ЗДРАВСТВУЙ?! Я чуть не задохнулась от возмущения.

– Почему ты не при смерти?! – крикнула я, непонятно откуда взявшимся голосом. Итачи вскинул брови. Что, слишком громко? Я, все еще не придя в себя, сорвалась к нему и забралась руками под черную джинсовку, скидывая ее на пол – искала следы повязок, ранений, ну хоть чего-нибудь! Задрала темную футболку, обнажая крепкий торс. Но никаких следов нет. Татуировка на спине… Я безошибочно провела пальцами по шраму, унимая внутреннюю дрожь своего тела. “Он в порядке, в порядке…” Итачи тихо посмеивался.

– Я так понимаю, новость о том, что я цел и невредим – тебя не радует?

Я всплеснула руками и уставилась на него, отходя на шаг. С ума сойти, сломя голову неслась сюда, сдерживая желание разреветься и забиться в панике, отгоняла готовый сожрать меня страх за его жизнь, а меня провели как дуру! Но зачем?

– Это пранк что ли такой?! Черт, Саске… Я придушу его… – хрипнула я, ком в горле все еще стоял, а кожу на щеках стягивало от высохших слез.

– Он, как всегда, перестарался?

– Чего? Да ты хоть представляешь, как я испугалась?! – шмыгнула носом – сейчас можно расслабиться: поплакать и поорать. Нет, нельзя, иначе мои ноги подкосятся, и я свалюсь на пол. Пара слезинок снова скользнули по щекам – от обиды или от облегчения? Не разобралась. Итачи тут же обхватил меня и прервал дрожащий голос коротким поцелуем. Я дернулась: его поцелуй, губы… Как будто только его и ждала все это время… Он улыбнулся и снова поцеловал меня, совершенно вогнав мое тело в оцепенение. Его… Он… Грудь сдавило от непонятных чувств, я не могла нормально вдохнуть, хмыкнув под его натиском.

– Дыши. – усмехнулся Итачи, размыкая наши губы и стаскивая мою куртку, которая глухо шмякнулась на пол. Его пальцы прошлись по спине вверх, зарываясь в растрепавшийся хвост на затылке, стягивая резинку. Я все еще не могла поверить в происходящее, хватая ртом воздух через раз. Он укусил меня за подбородок и стал наступать, заставляя пятиться назад.

– Что ты…? – хрипнула я, убирая настойчивые руки, нетерпеливо сминающие ткань платья. Тело наткнулось на преграду и, как я поняла через пару мгновений, это была больничная кровать. Брюнет подхватил меня и усадил на нее. Как же просто меня обвели вокруг пальца, как ребенка. Ну какого черта Итачи оказался в Нью-Йорке с огнестрельным ранением? Почему именно в клинике Акасуны? И причем тут я вообще? Какое имею право давать на что-то согласие или разрешение? Полнейшая глупость.

– Итачи… – выдохнула я, когда он переключился на шею. Мозг понемногу начал функционировать, отойдя от шока. Брюнет шарил по моей спине, в поиске замочка видимо, забирался под платье, обжигая кожу прохладными прикосновениями ладоней, пытался стащить его, одновременно жадно покрывая открытые участки шеи, дергая зубами ворот платья. Кажется, вот-вот и он начнет материться. Но верхняя часть платья слишком тесная, чтобы стащить его через голову, а замочек находится сбоку: тонкий и гладкий, незаметный.

– Черт. – Рыкнул он на выдохе и посмотрел на меня. Его глаза: темные, блестящие, глубокие, поглощающие, горящие каким-то диким желанием. Ему не поддавались – и это его раздражало. Ха… Надо это заканчивать.

– Не судьба, Учиха, – хмыкнула я, и попыталась спрыгнуть на пол, но сильные руки, схватившие меня за бедра, усадили обратно. Острое нетерпение скользнуло в его глазах, а пальцы сомкнулись на бесившем его воротничке. Треск разрываемой ткани.

– Мое платье! – пискнула я. Но выбило из колеи совсем не это… Итачи навис надо мной, заставляя вжиматься спиной в матрас. Пугал: меня словно окутала его сильная энергия, будто он тяжелый, как бетонная плита. Он снова поцеловал меня, пройдясь кончиками пальцев по шее, по ключицам, пальцем поддел магнитную застежку между чашками лифа.

– Я куплю тебе новое. – Шепнул брюнет мне в губы. Еще один вполне знакомый звук, после которого дышать стало свободнее, но ненадолго. Ровно до того момента, пока его ладони не сжали грудь. Я вся дрогнула: как же долго ко мне никто не прикасался… Он не прикасался. Итачи, по неосторожности, решивший целовать меня в этот момент, получил укус в нижнюю губу. Я вцепилась в его руки, царапая кожу ногтями, попыталась убрать их от себя. Но это вызвало лишь довольную улыбку на его лице. Итачи впился в изгиб шеи, попутно сильнее сжимая грудь почти до боли. И это были потрясающие ощущения: я выгнулась, запрокидывая голову, простонав. Он сразу же схватил меня за шею и заглушил поцелуем.

– Тише, громкая моя, мы же в больнице, – тихо сказал брюнет и оттянул зубами мою нижнюю губу. «Тон его голоса… Какой он?» Его губы спустились на шею, язык прошелся по бешено бьющейся жилке. «Надменный?» Зубы прикусили выступающую ключицу, вызвав желание свести колени, обхватить крепче его торс. «Снисходительный?» Ниже, к груди. «Ехидный?» Руки забрались под юбку платья, сжимая бедра, впиваясь пальцами в кожу – будут синяки. «Не понимаю. Ничего не понимаю.» Его ладонь накрыла низ живота, рука обхватила талию, крепче прижимая к себе. Язык скользнул по ложбинке между грудей – все тело покрылось мурашками, перехватывая дыхание. Его зубы сомкнулись на соске, оттягивая и сразу же вбирая в рот. Я закусила губу, чтобы не взвыть, схватила его длинный гладкий хвост – словно жидкий шелк – и потянула. Он оторвался от меня, зашипев. Как же приятно чувствовать над ним власть, хоть и такую мизерную… Итачи требовательно впился в мои губы, без слов заставляя подчиняться и отвечать, вытащил волосы из моих пальцев. Металлический лязг – пряжка ремня? Этот звук вернул меня в реальность. Осознание холодной волной окатило мою голову. «Нет, он не будет пользоваться мной, забывать, а потом появляться и делать то, что хочет!» Я попыталась оттолкнуть его, упираясь руками в грудь, но он оскалился и не двинулся с места. Приложив немало усилий, подняла ногу и уперлась коленом ему в бедро.