Я тихо хихикнул, толкнул дверцу уазика и вышел перед магазином, на вывеске которого красовалась надпись «Маркет». Снова усмехнулся – маркет, видишь ли! Футы-нуты! Чего не «Супермаркет»?!

В магазинчике было прохладно и пахло подгнившими яблоками. А еще – свежим хлебом, который привозили сюда из райцентра (когда дороги не заметало). За прилавком женщина лет пятидесяти – ничем не примечательная, женщина как женщина, таких в селах центральной России каждая вторая. Увидела меня – запнулась, говоря с покупательницей, но потом снова углубилась в работу: укладывала в сумки хлеб, сахар, конфеты и все то, что хотела получить покупательница – пожилая женщина, можно сказать старушка неопределенного возраста. Тоже не особо чем примечательная – ну старушка, и старушка, в платочке и вязаной кофте по погоде.

– Здравствуйте! – жизнерадостно поприветствовал я аборигенов – Я ваш новый участковый! Василий Михайлович Каганов, старший лейтенант полиции! Прошу любить и жаловать!

– Здравствуйте! – ответила продавщица, а старушка совсем ничего не ответила. Отвернулась от прилавка, посмотрела мне в глаза и вдруг негромко так, но вполне разборчиво пробормотала:

– Сын третьей незаконнорожденной в роду. Незаконнорожденный.

И тут же, требовательно и жестко:

– Родился с зубами? Мамкину сиську небось до крови кусал?

– Эээ… мм… – информативно промычал я, не найдясь – что сказать (Кстати, точно – мама говорила что я с зубами родился – резцами. И хлопот ей от них было предостаточно).

– Точно, с зубами! – торжественно заклеймила старуха – Тогда может и удержишься. Хотя… не сможешь, духа у тебя мало. Силы мало! А без силы… но да что тебе говорить – теленок ты, и больше никто. Жаль тебя… мордочка вон какая… смазливенькая! Погибель бабская. Смерть девичья. Но на тебе – крест безбрачия. Только и можешь, что чужих баб портить, а настоящая, хорошая девка за тебя не пойдет. На роду тебе написано – с чужими бабами кувыркаться и через то беду себе наживать! Ладно, сейчас ты ничего не понимаешь, но это даже и лучше. Участковый…Василий Каганов! Видали мы участковых… Смотри Васька, против света пойдешь – плохо будет! Совсем плохо! И не трогал бы ты его… не разворачивай, не смотри! Наживешь проблем, ох, наживешь! Хотя… что я говорю – все равно ничего не изменишь. Так уж суждено. Что суждено, то и сбудется.

Бабка собрала сумки с продуктами и не оглядываясь вышла из дверей магазина. А я остался стоять – ошеломленный и будто оплеванный.

– Что это такое было-то? – неуверенно спросил я у продавщицы, застывшей за прилавком, и та недоверчиво помотала головой:

– Баба Нюра. Знахарка наша.

– Знахарка?! Это типа экстрасенса, что ли? – хмыкнул я, и криво усмехнулся – не верю я этим экстрасенсам! Аферисты чертовы!

– И не чертовы – поджала губы продавщица – Баба Нюра с чертом-то никогда не ведалась. Светлая она. И провидит, и лечит. До района-то двадцать верст, не наездишься! А она и порошков даст, и травкой попотчует – получше всякого врача! И от запоя лечит!

– Ну, если от запоя, тогда да… – ухмыльнулся я.

– А что вы смеетесь? – немного обиделась продавщица – Для наших очень даже актуально! Мужики спиваются! Делать-то нечего, зимой особенно – вот и спиваются. Если бы не баба Нюра…

– Как это нечего? А работа по хозяйству? А заготовки всякие? Неужто в деревне и делать нечего?

– А вот так и нечего – вздохнула продавщица – Да и хозяйств особых-то и нет. Свиней щас уже перестали держать – невыгодно. Коровенки, да, это есть. Молоко-то надо? Масло опять же… Заготовки? Да… грибы, ягоды… картошка опять же. Но то летом-осенью! А зимой что делать? Бухать только, да телевизер смотреть! А в телевизере чего смотреть? Ерунду всякую кажут! Скукота! Вот и бухают по-черному! И запои бывают. Хотя и летом запои бывают, чо уж там… И вот баба Нюра спасает. Пошепчет, порошочков даст, мужик и завязал бухать. А вы говорите – аферистка! Какая же она аферистка, побойтесь бога!

Мы помолчали. Я не хотел противоречить новому своему «контакту», чтобы не рассердить и не прервать тонкую нить общения, хотя и остался при своем мнении – ишь, развели тут мракобесие! Женщина же о чем-то задумалась, о своем видать, наболевшем, потому что лицо ее сразу постарело и возле губ пролегли горестные складки.

– А как вы тут с фермером вашим живете? Не обижает? Как с ним дела?

– Фермер-то? – очнулась женщина, и невольно оглянулась на дверь – Игорь Владимирович-то? Да чего с ним… ничего с ним. Дела – это у него, а у нас делишки. Этот магазин – его. И промтоварный рядом – тоже его. И еще по селам – тоже его магазины. Тут все его. Какие с ним дела? Работаем мы на него, и не жалуемся. А чего жаловаться? Деньги платит. Невеликие деньги, так больше-то тут работать и негде. Зато вовремя отдает. Вот так вот… А вы в колдунском доме живете, да?

– В каком?! Каком доме?! – у меня едва челюсть не отвисла.

– В колдунском! – кивнула женщина – А что, вам не сказали? Домина-то ваш с прошлым! Он пустой стоял почитай лет… ой, и не знаю сколько! Сорок? Пятьдесят? Я еще девчонкой совсем была, а он пустой стоял. А потом его администрация взяла на учет как пустующий, хотели продать, а никто не покупает. Кому нужен колдунский дом? И его сдали под пикет, под участкового. Говорили же главе – не к добру это! Не будет толку с такого дела! Так не послушал. Пристройку сделали под пикет, все такое. Скважину пробурили, ну чтобы вода-то была, а то только в колодец надо было ходить, обустроили все. Самохин тоже помог, Владимирыч – выделил денег спонсорских, помог. Когда есть свой милиционер, так чего ж плохого? Мало ли что случись… на днях вот Варьки Катиной муженек забуянил – так она от него по всей деревне бегала! Обещал ей глаз подбить, чтобы не смотрела куда не надо. А куда ей смотреть? На то, как он свой пузырь допивает, что ли?

– Догнал? – хмуро поинтересовался я.

– Кого? А! – поняла продавщица, имени которой я так и не спросил – Варьку-то? Неа. Она как припустилась, и прям к Самохину! И давай рыдать! Тот вышел, поговорил с Валеркой-то, тот и утихомирился. Владимирыч умеет с народом говорить!

– Так почему дом-то колдовской? – перевел я разговор на нужные рельсы – с чего вдруг?

– Бредни это все бабские! – раздался со спины густой мужской баритон, и я чуть было не вздрогнул – Придумали, что жил в этом доме еще до войны один дедок. Промышлял знахарством и все такое. А потом помер вроде как. Ну и всех делов! Здесь любят этой чушью мозги забивать – места-то глухие, народ дурковатый. Давай знакомиться? Насколько понимаю, ты Василий Каганов, новый участковый. Ваш начальник полиции звонил мне, говорил. Он приезжает иногда ко мне – на охоту, или рыбки половить.

– А вы Самохин Игорь Владимирович?

– А как догадался? – усмехнулся Самохин, выглядевший как некая копия былинного богатыря – седая борода лопатой, широкие плечи, здоровенные, перевитые синими венами кисти рук.

Небось подкову ломает! – подумалось мне, и потому пожимал я его протянутую руку осторожно, не дай бог сожмет как следует! В кашу превратит!

Однако вопреки ожиданиям, пожал руку Самохин аккуратно, без эдакого стремления некоторых сильных людей «пережать» нового знакомого, устроить локальное доминирование и тем приподняться в своих глазах. Нет – нормальное пожатие крепкого, видавшего виды мужика. Смотрит внимательно, пристально, будто желая проникнуть взглядом мне в мозг и прочитать мысли, но никакой недоброжелательности от него не исходит. Легкая настороженность и любопытство, и только лишь.

– Я вас прокачал! – усмехнулся я, отпуская широкую ладонь.

– Книжки читаешь? – ухмыльнулся Самохин – Или кино смотрел? «В августе 44-го»! Ну, прокачать меня было легко, правда, Нин? Кто еще тут у нас такой наглый, кроме меня?

– Да ты не наглый, Владимирыч! – хихикнула продавщица – чего на себя наговариваешь?

– Наглый, наглый! – хохотнул Самохин – Ладно, не о том речь. В общем – рад был познакомиться, Василий Каганов! Фамилия-то у тебя какая… царская! Не то что моя!