Для быта приозёрных рыбаков мне служили образцом юкагиры, чукчи и иные туземцы Берингова моря, по личным наблюдениям, также и другие племена по литературным источникам. Для быта скотоводов я старался использовать то, что нам известно о древних германцах и гуннах и скифах и индийских арийцах ведической эпохи.

Воинские игры и пляски, легенды, колдовство и заклинания – всё это заимствовано из действительной жизни различных племён. В частности, рыбьи пляски и насмешливые песни девушек взяты у центральных эскимосов, заклинания Низеи и её галлюцинации и весь ход оживления оглушённого Аслана составляют только вариант шаманских заклинаний, весьма распространённых среди множества племён. Полёт Низеи в загробное царство в порыве шаманского экстаза и битва её с Крылатою Бабой из-за маленькой душки Аслана взяты почти буквально из «Рассказа о безруком шамане», очень известного на крайнем северо-востоке Азии.

Страсти и чувства героев моей повести, несмотря на всю простоту их быта, в общем похожи на наши. Ибо это всё-таки люди, такие же, как мы. Мало того, это люди уже совершившие в прошлом сложную и своеобразную культурную работу. Ибо добывание огня, рыболовство и охота, выделка оружия и платья, постройка жилищ, даже весьма первобытных, всё это предполагает множество изобретений и технических приспособлений, уже известных и испробованных в деле, и требует огромного духовного труда, о котором мы слишком часто забываем в своей городской кичливости.

Если, в виде примера, взять рассказы миссионеров и поверхностных туристов о таких племенах, чей язык будто бы состоит всего из нескольких сотен слов, и которые поэтому не могут разговаривать в темноте без пояснительных жестов, – то эти рассказы почти всегда основаны на недоразумении. При более тщательном изучении сотни слов разрастаются в десятки тысяч.

Нам нечем особенно гордиться перед дикарями. Мы тоже достаточно дики и грубы, хотя и летаем на аэроплане. Все мы, земные люди, более или менее дикие, сделали только несколько первых шагов по дороге прогресса. Но путь перед нами широко открыт и далёк бесконечно.

В. Г. Тан (Богораз)

Юн Чёрный встал в полночь, когда другие спали. Было тихо, только река Дадана слабо шумела внизу под обрывом. Юн вытер росу со своего нагого тела, слегка потянулся, сдерживая дрожь, потом посмотрел на звёзды. Звёзды были благосклонны. На краю неба уже поднимался Охотник[1] в ярком Поясе из трёх светлых Раковин и протягивал вперёд свой остропламенный Дротик[2]. Дикие Олени[3], которые пасутся на берегах Песчаной Реки[4], не пошевелились, и яркое око Отца[5], вечно недвижное в небе, мигало, как будто говорило: «Ищи».

Юн Чёрный опустил голову вниз и посмотрел на воинов. Их голые тела смутно белели в слабом свете звёзд. Ночь была холодная, но перед крупной охотой или войной Анаки остерегались закапываться в листья или покрываться плащами из шкур. Они спали нагие, на голой земле, как змеи или как камни.

Перед этой охотой даже костров не зажигали. Анаки ждали оленей. Запах дыма мог бы заставить пугливое стадо свернуть в сторону. Уже девять дней Анаки сидели на берегу реки Даданы без огня и почти без пищи. Они даже говорили шёпотом и в разговоре называли оленей уклончивым именем – «Серые Лица», чтобы колдуны оленьего стада не услыхали и не поняли.

Юн Чёрный пытливо смотрел на белые тела. Воины спали или притворялись спящими, ибо никто не должен был видеть, как он уходит. Юн Чёрный был колдун ночной, полусокрытый. В эту ночь он шёл на борьбу с колдунами оленьего племени, и ему не нужно было ни друга, ни помощи.

Воины спали, старые и молодые. Юн узнавал знакомые фигуры. Вот Альф Быстроногий, Мар Красивый и Несс, друзья-соперники, Илл Бородатый, Лиас большой и много других. Они походили на белых тюленей, заснувших на песке.

Отроки спали отдельно от взрослых. Они ещё не приняли обета посвящения и не прошли установленного искуса в роще терновой под хлёсткими прутьями и потому не имели права спать рядом со взрослыми.

Кроме воинов и отроков, в лагере никого не было. Это была мужская орда. Племя Анаков делилось на две половины, мужскую и женскую. Они обитали отдельно весною и летом и сходились вместе только после великих охот на праздник осеннего солнца. Этот праздник был также праздником брачным. Там составлялись новые пары и зачинались новые дети Анакского племени. И через девять месяцев, весною, дети Анаков рождались на свет к новому теплу и изобилию пищи.

Юн Чёрный взял копьё, потом подобрал мешочек с красками и сошёл к реке. Он три раза окунулся в свежие волны, совершая обряд очищения, вытер тело песком, стараясь скрести свою кожу как можно сильнее. Тело его горело. Он поднялся обратно наверх, но не пошёл на становище, а углубился в ивовые заросли, которыми были покрыты берега Даданы. Они сплетались стеной, густой и невысокой. Ему приходилось пробираться почти ползком, как пробирается лисица на охоте.

Постепенно кусты поредели; открылось волнистое взгорье, пересечённое ущельями, поросшее лесами, смутно черневшими во мгле. Перед Юном была тропинка. Она пропадала и снова появлялась, раздвигала кусты и уходила в горы. Это была оленья тропа.

Олени каждую весну собирались стадами и спускались с гор на моховые пастбища у берегов океана. Они шли прямо, с юго-востока на северо-запад, и переплывали по дороге широкие реки. На реке Дадане у них были три битые тропы. Анаки сидели на средней тропе у Лысого Мыса. Они кололи оленей длинными копьями в волнах реки и в удачный год убивали тысячи.

Стада за стадами являлись в разное время. Сперва приходили матки с телятами, потом быки. Анаки находили такое разделение совершенно естественным. Они говорили, что олени живут раздельно и сходятся осенью справлять в дальних горах праздник осеннего солнца, и ставят колесо, и пляшут кругом вперемежку с жёнами, точь-в-точь как люди.

Юн Чёрный добрался до леса и остановился на опушке. Он встал на оленьей тропе, чтобы чарами привлечь запоздавшее стадо.

Прежде всего он решил испытать добрые чары и льстивые слова. Он вынул из мешка щепотку красной охры, смешанной с жиром, размял её между пальцами и стал выводить на груди, животе и на бёдрах красные мирные знаки. Это были кисти рук с загнутыми пальцами, крючки с петлями. Юн повернулся боком так, чтобы эти крючки протягивались вперёд, навстречу предполагаемым оленям.

– Мы ждём вас, серые друзья, – заговорил он самым убедительным тоном. – Придите. Мы снимем ваши шубы, и вы отдохнёте. Мы вас согреем у тёплого огня. Мы вам постелем мягкие шкуры…

Он замолк и остановился, прислушиваясь. Ничего не было слышно. Олени не являлись. Тогда он начал второе заклинание, более сильное, – брачное заклинание весенней охоты.

Ибо охота на маток и тёлок весною считалась, как брак. Это была первая красная свадьба анакских охотников.

Юн говорил:

Он делал зазывные жесты, кружился и прыгал, изображая брачную пляску Анаков. Эту пляску они плясали перед жёнами без копья и без всякого оружия. Юн Чёрный перед весенней охотой плясал её с копьём в руках.