Маленькие неразумные существа бесшумно двигались по дороге, то появляясь, то исчезая в обрамлявшей ее темной зелени.
По дороге медленно ползли две корзины. Из-под них две пары глаз искоса поглядывали на маленьких существ. Корзины продолжали двигаться так же медленно и бесшумно.
Дорога была вертикальной; беспокойные глаза не могли видеть ни ее начала, ни конца. Местами от дороги расходились горизонтальные ветви; корзины ползли медленно, но уверенно. Грубая поверхность дороги давала прекрасную возможность пальцам рук и ног, торчащим из корзин, цепляться за нее. А еще дорога была цилиндрической, потому что представляла собой ни что иное, как ствол могущественного дерева – баниана.
Корзины перемещались со Средних Ярусов вниз, к земле. Постепенно становилось все темнее, и казалось, что они движутся в зеленой мгле к черному тоннелю.
Наконец, первая корзина остановилась, а затем свернула на одну из боковых ветвей, ползя по едва заметному следу. Вторая корзина последовала за ней. Они сидели, облокотившись друг о друга и повернувшись спинами к дороге.
– Мне страшно идти вниз, к земле, – раздался голое Пойли из-под корзины.
– Мы должны идти туда, куда направляет нас морэл, – ответил Грэн, терпеливо повторяя ей то, что объяснял уже раньше. – Он умнее нас. Теперь, когда мы вышли на след другой группы, было бы глупо не слушаться его. Ведь мы не сможем жить в лесу одни.
Он знал, что морэл успокаивает Пойли при помощи таких же аргументов. И тем не менее с того самого дня, когда Грэн и Пойли покинули Номансланд несколько снов назад, она была сама не своя. Самовольный уход из группы угнетал ее больше, чем она предполагала.
– Нам следовало приложить больше усилий и все-таки отыскать следы Той и всех остальных, – сказала Пойли. – Если бы мы подождали, пока потухнет огонь, мы могли бы найти их.
– Мы должны были уйти, потому что ты боялась сгореть, – ответил Грэн. – Тем более что Той не приняла бы нас обратно. И ты это знаешь. Она не понимает. У нее нет жалости даже к тебе, своей подруге.
На это Пойли лишь усмехнулась. Они помолчали. Потом она заговорила вновь.
– Нужно ли нам идти дальше? – тихо спросила она, беря Грэна за руку.
Грэн и Пойли замерли в ожидании голоса, который, они знали это, ответит им.
«Да, вы пойдете дальше, Пойли и Грэн, потому что я советую вам идти, и я сильнее вас».
Обоим голос уже был знаком. Им говорили не губы, а слышали они его не ушами. Этот голос родился и жил в их головах, как попрыгунчик, навечно запертый в своей маленькой коробке. И звучал он, как старая арфа.
«До сих пор мы уходили от опасностей. Я и в дальнейшем позабочусь о вас. Я научил вас накрыться для маскировки корзинами, и мы прошли такой долгий путь без происшествий. Еще немного, и вы найдете свою славу».
– Нам нужно отдохнуть, морэл, – сказал Грэн.
«Отдохните, и пойдем дальше. Мы обнаружили следы другого племени. Сейчас не время расслабляться. Мы должны найти само племя».
Подчиняясь голосу, Грэн и Пойли легли отдыхать. Большие куски кожуры, которые они содрали с плодов какого-то неизвестного им дерева и в которых проделали отверстия для рук и ног, не позволяли им удобно улечься – ни на спине, ни на боку. Поэтому они лежали согнувшись, а руки и ноги их торчали в разные стороны.
Морэл думал. Мысли его были недоступны людям, и воспринимались ими как монотонный, надоедливый шум. В век зелени растения всего лишь увеличивались в своих размерах, оставаясь в то же время неразумными. Для морэла же основой существования стал разум – острый и ограниченный разум джунглей. Чтобы расширить свой ареал, он мог вести паразитический образ жизни, прикрепляясь к другим растениям, прибавляя к их способности передвигаться свои способности дедуктивно мыслить. Экземпляр, который разделился, чтобы обладать и Пойли, и Граном, не переставал удивляться тому, что он обнаружил в их нервных центрах и чего не было ни у одного живого существа. У них была память, хранившая воспоминания, сокрытые даже от ее обладателя.
И хотя морэлу не было знакомо высказывание: «В стране слепых одноглазый – король!», он находился как раз в таком положении. В этом мире огромной теплицы сосуществовали различные формы жизни, в мире или ненависти, на земле или в воздухе, – рано или поздно погибая в зелени и превращаясь в компост для следующего поколения. Для них не существовало ни прошлого, ни будущего. Их жизнь была лишена глубины. Морэл, который получил доступ к человеческому разуму, был другим. Он думал о будущем. Это было первое живое существо за миллиард лет, сумевшее заглянуть далеко-далеко в Прошлое. Открывающиеся перспективы настолько напугали морэла, что голос его, похожий на дребезжание старой арфы, затих в головах у люден.
– Как может Морэл защитить нас от ужасов Земли? – спросила Пойли через некоторое время. – Как он может защитить нас от уилтмилта или дрипперлипа?
– Он все знает, – просто ответил Грэн. – Он заставил нас одеть эту фруктовую кожуру, чтобы прятаться от врагов. И мы были в безопасности. А когда мы найдем ото племя, все будет совсем хорошо.
– Эта кожура натерла мне бедра, – сказала Пойли.
По-видимому, прошедшие тысячелетия не уничтожили в женщинах дар в любой, даже в самый неподходящий момент, оставаться женщиной. Она почувствовала, как мужская рука нашла ее бедро и стала нежно поглаживать его. Пойли продолжала смотреть вверх – в полную опасностей листву.
Крылатое существо, разноцветное, как попугай, тихо опустилось и село на ветку прямо над ними. И тут же из засады, прямо на спину птице, свалился джиттермоп. Брызнул сок, хищник утащил свою жертву в листву, и только зеленоватая лужица осталась на том месте, где раньше сидела птица.
– Грэн! Это – джиттермоп! Нам нужно уходить отсюда, пока он не напал на нас, – испуганно закричала Пойли.
Морэл тоже наблюдал за схваткой, и, надо сказать, – не без удовольствия, потому что морэл был любимым лакомством птиц.
«Если вы готовы, люди, тогда мы пойдем», – сказал он, используя случившееся как предлог продолжать движение. Сам же морэл, будучи паразитом по природе, в отдыхе не нуждался.