Но епископу Камбре понравилась ее горячность.
– Наш собор Нотр-Дам де Грас иногда называют чудом нижних земель. И я считаю, абсолютно справедливо. Строительство его началось еще в XII веке, после того как сгорел старый, а во всей красе он был завершен совсем недавно, в 1470 году. Он один из крупнейших на севере Европы. Но дело не в размерах, он удивительно гармоничен. Прошу вас, пройдемте, и я покажу вам его и еще одно чудо нашего города.
Маргарет, епископ Камбре, его брат преподобный Антон ван Берген, несколько священнослужителей, сопровождавшие Маргарет дамы и присоединившийся к компании Молине вышли на улицу и оказались прямо перед огромным, устремленным высокой башней со шпилем в небо собором. Внутри собора Маргарет поразило освещение, казалось, что свет льется из какого-то источника внутри собора. Он дарил удивительное ощущение радости.
Но епископ с таинственным видом вел ее дальше, вглубь собора, в один из боковых пределов. Там висела небольшая потемневшая икона Мадонны с младенцем. Она была совсем не похожа на те, которые Маргарет привыкла видеть: у богородицы был темный лик, узкие глаза, прямые черные брови, почти сходящиеся у переносицы; она нежно прижималась щекой к щеке младенца, который прильнул к ней, ухватив за подбородок.
– Эта икона, – в голосе епископа слышалась торжественность, – написана самим святым Лукой еще при жизни нашей Святой Девы Марии. Сначала ее тайно хранили в Иерусалиме, а потом более тысячи лет почитали в Константинополе и вывезли оттуда, когда нависла угроза захвата города османами. Ее называют «Умиление», отсюда и название нашего собора. В 1451 году ее привез сюда каноник нашего собора, и с тех пор на наш город снизошла особая благодать. Это чудотворная икона, я могу рассказать вам множество историй о чудесных исцелениях и иных таинственных деяниях, совершенных ею за последние годы.
– Город Камбре, – подхватил аббат де Берген, – стал настоящим центром паломничества в Северной Европе. Поклониться иконе приезжал и ваш прадед Филипп Добрый, и дед Карл Смелый, очень почитал эту Мадонну французский король Людовик XI. За тот короткий период, что Камбре был захвачен французскими войсками, сразу после гибели Карла, он приезжал сюда дважды. Правда, – усмехнулся румяный аббат, – чуда в данном случае не произошло: французов отсюда с позором изгнали благодаря вмешательству вашего батюшки-императора. Герцог же Филипп надеялся, что присутствие такой важной реликвии в его землях привлечет внимание к главному делу его жизни: организации нового крестового похода против неверных. Он приказал сделать несколько копий с иконы и разослал их по разным церквам нижних земель. Увы, и этому не суждено было сбыться, на все воля Господа.
– Но паломничество в Камбре и чудеса, творимые Пресвятой Девой, слава Спасителю, продолжаются, – подвел итог епископ.
Маргарет внимательно смотрела на икону. Ей она показалась олицетворением материнской любви и нежности, того, чего она в жизни не знала. Загадочный темный лик заворожил ее, узкие раскосые глаза богородицы смотрели прямо на нее, и казалось, проникали прямо в душу. Мысленно она попросила Мать Марию (которую из них?) о помощи и прощении. Ей так хотелось быть достойной своей Матери, это становилось навязчивой идеей, а она была так мала и слаба. Что ждет ее впереди? Справится ли она со всем тем бременем ответственности, которую она все больше ощущала, чем больше узнавала о своей семье и ее великом прошлом? Дева Мария смотрела на нее ласково, утешающе.
Они прошли дальше, а аббат де Берген все возвращался в разговоре к знаменитой реликвии:
– Вы знаете, ваша светлость, эта маленькая икона привела к значительным, хотя и неожиданным последствиям. В великом искусстве, которое породили наши северные земли, а я считаю его самым значительным в Европе, хотя некоторые и отдают предпочтение итальянцам, ее присутствие оказалось более чем заметным. Все великие художники современности побывали здесь, ее влияние отразилось на полотнах Дирка Баутса, Петруса Кристуса, великого Рогира ван дер Вейдена и ныне здравствующего в Брюгге Герарда Давида. Это из великих, а тех, кто рангом помельче, и не сосчитать.
Маргарет подумала, что аббат ван Берген чем-то напоминает ей Молине: когда он начинал говорить, остановить его было сложно. Впрочем, его брат епископ решительно прерывал его на полуслове.
– Я хотел бы обратить ваше внимание на еще одно чудо, которым славится Камбре, – обратился он к Маргарет. – Этот маленький городок можно назвать колыбелью прекрасной музыки. Одного того, что здесь начинал свой жизненный путь великий Гийом Дюфан, было бы достаточно, чтобы оправдать подобное заявление. Он жил вместе с матерью в нашем городе, отца своего он не знал, их приютила родня. Здесь, в Камбре, он был сначала клириком, потом помощником священника, а в конце концов каноником в нашем соборе. Он много лет провел в Италии, при дворах различных вельмож, и при папском дворе, но в конце концов осел на родине, в Камбре, был придворным музыкантом и композитором бургундского герцога. Филипп Добрый оказывал ему всяческое покровительство, для него Дюфан сочинил свою знаменитую мессу L’homme armé, цель которой была воодушевить на новый Крестовый поход.
– А я люблю не только его великую духовную музыку, – вмешался аббат, – он писал и песенки для друзей, одна из них, сочиненная к отъезду из наших мест, «Прощайте, добрые вина Ланнуа!», просто замечательна.
– Здесь он и похоронен. – Епископ указал на надгробие, на котором были выбиты портрет композитора и соответствующая надпись.
– Помимо Дюфана в Камбре в разное время работали почти все значительные композиторы и музыканты нашего столетия. Николя Гренон, приятель и сосед Дюфана, они были соседями, жили напротив собора рядом с булочной, руководил здесь хором, преподавал нотную грамоту и сам пел в хоре, он служил трем герцогам Бургундским, начиная еще с Филиппа Смелого. И его могила находится в нашем соборе. Не так давно скончавшийся в Брюгге Антуан Бюнуа много лет был певчим при дворе Карла Смелого, членом его придворной капеллы. Свой путь музыканта и священника он начинал тоже здесь.
– О, я прекрасно его знал. Он был неразлучен с герцогом, сопровождал его во всех битвах и сражениях, – позволил себе вмешаться Молине. – Он сочинил много песенок: «Per me Busnois illustris comitis De Chaurolais indignum musicum» – «Я, Бюнуа, недостойный музыкант светлого графа Шароле», – почти пропел поэт. – Он потом служил и вашей матери, и отцу. Пока не удалился на покой в Брюгге.
Епископ строго посмотрел на Молине, но ничего не сказал.
– Из наших современников надо назвать Иоанна Тинкториса, он был викарием в Камбре и брал уроки музыки у великого Дюфана, и Александра Агриколу, тоже бывшего здешнего викария. Сейчас оба, к сожалению, находятся на службе у неаполитанского короля Фердинанда I, большого ценителя музыки, буквально скупающего всех лучших музыкантов Европы. Но мы продолжаем надеяться на их возвращение домой. Сейчас, когда юный герцог Бургундии, достигший совершеннолетия, вот-вот возьмет власть в свои руки, думаю, многое изменится и бургундский двор оберет свой прежний блеск.
Маргарет вдруг почувствовала укор совести. Упоминание Фердинанда I, дедушки ее подруги Карлотты, напомнило ей о подруге, практически забытой. Конечно, покидая Мелен, она отправила ей прощальную записку и подарок, как и многим другим своим знакомым, но после этого ни разу о ней не вспомнила. Новая жизнь захватила ее, в ней было столько интересного, каждый день как открытие. Ей стало жаль подругу, жизнь при французском дворе показалась ей серой, скучной, как в душной темнице, где все подчинено строгому распорядку, установленному Анной де Боже, а все, что происходит в мире, тщательно скрывается от младшего поколения. Удивительно, как ей могла нравиться та жизнь, а она ведь думала, что была счастлива. Или это королевское звание затмило ей разум?
Тут до нее дошло еще одно важное, хотя и вскользь брошенное епископом замечание. Ее брат Филипп скоро выходит из-под отцовской опеки, и все нижние земли и, видимо, остальные бургундские владения, а может быть, и вся Европа, с нетерпением, а кто и со страхом, ждут возвращения герцога Бургундии. И ее приезд домой добавляет к этим ожиданиям надежды: Бургундский дом возрождается. Аббат де Берген продолжал что-то говорить про полифонию в бургундской музыке, а Маргарет никак не могла вырваться из своих мыслей. Неслучайно возвращение домой и радует ее, открывая новую жизнь, и пугает тяжким бременем ответственности. Как не обмануть ожидания? Интересно, что думает по этому поводу ее брат?
