Она понимала. Представила, как будет поджидать его вечерами, стоя у окна с ребёнком на руках, звонить ему на мобильный и слышать, что абонент недоступен: очень занят очередной пассией.

Рассталась она с Максимом легко, поблагодарила судьбу за того Котёнка. «Уж лучше одиноким быть, чем жар души “кому-нибудь” дарить…»

***

Поджав озябшие ноги, Вика листала фотографии. Вот селфи из поезда, почти перед тем, как её выкинуло в прошлое. На фото она улыбается накрашенными губами, толстовка с британским флагом обтягивает грудь… А это что?

Вика провела пальцами, увеличивая снимок. На небе она увидела старый немецкий самолёт. Не дыша, максимально увеличила крыло самолёта. Так и есть: на крыле виднелись кресты, хоть и нечёткие, но всё-таки кресты.

Серёжа пошевелился, скрипнула раскладушка. Вика быстро выключила телефон, сунула в потайной карман рюкзака.

Она лежала без сна на диване, глядя в темноту. Выходит, что её поезд попал во временную дыру, иначе никак не объяснить немецкий самолёт на снимке. Поезд выскочил, а она почему-то осталась. Видимо, оказалась в нужном месте в нужный момент. Почему она?.. Да что рассуждать? Так случилось, и точка. Это судьба.

Вика повернулась на бок, укрылась с головой одеялом, оставив маленькую щёлку для дыхания. Тикали ходики, отсчитывая минуты, а ей всё не спалось. Лишь под утро провалилась не в сон, а какую-то тревожную дрёму.

***

Проснулась она поздно, Вали и Серёжки не было. Из-за опущенной светомаскировки в комнате был полумрак. Вика подняла штору и зажмурилась от яркого солнечного света. День обещал быть хорошим.

В их коммунальной квартире была общая ванная с дровяным титаном, вода в нём была ещё тёплой. Вика решила помыться: если её не отпустят, то такой возможности долго не будет.

Она закрылась на крючок и стала раздеваться. Помылась с душистым земляничным мылом, вымыла голову, с наслаждением размазывая пену по волосам.

С полотенцем на голове, чувствуя в теле приятную лёгкость, она прошла на кухню. Большая коммунальная кухня была сейчас пуста – редкое явление! Вика согрела воду и с кипящим чайником вернулась к себе в комнату. Налила чаю.

Внезапно пришла в голову мысль, что её могут обыскать и найти в потайном кармане рюкзака телефон, паспорт и деньги; их надо оставить дома, нельзя брать с собой.

Она завернула в кухонное полотенце весь компромат, положив сверху записку, засунула на самое дно выдвижного ящика в шкафу и привалила сверху вещами. Если вернётся, то снова спрячет в рюкзак, а если нет, то свёрток рано или поздно найдут.

***

В кабинет, указанный в повестке, была небольшая очередь. Вика присела на скамью, пристроила на коленях рюкзак, в волнении всё время теребила лямки, стискивала кулачки так, что ногти впивались в ладони.

В кабинете было пусто, сыро и холодно. Голые стены без портретов вождей, обшарпанный стол, неуклюжий металлический сейф да несколько табуретов. Пожилой капитан в накинутой на плечи шинели молча указал на стул. Она робко села, протянула повестку.

– Так… Гражданка Фомина Виктория Александровна?

– Да… – Вика сцепила в замок холодные руки.

– Вы подавали заявление об утере паспорта?

– Да…

– Такое получается дело… Сведений о вас в Москве мы не нашли. – Он машинально стучал карандашом о стол.

Ну вот и всё. Это конец. Вика молчала – сказать было нечего.

– Учитывая, что Москву бомбят, архивы перенесли… Возможно, документов не нашли из-за всей этой военной неразберихи, поэтому паспорт вам выпишут.

– Как? Правда? – не поверила Вика.

– Да. Вам скажут, когда будет готов документ, – ответил капитан, вертя в руках карандаш. У вас есть фото на паспорт?

– Я сделаю… Можно идти?

– Конечно, идите, – кивнул капитан.

– Спасибо, до свидания. – Она облегчённо выдохнула и на слабых ногах направилась к выходу. Постояла на крыльце, держась за перила, дыша морозным воздухом. Повезло, просто сказочно повезло. Спросила у спешившего мимо лейтенанта время. Оказалось, что возвращаться домой не было смысла, лучше идти сразу на работу.

***

Вика осторожно шла по скользкому тротуару, как сзади послышались быстрые шаги и женские голоса. Она посторонилась, уступая дорогу трём женщинам, которые чуть не бегом бежали по направлению к магазину – верный признак того, что дают продукты по карточкам. Вика тоже прибавила шаг и зашла в небольшой магазин вслед за женщинами.

У прилавка стояли человек десять-пятнадцать – совсем не много по военному времени, – видно, товар только привезли.

По карточкам давали макароны. Длинные тёмные трубочки, видно, не очень хорошего качества, но всё-таки это были настоящие макароны! Карточки у неё были с собой.

«Не посадили в тюрьму, купила макароны – и я уже счастлива, – думала Вика дорогой. – Почему раньше для счастья мне надо было много всего, листа бы не хватило, чтобы записать желания, а сейчас всё по-другому… А самое главное желание только одно – вернуться домой».

9

В комнате у подселённой к соседям Аллы второй день заходился в крике ребёнок. Было слышно, как Алла укачивает его, что-то напевая, ребёнок хныкал, затихал на несколько минут, чтобы потом закричать с удвоенной силой.

«Заболел, что ли?» – подумала Вика.

Она варила суп на примусе в большой коммунальной кухне. В окно лился солнечный свет, через всю кухню протянута бельевая верёвка с висевшими пелёнками. Вдоль стен стояли несколько столов с керосинками, деревянный резной буфет, принадлежащий Зинаиде Кузьминичне, висели крашеные посудные шкафчики. Раньше (раньше – это до войны) в них хранили крупы, муку и сахар. Теперь же продукты предпочитали держать в комнатах.

В бульон с маленьким кусочком мяса Вика добавила лук и картошку, промыла и высыпала перловку. Кинула лавровый листик для запаха. Суп получился ароматным, вкусным. Почему здесь всё кажется таким вкусным? Совсем недавно Вика морщилась от ресторанного супа с неправильно приготовленным яйцом пашот…

Вошла Алла, маленькая и бледная девушка с коротко остриженными волосами, с грустными глазами на пол-лица. Налила воды в чайник, поставила на хозяйский примус.

– Здравствуй, Аллочка. У тебя сынишка болеет?

– Это дочь… Катя. – Алла вдруг пошатнулась и схватилась за край стола.

Глаза у девушки закатились, она стала медленно оседать на пол, Вика едва успела подхватить и усадить её на табурет.

– Алла, голову вниз, ниже… Не бойся, это чтобы кровь прилила… лучше?

– Да… – слабо прошептала Алла.

Вика сбегала в комнату за кусочком сахара, бросила его в чашку с жидким чаем:

– Держи, пей потихоньку. Вот так…

Алла начала медленно пить, руки у неё дрожали.

– Что случилось? – заглянула в глаза Вика.

Алла отставила чашку и расплакалась, закрыв лицо:

– Карточки потеряла…

У Вики опустились руки. При потере или краже карточек новые не выдавались, об этом постоянно предупреждали, да и на них была надпись: «При утере не возобновляются».

Заикаясь и плача, Алла рассказала, что стояла в очереди за овощами и там то ли потеряла, то ли украли карточки из кармана. У неё ещё оставалось немного хлеба и гороха, она ела по чуть-чуть. На рынке купила стакан пшена за двадцать пять рублей, варила жидкую кашу и ела. Потом кончились и деньги.

– Сколько ты не ела?

– Три дня. Я пила много воды, чтобы молоко было, но дочь не наедается – постоянно плачет.

Вика взяла тарелку, налила в неё супа до краёв, сходила за кусочком ржаного хлеба, поставила перед Аллой:

– Ешь.

– Спасибо…

Она начала медленно есть, тщательно прожёвывая крупинки перловки, откусывая от хлеба маленькие кусочки.

Была середина ноября, две недели Алле надо как-то протянуть. На рынке продавались продукты безо всяких карточек, но цены были безбожными, выше магазинных в несколько раз.

Девушка поела, смущённо встала и ушла кормить ребёнка. Крик за стеной сразу стих…

Вечером пришла с работы озябшая и усталая Валентина, приняла из рук чашку горячего чая. Пока она пила, отходя от мороза, Вика рассказала об Алле.