1

Тошнота усиливалась от мерного покачивания поезда, подступала к самому горлу. Было холодно, болела голова, мысли путались и сбивались, не получалось вспомнить что-то важное, вытащить за кончик нужную мысль. Неприятную пугающую мысль.

Вика лежала на боку, скорчившись от пробирающего холода, укрытая чем-то тонким и колючим.

– Не из нашего вагона вроде… контузило? – откашлявшись, спросил чей-то мужской басок.

– Да, кажется, – неуверенно ответил кто-то.

Сквозь дрёму слышались детский плач, кашель, чей-то храп и обрывки чужого разговора:

– Листовки скинули… а в них написано, дескать, Москва не столица, Урал не граница…

– Бегут, давка везде, магазины закрыли…

– Завод заминировали… Мы же не слепые, всё видим…

– Говорят, что и сам из Москвы сбежал, бросил нас.

– Отставить разговорчики! Провокатор, шкура! – Голос задыхался от бешенства.

«Это бред… Кажется, я заболела», – подумала Вика, снова проваливаясь в дремоту.

***

Очнулась она от холода. Дрожа всем телом, натянула одеяло до подбородка.

Как сильно грохочет и лязгает вагон, окна, что ли, нараспашку? Она открыла глаза, превозмогая тошноту, и огляделась.

Очень старый плацкартный вагон был битком набит пассажирами и вещами. В проходе стояли не поместившиеся под полками потёртые фанерные чемоданы с металлическими уголками и замочками, большие узлы и корзины. Пассажиры сновали туда-сюда, спотыкаясь о чужие ноги и вещи. На верхних полках кто-то спал, укрывшись тонким шерстяным одеялом.

Напротив сидели две женщины и девочка-подросток в берете и чёрном пальто, из ворота которого виднелся кончик красного пионерского галстука. Галстук не был завязан узлом, а скреплён каким-то светлым серебристым зажимом с красными язычками пламени.

– Очнулись? – мягко спросила одна из женщин в сером старомодном пальто. Её тёмные волосы были уложены вокруг головы венчиком. – Вам лучше?

– Не знаю, – с трудом ответила Вика, разлепив сухие губы, – тошнит.

– Ничего, пройдёт. Да вы лежите, – посоветовала она, видя, что Вика пытается сесть.

Она всё же села, оперевшись спиной о стенку и натянув на себя одеяло: было очень холодно. В изголовье обнаружился её рюкзак с разными мелочами и курточкой. Где-то на дне рюкзака должен быть пакетик фруктовой карамели…

Она расстегнула замок, достала конфету – попалась лимонная, развернула фантик и отправила леденец в рот. Кисло-сладкий приятный вкус немного унял тошноту.

Мальчик с игрушечным зелёным грузовиком, одетый в нелепую курточку и кепку, забыл про свою игрушку и жадно смотрел на Вику тёмными выразительными глазами. Та поняла:

– Как тебя зовут?

– Серёжа, – ответил мальчик, потупив глаза.

– Держи, Серёжа! – Вика протянула ему две конфеты.

Мальчик вопросительно посмотрел на женщину в пальто, та улыбнулась и кивнула.

– Спасибо!

Одну конфету он спрятал в карман, вторую стал катать во рту с видимым удовольствием, болтая ногами. Фантик разгладил на коленке, сложил вдвое и тоже убрал в карман.

– Я собираю фантики от конфет, у меня их уже много, – похвалился Серёжа. – Только альбом дома остался, мама с собой не разрешила взять, говорит, что тяжёлый…

Тошнота отпустила, головная боль будто притупилась. Но что это за вагон, похожий на музейный экспонат? Как же она здесь оказалась? Надо вспомнить…

2

Отпуск Вике дали в мае, а не в августе, как она хотела.

– Понимаете, Виктория Александровна, я не могу сразу двух врачей отпустить в августе, – вежливо и будто виновато объясняла заведующая отделением, – если не май, то, может быть, ноябрь вас устроит?

Нет, ноябрь не устроит, пусть будет май. Она может поехать к матери в Самару, погостить там месяц. Давно собиралась, да всё как-то не складывалось.

Самара была её родным городом, там она родилась, ходила в детский сад и школу, в спортивную секцию на плаванье. Оттуда она уехала учиться в университет Сеченова в Москве. Там осталась лучшая подруга Наташа.

Мама, конечно, обрадовалась:

– Виктория, наконец-то ты мне поможешь посадить картошку!

Мама не мыслила жизни без своей дачи, своих помидорчиков и картошечки.

– Мама, что тебе привезти из Москвы?

– Доча, дефицита в Самаре давно нет, слава богу! Ничего не надо, сама приезжай.

Московских гостинцев она всё же купила.

Незадолго до её отъезда в Москве резко похолодало, и Вике пришлось с неудовольствием доставать из шкафа убранные на хранение ботинки и утеплённую курточку защитного цвета, со множеством погончиков и кармашков.

Билет был куплен на седьмое мая. Поезд отправлялся утром с Казанского вокзала, четырнадцать часов пути – и она в Самаре. Продукты с собой можно не брать, только фруктов немного и печенья. Позавтракает она в вагоне-ресторане – шиканёт.

Утром Вика едва не проспала на вокзал, всё из-за дурной привычки выключить будильник и ещё чуть-чуть полежать.

Через сорок минут она в темпе одевалась, не попадая ногой в штанину, причёсывалась на ходу.

Времени на завтрак не оставалось. Вика наскоро допивала чашку кофе, когда позвонили из службы такси: машина уже стоит у подъезда. Подхватила вещи, закрыла все замки и вызвала лифт.

Плюхнулась на заднее сиденье и выдохнула: ух, успела, слава богу!

***

Вика втащила в вагон тяжёлый чемодан на колёсиках, пошла по узкому коридору, разыскивая своё купе. К её удивлению, в купе не было других пассажиров.

«Это ненадолго, – с сожалением подумала она, – рано или поздно обязательно кто-нибудь подсядет».

Вика решила сразу переодеться, достала из чемодана белую толстовку с британским флагом на груди и синие джинсы.

Заглянула проводница:

– Постель брать будете?

– Нет, спать я уже дома буду, – отказалась Вика.

При этих словах она почувствовала какую-то смутную тревогу, дурное предчувствие – так иногда бывало. Лучше не зацикливаться, не давать волю фантазии.

Поймав своё отражение в зеркале, она вспомнила, что в суматохе не успела накраситься. Достала из рюкзака косметичку, нанесла тушь на ресницы, мазнула губы розовой помадой, стянула резинкой в хвост светлые волосы до плеч. Отошла на шаг, придирчиво рассматривая себя. Черты правильные, глаза голубые, чуть насмешливые. Фигура хорошая безо всяких диет. Красавица? А почему бы и нет? Многие из её окружения не понимали, почему такая умная и эффектная девушка до сих пор не замужем: ну где глаза у этих мужчин?!

Глаза-то у них на месте… Вика в этом вопросе была солидарна с Хайямом:

Я думаю, что лучше одиноким быть,

Чем жар души «кому-нибудь» дарить.

Бесценный дар отдав кому попало,

Родного встретив, не сумеешь полюбить.

Поезд тронулся, набирая ход, оставив позади шумный Казанский вокзал. Вике давно хотелось есть, чашка кофе только разожгла аппетит. Проверила кошелёк с деньгами и картой – он был на месте, положила в кармашек телефон и взялась за дверную ручку. Потом вдруг подумала, что ходить через вагоны в одной толстовке будет холодно, и сунула в рюкзак ещё и куртку.

А что же было потом? Она шла по вагонам через холодные тамбуры, через грохот и лязг буферной зоны, разыскивая ресторан. Чужие вагоны с заспанными пассажирами, очереди в туалет, двери, двери…

Навстречу шла проводница с подносом.

– Простите, – обратилась к ней Вика, – а где рес…

Её вопрос прервал свист и шипение, поезд стал резко тормозить. Проводница вскрикнула, поднос полетел в сторону, раздались звон разбитой посуды, женский визг и крики из открытой двери купе…

Вику с силой отбросило на дверь тамбура. Она хотела закричать от боли и страха, но из горла вырвался только хрип, вдохнуть не получалось. Вика увидела, как воздух становится светящимся, фосфоресцирующим. Теряя сознание, она услышала грохот и бухающие взрывы. А потом… потом были тишина и пустота.

Нет, было ещё ощущение холода, чужой разговор, слабо доходящий до сознания.