Размышлять, конечно, хорошо, но кто будет вытаскивать сестренку из рук Лорда? И не того Лорда, который безносое, лысое, с расшатанной психикой существо, а милого, пока очаровательного и умного слизеринца — Реддла.

Идеальные характеристики. Когтевран и Слизерин. Орел и змея. Мозги и хитрость.

Все, стоп, а то начну придумывать другие сравнения. И не сказать, что у меня завышенная самооценка, но они крутые. Прям невероятные, бомбезные.

Не умею врать. Только дурак не поймет, что так пытаюсь себя поддержать. Настроить на трудный разговор с сестренкой.

Боюсь, после этого Августа мне потребуется отпуск. Причем, желательно, в больнице Святого Мунго. В палате психически больных. Хоть расскажу свою историю, там это никого не удивит.

— О, дорогая, подожди, — донесся до моих прелестных ушек голос мамы. Она спрыгнула со стула с высоченной спинкой, подошла к краю рамы и наклонилась вперед. Русые волосы последовали ее примеру, обрамляя с двух сторон. Я ухмыльнулась, облокачиваясь на стену.

— Если ты про утренний разговор, сразу говорю, я — пас.

— Нет, как выразился Фрэнк, анатомически голова на плечах у тебя есть.

— По-моему, обсуждать настолько очевидные вещи — пустая трата времени.

— Ты так думаешь?

— А ты разве не придерживаешься моего мнения?

— Один один, — хмыкнула она, а потом сверкнула глазами, заводя волосы за ухо. Точь-в-точь мой жест. Или я его переняла.

— Расскажешь что-нибудь интересное?

— А ты обещаешь молчать?

— Будто тебя это остановит.

— Сразу видно, моя кровь. Жаль, Розали больше пошла в Корвуса.

— А что насчет Фрэнка?

— Он взял понемногу от каждого. Самый лучший вариант, не думаешь?

Мы синхронно кивнули и мельком оглянули коридор. Может, папочка прав, когда говорит, что я полная копия мамы? Честно говоря, почти не помню ее. Адель было семь, когда леди Лестрейндж скоропостижно скончалась, поэтому девочка росла, перебрасываясь словами с портретом. Но это все равно не мешает мне любить ее. И почему бы и да?

— Слышала о нашем споре с братиком?

— Еще бы. Еле успокоила остальные портреты. “Невиданное хамство. Позор. Глава обязан сам выполнять обязанности, а не спихивать на младшую сестру”, — передразнила она старомодных предков.

— А меня они не осуждали?

— Что ты! Бедное дитя повелось на поводу распоясавшегося наследника рода. Ему бы порка хорошая не помешала, а не передача обязанностей.

— Надеюсь, это твое личное мнение.

— Обижаешь.

— Тогда понятно. А что еще нового? Вижу ведь, как глаза горят.

— Только не обижайся и не психуй. Ваш спор с Фрэнком весь, от начала до конца, слышал Антонин.

А вот тут я воздухом подавилась при резком вдохе и закашлялась. А мамочка, прямо как все Эйвери, расхохоталась. Почему все? Да, я познакомилась с дядей и двоюродным братом. Заезжали в начале лета, мы же все-таки родственники. Хотя, если подумать, общие черты у нас есть. Мерлин, какой кошмар. Я и на кого-то похожа? Невозможно, как говорил Танос во многих мемах.

— И что он там делал? Почему я не видела?

— Просто невнимательно смотрела. Или не хотела видеть.

— Да, я его, кажется, за километр чую.

— Это болезнь? — мигом успокоившись, спросила она.

— Да. Непереносимость некоторых людей. Поверить не могу, что ты с такой не встречалась.

— А, ты про это. Не бойся, у меня такая болезнь развилась на Корвуса, пока…

— Купидон не пустил вам в сердца стрелы. Но, мам, это совершенно другой случай. Понимаешь, он ужасный, самоуверенный, все замечающий хам!

— И все? Я думала, раз ты так бросаешься словами, будет что-то большее. Хотя, знаешь, не могу с тобой согласиться. Когда мы общались, Антонин вел себя превосходно, учтиво и вежливо.

— Но это маска!

— С чего ты взяла? Думаешь, за эти несколько дней, что вы знакомы, человек может показать истинное лицо?

— Если очень поискать, можно найти.

— Как-то я не заметила, что ты искала. А вот желание свести Тома Реддла и Розали преобладает.

— А это-то тебя чем не устраивает? Сама же говорила, классная идея.

— С этим никто не спорит. Просто ты, занимаясь совсем другим, обращаешь очень мало внимания на детали. Увлекаешься.

— И что теперь?

— Наблюдать.

— Самый оригинальный совет, который я слышала в своей жизни.

— У тебя еще все впереди, дорогая.

— Не говори эти слова с такой интонацией.

— Почему?

— Складывается ощущение, что ты угрожаешь.

Мамочка ухмыльнулась, складывая руки на груди.

— Можешь не бояться. Своим детишкам я не угрожаю.

— Успокоила, — я подошла и прижалась лбом к холодной раме, прикрывая глаза. — Пообещай, что бы я ни сделала, защищать перед папочкой.

— Что ты уже натворила? — мягко спросила она.

— Пропустила завтрак, — я растянула губы в улыбке, слыша ее заливистый смех.

— О, это такая ерунда!

— Ерунда ерундой, а умирать молодой мне не хочется.

— Не бойся, я велю повесить наши портреты рядом. Сможем целыми днями разговаривать и следить за жизнью поместья. Поверь, тут не заскучаешь.

— Спасибо за рекомендации, я ими воспользуюсь. Только позже. Сейчас иду к Розали. Пожелай мне удачи.

— Удачи. Что бы ты не планировала, а подробности я жду.

— Обязательно, — отсалютовала, отходя от портрета. — А ты убедишь папочку, что я — белый пушистый зайчик, с которого надо пылинки сдувать, а не ругать?

— Готовься поедать морковку.

— Я тебя обожаю! — послала маме воздушный поцелуй, смотря, как она скрывается в глубине картины. Мой взгляд невольно упал вниз, выхватив идеально выведенную подпись: “Рикарда Лестрейндж (в девичестве Эйвери)”.

Рикарда. Мне это имя всегда нравилось. Особенно его значение — сильная и храбрая. Кстати, я говорила, что она училась на Гриффиндоре?

Да, такой вот резонанс. Потомственная чистокровная волшебница — и Гриффиндорка. Но в этом и весь смак. Если бы не папочка, Блэки ее быстро к рукам прибрали. Такой экземпляр. Умная, смелая, хитрая. Идеальные характеристики для Блэков. Но кто не успел, тот опоздал.

В приподнятом настроении я дошла до комнаты и открыла дверь, просунув любопытный нос внутрь. На меня сразу повеял аромат розмариновых свечей. Елки-палки, как она их обожает. Это же просто невероятно!

— И что это мы тут делаем?

Ответом мне, как и следовало ожидать, стала тишина. Такими темпами мы быстро породнимся. То этот молчит, то эта не отвечает.

Но, не собираясь следовать общепринятым нормам этикета (правила нарушать - дело благое и важное), зашла внутрь, морщась от приглушенного света, будто фотографии проявляют. С потолка свисали почти прозрачные шторы, загораживающие своим количеством вид вдаль. Ну, куда нелегкая еще не заносила?

Так что, совершенно не стесняясь, я пошла внутрь, то отталкивая, то приподнимая, то обходя эти якобы препятствия. Пройдя всю комнату вдоль и поперек, глаза привыкли к свету. Но это не самое главное. Розали тута не было от слова совсем. И не одной свечки кстати тоже. Что странно, их аромат чуть ли глаза не выедает. А может, это с непривычки.

Но, уверена, уйди она отсюда, последствий медитаций не было бы. Значит, надо глянуть ванную и гардероб. Хотя свечи — это же огонь. Лучше всего сначала проверить ванную комнату. Розали — девушка думающая, поджигать вроде ничего не собирается.

Смирившись с этим изречением, толкнула незапертую дверь и вошла внутрь. Да, я — гений! Этот человек, называющийся моей сестрой, лежит в ванне с кучей пены, чуть ли не вываливающейся за бортики, вдыхает аромат розмарина и слушает приглушенную музыку патефона. Короче говоря, балдеет.

Подняв подол, я стала обходить свечи, расставленные на полу, приближаясь к ней. Розали приоткрыла один глаз, смиряя меня ничего не выражающим взглядом, а потом опустила ресницы, вытягиваясь.

— Как спалось? — я плюхнулась на белое стуло-кресло, — честно, понятия не имею как оно называется, — и оглядела комнату.

— Превосходно. Только холодно было.