Проклятые слёзы обиды, кто вас звал? Сейчас тушь потечёт, не возвращаться же в зал с таким лицом. Я остановилась между секцией конструкторов и кабинетами административных работников, возле раритетного кульмана, который давно уже не использовался. Теперь на доску крепили объявления профсоюза и рекламу.
Что мне теперь делать? Снова переправлять? И сколько раз ещё придётся? Пока Тараева не доконает меня?
Из соседнего кабинета кто-то вышел, и я, склонив голову, быстро пошла по коридору. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел моих слёз, поэтому быстро их стёрла. Ладно, пойду к себе, успокоюсь и подумаю. Может, Поля чего подскажет?
Но до своего места я не дошла. Едва я появилась в секции, как услышала знакомый бархатный голос:
– Мария! А я вас везде ищу, – быстрым шагом ко мне приближался Селиванов.
О, нет, только не это! Пожалуйста! Почему напасти сыплются всегда разом? Как сказать, что не справилась с поручением? Он такой весёлый и бодрый. Значит, дела прошли успешно. Неприятные новости сейчас подпортят его настроение, а разочарованный тон разорвёт сердце мне.
– Вы были у Тараевой? Как успехи? – он потянулся к папке, а я испуганно отшатнулась и крепче прижала её к себе. – Что-то не так? Да на вас лица нет!
Задорный тон быстро сменился обескураженным, а взгляд уколол озабоченностью. Я не умею притворяться, у меня всегда всё на лице написано. Про Керис постоянно пишут: «невероятная мимика», «неповторимые эмоции». Вот и сейчас Евгений без труда понял, что я расстроена. А у меня ещё и глаза, наверное, покраснели.
– Ничего, Евгений Юрьевич, – голос получился выше, чем обычно, и я откашлялась. – Просто пока нет результата.
Я посмотрела на начальника снизу вверх и обнаружила, что обзор немного мутноватый. Ах, чёрт! Слеза капнула и прочертила дорожку по линзе, а я не обратила внимания. Я тут же мазнула по стеклу, но сделала только хуже. Если Евгений и не заметил сразу, то теперь это точно от него не укрылось.
Начальник нахмурился. А потом резко развернул меня и подтолкнул ладонью в спину.
– Идёмте-ка, Маша. Вот сюда, – он подвёл меня к подоконнику. Я не хотела идти, но поддалась силе его рук. – А теперь рассказывайте, что случилось.
Ну, Иванова, жги. Самое время сморщить нос, как косточку персика, надуть губки красивым бантиком и указать пальчиком на кабинет Тараевой: «Тётя плохая, тётя не подписывает документы». И папочка пожалеет, погладит по головке, а, если повезёт, и на ручки возьмёт. Но я не ябеда. Как Наталья не вытирала бы об меня ноги, не буду жаловаться.
– Извините, что задерживаю документы. Но я наделала ошибок, нужно исправлять.
Мой голос вернул себе прежнее звучание, тревога в душе улеглась. Присутствие Жени умиротворяло, а его строгий вид вселял в меня уверенность. Казалось, аромат парфюма шефа за день не ослаб, или уже настолько сроднился со мной, что я ощущала его фантомно. Я смотрела на Селиванова и верила, что мне всё по плечу. Он добился величия, поднял фирму, а я с какими-то актами не справлюсь? Ерунда, вот окончательно приведу чувства в баланс и предприму новую контр операцию.
– И серьёзные ошибки? – Женя как-то сразу помрачнел.
– Нет, Тараева уже указала мне на недочёты, и я сейчас же их ликвидирую, – я уже собралась слинять, но тон, не терпящий возражений, пригвоздил меня к полу:
– Покажите.
Проклятая папка почти срослась с телом, поэтому расставалась я с ней тяжело. Но отказать начальнику не могла. Евгений проглядел документы. Я практически не дышала, ожидая его вердикта. И всматривалась в выразительные черты лица мужчины, будто ответ таился в строгом профиле, в резкой линии скул и выступающем подбородке.
Наконец, он повернулся и подозрительно посмотрел на меня:
– Какие были замечания?
Я вздрогнула от холода и раздражения в голосе. Он злился на меня? Неужели косяков больше, чем заметила Тараева?
– Ну же! – поторопил меня шеф.
Я не хотела, чтобы ещё и он завёлся, поэтому выдала все претензии бухгалтера. Когда я закончила, Женя выглядел задумчиво и угрюмо. Он будто меня и не слушал, а уносился в мыслях в неведомые дали.
Но потом вдруг захлопнул папку и убрал её подмышку:
– Я понял. А теперь идите в мой кабинет, Мария, и ждите там, – сказал Евгений таким строгим тоном, что я чуть на пол не села. – Я подойду, как только разберусь с актами.
Ну, точно! Нажаловалась большому начальнику, и он отправился исправлять ошибки своей помощницы. Стыд-то какой!
– Евгений Юрьевич, пожалуйста, позвольте мне поучаствовать! Неудобно, что вы берёте это на себя… – попыталась остановить я Селиванова.
– Иванова! Идите. В мой. Кабинет. Это приказ, – раздражённо отчеканил он и пошёл по коридору.
А я тут же развернулась и припустила в противоположную сторону. Признаюсь, порядком струхнула. По фамилии, да ещё так резко. Ой, растравила я начальника!
Ни на кого не глядя, я залетела в кабинет и плюхнулась на стул. И так остервенело закрутила кольцо на среднем пальце, что чуть не выдрала камушек. Я думала, здесь, в тишине и прохладе успокоюсь, но нет – будто в усмешку мне, напряжение нарастало, лавиной сметая все попытки подготовиться к дальнейшему развитию событий.
Ну, вернётся Евгений, поругает, но не застрелит же. А будет свирепствовать – притворюсь мёртвой. Выгонит, так выгонит – всё, что не делается, к лучшему.
Я не засекла, сколько отсутствовал шеф, но мне от волнения казалось, что его нет уже очень долго. Может, время замедлилось? И пока я сидела тут, за дверью оно текло иначе?
Но, как я ни ждала, как ни готовилась к приходу Селиванова, момент, когда щелкнула дверь, пропустила. Не глядя на меня, начальник вошёл, шмякнул на стол папку и сел, а я сразу отметила яростную бледность, атаковавшую его лицо. Губы стянуты в нитку, скулы «остро наточены».
Женя переплёл пальцы и шумно выдохнул, точно силился успокоиться. Он молчал, а я ловила все движения, слушала дыхание, пытаясь прочесть, сердится ли он ещё на меня.
– Я уладил вопрос, – наконец, мужчина поднял взгляд, и я уловила в его глазах угасающую бурю.
Больше не злой. Только твёрдый, как песок на зубах, колючий как метель и неприступный, как бастион, не сдающийся врагу.
Мой безупречный начальник.
Я сглотнула. Что сказать? Поблагодарить? Оправдаться? Извиниться? Чего он ждал?
Но я не успела ничего сделать, когда он заговорил:
– Мария, ответьте, пожалуйста, – Селиванов откинулся в кресле, казалось бы, непринуждённо, но я буквально ощущала, как напряжено его тело. – Почему вы разрешили Тараевой так с вами обращаться? – сдавленная злость эхом откликалась в голосе.
– То есть? – я непонимающе захлопала ресницами.
– Вы – умная девушка, должны были понять, что её придирки безосновательны, – от изумления я кивнула. – Так почему промолчали? – он наколол меня на иглу своего взгляда как бабочку. Несколько секунд я выдержала, а потом посмотрела вниз.
– Евгений Юрьевич, я действительно хотела ей ответить, – сжала я кулаки, вспомнив, как во мне клокотала обида. – Но побоялась провалить первое задание, – призналась я. – Начала бы ругаться, и что? Подписи нет – значит, я не справилась… – я разжала руки и обхватила ладонями колени.
Посмотреть на Селиванова не хватало мужества. Сейчас он скажет, что те, кто не может отстоять свою точку зрения и всегда под всех прогибается, ему в помощниках не нужны. Слабаки. Но ведь я не такая! Просто сегодня не день, а адская карусель. Только, увы, похоже, она сломалась, и я зависла вверх ногами на самой верхушке.
– Не давайте садиться себе на голову, Мария, – я не ожидала такой реплики, поэтому резко вскинула голову, чтобы встретиться с его умопомрачительным взглядом.
Евгений смотрел строго, но понимающе.
– Наталья – ответственный и педантичный работник, в цифрах у неё всегда порядок. Я доверяю ей в бухгалтерских вопросах, но раздутое самомнение не позволяет ей ужиться в коллективе. Она гордится своими двумя дипломами и порой даже на меня смотрит свысока, – хмыкнул он. – У меня не экономическое образование, я не знаю всех деталей, но я и не должен, это её обязанность. Просто если человек зарывается, его надо ставить на место, – я как заворожённая наблюдала, как он отвинчивал у ручки колпачок, и краем глаза видела, что не сводил с меня взгляда. От этого у меня пылали щёки. – Никому не давайте послаблений, Мария! Вы сейчас во многих вопросах представляете меня и фирму. Будьте смелее, – пока он говорил, тон заметно смягчился, а лицу вернулся естественный цвет. Селиванов даже позволил себе лёгкую улыбку, а я отчаянно закивала: