Я собралась отойти, чтобы пропустить музыкантов, как вдруг Юханссон подбежала прямо ко мне и сграбастала в жаркие объятья. Терпкий цветочный аромат, исходивший от её разгорячённой кожи, окутал меня как облаком.

– Керис, как хорошо, что ты здесь! Споешь со мной последнюю песню? Это кавер на «Space Oddity». Ты её, наверняка, знаешь.

Знаю ли я? Боже, конечно! Мы с Виталием только что её вспоминали! Но ответить Александрие я не смогла – так меня ошарашило предложение. Спеть вместе? И она предлагала мне это вот так запросто? Она же, блин, звезда, а мой уровень…

– Керис? Чего молчишь? Не отказывайся! – Глеб толкнул меня в бок.

– Ай, – тихонько вскрикнула я – от притока азарта он не рассчитал силы. – Да я и не думала отказываться. Просто это… так неожиданно! – призналась я растерянно.

Прощальные возгласы затихали, оставляя звон в ушах.

– Всё будет хорошо, – Александрия повела меня по коридору. – Я начну, а ты выйдешь на припеве, подхватишь гроулом, а после споешь второй куплет чистым. Как тебе идея?

И когда она это придумала? Пока пела? Или когда меня увидела? Господи, какая разница! До меня, наконец, дошла вся важность предлагаемого предприятия.

– Замечательная идея, – проговорила я спокойно, когда хотела прыгать от радости. – Спасибо, что не сомневаетесь во мне!

– О чём ты! Я же слышала, как ты поёшь. Не волнуйся!

Для меня это был сон, по чьему-то замыслу ставший реальностью. Я слышала, как Юханссон рассказывала, в какой тональности мне петь, какой строй гитар и прочее. Я музыкант, и хоть не оканчивала специализированного университета, слух у меня имелся, я подстроюсь. Но если в пылу беспокойства забуду текст, никакие таланты меня не спасут. Опростоволоситься непозволительно.

Я постаралась унять волнение и вспомнить слова. Мне удалось: знакомые строчки выпархивали из закромов памяти друг за другом как жемчуг, нанизанный на цепочку.

Вернулся гитарист «Doomsday» с новостью. Пока мы топтались в коридоре, он известил менеджера. Тот дал добро. Скоростную репетицию мы провели за несколько минут в ближайшей репетиционной, пока барабанщик занимал публику сольным выступлением.

И вот мы уже шагали к сцене…

Друг за другом шведы вышли на сцену под неистовые восторги публики, а я осталась стоять, теребя в ладонях микрофон. Песня зазвучала, а у меня начался мандраж. Руки и колени затряслись, ещё минута – и застучат зубы.

– Маша, ты справишься, всё будет хорошо, – сказал кто-то рядом.

Это оказался Виталий. Он взял меня за руку, и я резко повернулась к нему – его ладонь показалась мне обжигающей. А всё потому, что моя собственная промёрзла.

– Не первый раз выступаешь. Тем более, сегодня ты уже работала с этой публикой, они тебя приняли. Считай, не чужие. Песню ты знаешь, Алекса тебя поддержит, всё пройдёт отлично! – успокаивал меня друг, а я внимала его вкрадчивому голосу, с удивлением отмечая, что страх постепенно отступал.

– Ты профи! – Вадим подтолкнул меня в плечо. – Очень крутая, что ещё раз доказала. Сама Юханссон зазвала тебя на сцену! Не кого попало, а тебя! – сказал он завистливо.

А ведь ребята правы: не дело робеть как дилетант на первом выступлении!

Тут и Глеб решил внести лепту в поднятие моего боевого духа. Гордецкий сложил руки на груди и придирчиво осмотрел меня:

– Бледновата, но так ещё красивее. Давай, Керис, запали этот зал! Удачи!

– Спасибо вам, – сердечно поблагодарила я парней, чувствуя себя увереннее.

Они расступились и отошли. Оставались считанные секунды до выхода. Юханссон повернулась в мою сторону и приглащающе качнула головой. Я кивнула, вдохнула поглубже и шагнула под прожектора.

Зал бурно отреагировал на моё появление. Разогретый, заведённый, сейчас он обрадовался бы любой движухе. Отклик мне польстил и окончательно расслабил. Сильный вокал Александрии вёл меня, и мой собственный голос, чуть тихий поначалу, расходился, пока не набрал силу к куплету. И я не просто пела, я делилась эмоциями, показывала, что у меня на душе, отдавала часть себя, дарила любовь.

Да, сейчас я особенно остро это ощущала: любовь к себе, к людям, окружающим меня, к миру и космосу. Она витала в воздухе, и любой мог вдохнуть её, почувствовать, закричать от радости и запрыгать от восторга. Каждый мог осознать свою целостность и значимость, постичь нерушимую единящую силу, заставляющую сотни незнакомцев чувствовать себя семьей.

У меня не возникло трудностей петь под аккомпанемент других музыкантов. Я чувствовала тесную связь с ними. Шведы играли мощно, свободно, раскрепощено. К последним строчкам в моей груди назрел восторг, который выплеснулся взрывным хриплым гроулом. И тут же потонул в ликовании толпы и финальном соло.

Песня кончилась. Александрия представила членов команды и меня напоследок, а после взяла за руку и вывела вперёд на поклон. Я не могла понять, ватные у меня ноги или деревянные, сердце стучало везде, а уши оглохли от диких криков и взрыва рукоплесканий.

Я посмотрела на шведов, потом в ликующий зал и рассмеялась от счастья.

Жанна, моя помощница, позвонила после сытного ужина, когда я только разложил документы на столе. Хорошие новости в воскресенье вечером не сообщают, а значит, что-то случилось. Мои опасения подтвердились – скорбным голосом женщина поведала, что сломала ногу.

– Как вы умудрились? – раздосадовано протянул я, откидываясь на вертящемся кресле. Спинка скрипнула под моим весом.

Совсем не такой реакции ждала Яковлева – минорные нотки испарились из её голоса, она заговорила жёстче и раздражённее, будто обвиняла в случившемся меня.

А на что она рассчитывала? На жалость, сочувствие, заботу?

Я уже давно разглядел её интерес к себе. Это невозможно не заметить. Соблазнительная одежда и аксессуары, макияж, взгляды, позы, возбуждающие ароматы. Симпатичная женщина с приятными формами. Да, влечение она вызывала, но поощрять её я не собирался. Хотя и пресекать не торопился.

Теперь я осторожничал с чувствами. И не стремился заводить отношения, не важно какой глубины и серьёзности. Не хотел никого обнадёживать и сам боялся быть раненым. Да и не годилось терять толкового работника ради однократного удовлетворения зуда в штанах. Всё-таки Жанна во всё вникала, прекрасно справлялась с обязанностями, грамотно распределяла текущие вопросы, отдавая мне на рассмотрение лишь такие, которые не могла решить сама. Она неплохо разгружала меня, а то я только и занимался бы тем, что рыл бумаги. А благодаря ей, мог выезжать на объекты и лично их курировать – то есть делать то, что мне действительно хотелось.

Однако знать этого Яковлевой не обязательно. Мигом пронюхает свою значимость, почувствует власть, а манипулировать собой я не позволю ни одной женщине, какой бы умной и сексуальной она ни была.

Теперь, когда знаю их фальшивую суть…

Слезливый рассказ о неудачном падении и больничные страсти я слушал в пол уха. Я думал о другом. Перелом ноги – это больничный минимум на месяц. То есть я надолго останусь без помощника. Стараясь не паниковать, я перебил женщину:

– Но у фирмы намечается крупная сделка! Реставрация исторического музея. Кто теперь будет оформлять документы? Кто поедет на объект? Кто займётся закупками? И остальными вопросами? – недовольство ело меня с костями без всякого соуса.

Только договорив, я понял, как эгоистичны мои порывы. Сам не заметил, как не сдержался. Даже устыдился: Жанна со сломанной ногой, а я переживаю о бумажках. Но моя помощница не обиделась, напротив, беспроигрышно поймала моё раздражение, и тут же успокаивающе защебетала в трубку:

– Евгений Юрьевич, я всё прекрасно понимаю! Мы справимся, не переживайте, я вас не брошу, а свои обязанности распределю между девочками. Эльза займётся договорами, но она тороплива, ей нужен контроль, чтобы не наделала ошибок. Информация по тендерам есть у Кати, опыта у неё, конечно, маловато, но я её проконсультирую. Так-так… – поцокала Жанна, будто продумывая, как удалённо инспектировать выполнение поручений.