Вдоль тропинки начала появляться обильная зелень, и Игрейна то и дело останавливалась и срывала то цветки, то листки, а иногда и выдергивала растение целиком, обтирала корешки об траву, и забирала их, а остальное растение выбрасывала.

– Да, теперь даже алоцвет с лиловым вереском не так легко найти, не говоря уж о фитофламе, трувьеле, мандрагоре и прочих редких травах.– Женщина разговаривала со своей мохнатой спутницей, а та слушала, будто понимала: растопыривала уши, то и дело смотря на Игрейну, и, то тявкала, то тихонько ворчала.

Наконец женщина достигла цели своего похода и с наслаждением вдохнула воздух. Не совсем высокогорье, но все же довольно высоко. Воздух здесь всегда был чистый и свежий, к нему примешивался слабый аромат моря и сильный запах всевозможных растений: пряный, сладкий амбровый, цветочный, травяной и сосновый, хотя сосны и росли выше по склону, аромат хвои доносился и сюда. Игрейна осторожно, чтобы бы не наступить ненароком на змею, которые водились тут в немалом количестве, начала пробираться вглубь поляны, тихонько напевая себе под нос какую то старую мелодию, руки старушки в это время проворно работали, раскладывая ингредиенты по десяткам отсеков в сумке, для каждой травы предназначался свой кармашек, ведь при смешении некоторых вместо лекарства, можно было получить яд. Лиса какое-то время покрутилась у ног пиратки, а потом шмыгнула в траву, видимо учуяла мышь или кролика. Но спустя мгновение лиса вернулась, шерсть ее встала дыбом, и она тихо ворчала, прижимаясь к ногам человека.

– Что случилось?– прошептала старушка, лиса уставилась на большой, усеянный маленькими светлыми цветками, куст барбариса, зарычала громче и попятилась. В кустах что-то шевельнулось. Травница попятилась вслед за лисой. Нечто в кустах снова зашевелилось, затем послышался слабый стон. Любопытство пересилило страх, Игрейна подошла к кустам и осторожно раздвинула ветви. В своей жизни она видела много жуткого и нелицеприятного, но при виде этой картины она вскрикнула. На траве между колючими кустами лежал человек, пол и возраст определить было невозможно; остатки чего-то, видимо когда-то бывшего одеждой, местами свисали жалкими лохмотьями, обнажая изуродованное тело. Во многих местах кожа была содрана до мяса. Весь в пыли и грязи, с жуткими ранами по всему телу, лежащий в луже собственной крови, к тому же ужасно исхудавший, казалось просто невероятным, что он еще жив.

– Ох! Что же нам делать, рыжая! – Пиратка была в замешательстве.– Если мы бросим этого человека, он точно умрет. Но я врятли его подниму, к тому же любое прикосновение причинит ему адские муки.

Человек пошевелился, поднял голову. Старушка сделала глубокий вдох с присвистом, и задержала дыхание. На нее смотрели синие, как морская глубь, глаза, такие ясные и, казалось знакомые, будто виденные ей в другой жизни, в них отражалась боль и мольба. Не думая больше ни о своих больных суставах, ни о преклонном возрасте, она бережно взвалила на себя раненого, оказавшегося не таким уж и тяжелым, судя по всему, от многодневного голодания, и осторожно понесла в сторону города.

***

– Ха, Дэнак! Глянь-ка, что там наша неуемная старуха тащит, не иначе как дичь какую подстрелила! – Два часовых, охраняющих ворота в горы и лес, лениво стояли, подпирая стены. Этот проход в основном, служил для спасения жителей во время ахшанских набегов, а охранялись от диких зверей и горных витр, которых, кстати, уж лет сто никто не видел, но боялись до сих пор. Бабки пугали непослушных детей этим маленькими, злобным человекоподобными уродцами, похожими на скелеты обтянутые серой, чешуйчатой кожей, в старые времена нападавшими на города, оставляя за собой изуродованные трупы.

Часовые стояли и с любопытством наблюдали за старушкой, тащившей что-то явно превышающее по весу ее возможности.

– Слухай, Боун, да это походу мертвяк! Старуха труп в горах нашла! – Сонливое состояние тут же их покинуло. Один страж сразу кликнул подмогу, прибежали двое здоровых солдат. Они были сильно удивлены, узнав что мертвый человек, на самом деле еще не совсем мертвый. А узнав, что старуха хочет, чтобы его отнесли к ней, где она будет его лечить сама, вместо того чтобы сдать в лазарет, удивились еще больше.

Когда стражники притащили раненого в дом к старухе, она без раздумий приказала положить его в комнату давно пропавшего сына. Когда все помощники ушли, Игрейна первым делом, сняла одежду с, оказавшегося мужчиной, раненного. Когда она отмывала его тело от грязи, крови, и гноя, раны оказались не смертельными, как она опасалась, хотя все же весьма ужасающими, левый бок был сильно распорот. Руки и ноги были покрыты отвратительными рваными ранами, хоть и не такими глубокими, но сулившие много проблем в лечении, а в последствии и весьма уродливые отметины. Но промывая кожу своего пациента, Игрейна заметила множество старых, давно заживших шрамов, имевших правильную, практически художественную форму, от мысли о том, что могло их оставить, по коже пиратки пробежали мурашки. После промывки ран, когда найденыша уложили в постель и перестали дергать, дыхание у него стало ровнее и спокойнее. Но худоба была страшная, щеки и живот ввалились. Без крови и грязи женщина увидела что мужчина довольно молодой. Он был без сознания и что-то бормотал, шевеля потрескавшимися и иссохшими губами. Промыв раны своими отварами, старушка смазала ему губы и наименее глубокие раны мазью, пахнущей мятой и лавандой, остальные повреждения должны были подсохнуть, перед дальнейшей обработкой. Слегка нажав на подбородок парня, травница влила ему в рот немного, чтоб он не захлебнулся, подслащенной медом воды. Смертельно уставшая, понимающая, что больше ничем ни в силах ему помочь, Игрейна отправилась спать.

Проснувшись, первым делом старушка отправилась навестить больного. Но войдя в комнату, где спал ее гость, она просто остолбенела, выронив поднос с отварами, мазями и перевязочными лентами. Мужчина, на вид годов тридцати, самостоятельно стоял у окна, глядя на море, одной рукой держась за бок, где, как помнила Игрейна, бала одна из самых неприятных ран. Услышав звон падающего подноса, молодой человек повернулся к ней, оторвав взгляд от окна. Он не был особенно красивым, скорее наоборот, из-за худобы лицо было слишком угловатым, скулы сильно выделялись. Прямые брови чуть сдвинуты, образовывая легкие морщинки и придавая пронзительному, гипнотизирующему, злому, но в то же время печальному взгляду решительность. Слишком светлая кожа выглядела немного неестественно на фоне темно-каштановых, спускающихся почти до плеч, волос. Но большие ярко-синие глаза, обрамленные густыми, темными ресницами, стократ компенсировали все внешние недостатки, делали его непохожим на остальных, они притягивали и завораживали, придавая внешности неповторимость. Он подошел и начал собирать с пола черепки разбитой посуды, Игрейна молча смотрела на него. Движения были правильные, говорившие об отсутствии внутренних повреждений. Юноша что-то сказал, она не расслышала и вопросительно глянула на него.

– Я спрашиваю, с вами все в порядке, мэм?

– Со мной? – удивилась она, – ты спрашиваешь, все ли со мной в порядке? Когда я вчера нашла твой еще живой труп в кустах, а теперь…– она замолчала, не зная что сказать и неуверенная что не сошла с ума. Он встал и грустно посмотрел на свою спасительницу.

– Не бойтесь, спасибо вам за все, я уже ухожу. – Бриджи, которые она вчера, сама не зная зачем, оставила на спинке кровати, висели на нем как на пугале. Немного придя в себя, старушка подбоченилась.

– Еще чего удумал! Уходит! Да кто ж тебя отпустит? Опозорить решил, чтоб потом говорили: «старуха Игрейна, выкинула голодного, больного парня на улицу»! От меня так просто не отделаешься! Поживи у меня пока не окрепнешь и не отъешься, а потом иди куда хочешь. – Он молча, непонимающе смотрел на нее, своими сапфировыми глазами. Игрейна, поняла этот взгляд, и уже совсем другим тоном добавила. – Нет, мальчик, я не боюсь тебя, несмотря на то где, и в каком виде я тебя нашла. Ты должен остаться. Я не прогоню тебя, как, видимо, до меня делали многие, и не попытаюсь, использовать тебя в своих целях. И не позволю остаться одному.– Он отвернулся, и совсем изменившимся голосом ответил.