Улица аграхары накалилась так, что кукурузу можно было поджаривать. По улице брели ослабевшие от голода брахмины, прикрывая головы от солнца краем одежды. Они перебрались через три ручейка в речном русле, всзупили в тенистую рощу, откуда час ходьбы до Париджатапуры. Зелень арековой рощи вздымала земную прохладу к жарким небесам. Пальмовые ветви замерли в безветрии. Горячая пыль жгла брахминам ноги
С именем бога Нараяны на устах переступали брахмины порог дома Манджайи, куда никогда раньше не входил ни один из них. Богатый человек Манджайя, понаторевший в мирских делах, приводил в порядок счета. При виде гостей он встал и громким голосом почтительно приветствовал брахминов:
-- Какая честь, все брахмины пожаловали к нам, входите, входите, позвольте усадить вас, отдохните, может быть, пожелаете ноги омыть? Жена, подай гостям бананов!
Жена Манджайи выскочила со спелыми бананами на блюде, низко поклонилась.
Брахмины вежливо поблагодарили женщину.
Гаруда глубоко вздохнул и сообщил о смерти Наранаппы.
-- О боже! Что же случилось? Он был тут по делам дней восемь, может, девять назад. Сказал, что едет в Шивамогу. Спрашивал, не нужно ли мне там чего. Я еще попросил узнать, почем идут арековые орехи в городе... Шива, Шива. Говорил, к четвергу вернется. Он что, болел? Чем болел?
-- Четыре дня был в горячке. И волдырь какой-то вспух,-- ответил Дасачария.
-- Шива, Шива,--заохал Манджайя, прикрывая глаза и обмахиваясь веером.
Он поддерживал постоянные связи с городом... Вдруг он вспомнил разговор о городе и короткое название страшной болезни, которое было произнесено, такой страшной болезни, что Манджайя даже про себя не смел повторить это слово.
-- Шива, Шива!--бормотал он. Очень скоро сомнительных кровей брахмины Париджатапуры столпились перед домом.
-- Вам известно,--обратился к ним Гаруда, как самый обходительный,--что люди нашей аграхары поссорились с Наранаппой, мы даже воду и рис не делили с ним А с вами он дружил, что тут говорить. Теперь он умер, и нужно совершить похоронный обряд. Нужно. Что тут говорить?
Париджатапурцы опечалились, узнав о смерти друга, но обрадовались возможности принять участие в похоронах высокорожденного брахмина. К тому же Наранаппа не брезговал есть вместе с ними и вообще кастовую гордыню никогда не проявлял.
Первым заговорил Санкарайя, париджатапурский жрец:
-- Истинно считают брахмины: и змея рождается дважды. Ибо вначале появляется яйцо, а из него--змея. Поэтому наткнувшийся на мертвую змею должен схоронить ее по обряду, до завершения которого нельзя принимать пищу. А раз так, то непозволительно сидеть сложив ладони вместе, когда умер дваждырожденный брахмин. Разве не прав я?
Больше всего Санкарайе хотелось блеснуть знанием священных книг, показать этим заносчивым мадхвам, что в Париджатапуре люди ничем не хуже, чем они.
Дургабхатта забеспокоился.
"Глупому брахмину только дай поговорить!-- думал он.-- Навлечет бесчестье на всю аграхару!"
Вслух же он повел речь ловко и тонко:
-- Истинные слова, понятные всем. Именно так подошел к делу и Пранешачария. Вопрос в другом. Наранаппа пил вино и ел мясо. Наранаппа сбросил в реку священный камень. Так брахмин он или не брахмин? Скажите мне, кто из вас пойдет на риск осквернения? Но я совершенно согласен с тем, что непозволительно оставлять без сожжения тело умершего брахмина.
Санкарайя переменился в лице. Их и без того считают не совсем брахминами, кому же хочется пасть еще ниже, совершив нечто для брахмина недопустимое?
-- Если так обстоит дело,--произнес он,--то нам не должно проявлять поспешность. Вся Южная Индия знает и чтит вашего Пранешачарию. Пусть же он подумает и решит, как следует поступить. Он может рассудить, где добро и где зло.
А Манджайя добавил:
-- И не беспокойтесь о расходах Разве Наранаппа не был мне другом? Я позабочусь обо всем.
Это был выпад в сторону мадхвов, славившихся скупостью.
III
Отправив брахминов в Париджаэапуру, Пранешачария велел Чандри ждать, а сам пошел к больной жене. Он подробно рассказал ей о том. как чиста сердцем Чандри, как сложила она к его ногам золотые украшения и как ее щедрость осложнила дело.
Потом он разложил перед собой связки пальмовых листьев со священными текстами и стал перебирать их в поисках верного решения.
Сколько Пранешачария помнил себя, Наранаппа вечно мешал всем жить. И даже не в самом Наранаппе была беда, а в том, чья возьмет в аграхаре: его, Пранешачарии, праведный образ жизни и приверженность обычаям старины или разнузданность Наранаппы. Пранешачария силился понять, что толкнуло Наранаппу на этот путь, молился за него, прося бога послать ему прозрение.
Дважды в неделю Ачария постился во искупление вины Наранаппы. Пранешачария мучился и мыслью об обещании, которое он дал умирающей матери Наранаппы. Ачария сказал тогда ей в утешение: "Я не брошу гвоего сына, верну его на путь благочестия, не тревожься так за него!"
Но по пути благочестия Наранаппа идти отказался и ничьих добрых советов выслушивать не пожелал.
Он еще и другим показал пример: буквально из-под носа Пранешачарии увел и Шьяма, сына Гаруды, и Шрипати, зятя Лакшмана, которых Ачария учил санскриту. Шьяма Наранаппа подбил бросить дом и уйти в армию.
Устав от жалоб на Наранаппу, Ачария решился наконец поговорить с ним. Когда он вошел в дом, Наранаппа валялся на мягком матрасе. Уважение он проявил, поднявшись на ноги, но слушать Ачарию так и не стал. Хуже того--не постеснялся сказать без всяких обиняков, что он думает о брахминах и об их долге.
-- Ваши священные Книги, ваши обряды--никому они больше не нужны. Национальный конгресс забирает власть, и скоро вас заставят открыть двери храмов для неприкасаемых,-- богохульствовал Наранаппа.
-- Остановись!--вынужден был прервать его Ачария.-- Произнося злые слова, ты собственной душе ущерб причиняешь... И не отвращай Шрипати от его жены.
Громкий хохот был ему ответом.
-- О Ачария, ну кому же охота спать с женщиной, не доставляющей удовольствия! Разве что брахмину, который все равно не знает, что с женщиной делают! Ах вы, брахмины, святоши иссохшие, вы и меня хотели бы на цепь посадить при какой-нибудь кликуше--лишь бы из моей касты была! Да захлебнуться бы вам всем в вашем благочестии; одна жизнь у человека, одна, ясно? Все остальное--сказки! Правильно говорил в древние времена Чарвака: мир материален, жизнь одна, ей нужно радоваться и жить в свое удовольствие. Хоть в долг, а жить!
