Стараясь не смотреть ему в лицо, Падмавати отошла и села на приступку у дверей.

Пранешачарию снова томило чувство обнаженности - теперь она уселась так, что может вволю разглядывать его. Набравшись храбрости, он поднял голову. Сердце болезненно стучало.

Падмавати вскочила на ноги, вынесла поднос с бетелем. Путта приготовил себе бетель, заложил за щеку и заговорил с полным ртом:

-- Я встретил Ачарию на дороге. Разговорились, он мне и говорит: я в Кундапуру. А я сразу сказал: куда спешить? Здесь заночуем, а утром отправимся прямо в Тиртхахалли и поймаем автобус. Так лучше, верно ведь?

-- Конечно,-- с некоторым смущением поддержала Падмавати.-- Переночуете у меня, а завтра пойдете дальше.

Пранешачария от слов женщины весь сразу обмяк. В ушах загудело, ладони покрылись липким потом.

...Только не сегодня. Завтра. Сегодня я еще не готов. Откуда я мог знать, что придется принимать решение сегодня? И вообще мне нельзя, мне ничего нельзя. Только что жену схоронил, еще не прошел очищение. Мертвым телом Наранаппы еще не занялся. Я им все сейчас расскажу. Нужно рассказать всю правду. Нужно встать и уйти. Исчезнуть.

И не двинулся с места. Сидел. Неподвижный предмет под изучающим взглядом Падмавати.

-- Значит, договорились,--заключил Путта.--А пока пускай сходит в храм и поест как следует. Он целый день не ел -- Он повернулся к Падмавати.--Сегодня представление будет. Пойдешь смотреть?

-- Да нет. Схожу вечером в храм и сразу же вернусь. Буду вас дома ждать.

Пранешачария молча сидел между Путтой и Падмавати и ничем, совсем ничем не выказывал своего отношения к происходящему.

-- Тогда пошли,-- сказал Путта.

Ачария поднялся на ноги и посмотрел на Падмавати.

Длинные волосы; видно, она недавно их вымыла, даже маслом еще не успела смазать. Крутые бедра, полная грудь. Высокая. Глаза искрятся Ожидает. Спокойная, свежая после купания. Дышит ровно и глубоко -- грудь поднимается и опускается. Соски сразу отвердеют, если дотронуться до них в темноте. Запах раздавленной травы. Летучие колесницы светлячков. Огни. Огонь. Языки огня лижут хворост, дотрагиваются до мертвых рук, до мертвых ног. Костер шипит, брызгает искрами. Огонь все выше. Тело Наранаппы в ожидании огня. Несожженное тело. Как он сидел в тот день на веранде, кальяном булькал. Тело на бамбуковых носилках, прогнувшихся вниз под его тяжестью. Мудрый Яджнавалкья спрашивал: "Любовь, к кому любовь? Любовь к жене есть любовь к себе. И любовь к богу есть любовь к себе". Докопаться до корня. Все равно найти. Все равно выстоять.

Он посмотрел на женщину. Она была прекрасна, и он восхитился ее красотой.

А мудрый Вьяса, который написал потом "Махабхарату", родился в глиняном горшке. Сразу и родился святым аскетом с горшком для подаяния.

Ачария сделал шаг.

-- Так вечером я жду вас,-- сказала женщина.

... Бог Марути ушел от ответа. Друг Махабала бросил меня. Недруг Наранаппа одержал надо мной верх. Брахмины обезумели при виде золота. Чандри дождалась меня в темноте, получила что хотела, пошла своей дорогой. Бхагирати дико закричала и умерла.

Путта положил руку на его плечо и придержал на обочине мокрого поля

-- Ну, что скажете?-- спросил он-- Как задумал, так и вышло Вы только в голову не берите. Она же не шлюха какая-нибудь. Низкорожденного близко к себе не подпустит Брахмина и то не всякого примет. Деньги тут ни при чем. Что ей деньги? Видели, какой у нее сад? О таких женщинах в старину мудрые люди стихи сочиняли. А я-то, я-то струсил, что вы меня выдадите! Ну, когда я привирать начал Понравилась она вам, верно? Путта такой человек -- для друга все сделает. На все ради дружбы пойдет.

Он потрепал Ачарию по плечу.

Мимо мокрого поля, через изгородь, по хлипкому бамбуковому мостику, переулком--обратно в гудение и кипение ярмарки Густая толпа окружала храмовую колесницу, и такая же толпа толклась у лавки с разноцветной шипучкой. Народ сбегался посмотреть на человека с ученой обезьянкой, на разносчика детских игрушек, на торговцев воздушными шариками. Внезапно над праздничным гомоном поднялся демонический голос, резкий голос злого духа. Деревенский глашатай. Глашатай выкрикивал под барабанную дробь:

-- Чума! Чума! Чума! В Шивамоге чума! Страшная болезнь черной богини Мари. Кому в Шивамогу-- делайте прививки в Тиртхахалли! Приказ! Приказ! Приказ! Приказ для всех! Прививки! Чума!

Люди с любопытством слушали глашатая и пили шипучку. Хохотали над ужимками ученой обезьянки. Бородатый лекарь бойко торговал пилюлями, нахваливая их силу на всех языках:

-- Одна ана, одна ана, одна ана! От живота, от головы, от ушей, от артрита, радикулита, от чесотки, от парши! Для беременных, для детей, от тифа, диабета! Одна ана, одна ана! Пилюли из Кералы, освященные в храме!

Его перебивал владелец "бомбейского ящика":

-- Веселые девушки из Бомбея! Смотрите, девушки из Бомбея!

Акробат съехал по веревке, протянутой от высокого дерева к колышку в земле, стукнул босыми пятками и поклонился Мужчина дал подзатыльник мальчишке, клянчившему воздушный шарик Мальчишка громко разревелся. В кофейне завели музыку. В мусульманской лавке выставляли новые подносы ядовито окрашенных сластей. Протяжный говор крестьян и их жен, неумолчное чтение санскритских двустиший у колесницы, пререкания брахминов.

И среди всего этого он должен сделать выбор. Здесь Сейчас. Какой выбор? Зачеркнуть четверть века жизни, полной суровых ограничений, и стать жителем вот этого мира? Нет, нет. Прежде всего похороны Наранаппы. Все другие решения -- потом. Сегодня Гаруда, Лакшман и другие брахмины должны уже вернуться в аграхару после беседы с гуру. Ну а если гуру сказал "нет"! Что тогда делать? Опять метания, опять все сначала.

Пранешачария остановился у храма. Слепой нищий монотонно тянул гимн: "Как мне служить тебе, создатель? Чем угождать тебе, создатель?"

Путта бросил медяк в тарелочку перед слепцом, и в тот же миг к ним быстро пополз другой нищий, безрукий и безногий, жалобно вопя:

-- Ни рук, ни ног, как я наказан! Ни рук, ни ног! Прокаженный с воем простерся перед ними, беспомощно дергая остатками конечностей, показывая теместа, где были пальцы, отгрызенные проказой. Полусгнившее тело прокаженного вызвало в мыслях Пранешачарии образ разлагающегося без сожжения тела Наранаппы. Путта подал прокаженному милостыню, но к ним со всех сторон сползлись новые нищие, изуродованные, искалеченные.