Когда я пересел спиной к нему, он снова приблизился и вскоре я почувствовал на коже его пальцы. Ей-богу, я был готов выругаться, как вдруг понял, что они не холодные, и прикосновения вполне можно терпеть. Это было так странно. Не каждый день прикосновения Артёма можно спокойно выносить. Говорю же, это даже непривычно. Он нервничает? Или что случилось? Почему он тёплый? Я уже приготовился страдать, а тут ничего. Нет, здорово, конечно. Но всё ещё странно. Мда, Артём и правда как игуана какая-нибудь. В тёплую погоду и он тёпленький. Ему там не плохо..? А то мало ли. Скорую, может, вызвать надо.

– Я так давно не видел тебя с этого ракурса, – вскоре заговорил он.

– Когда ты вообще меня с него видел. Не считая тех раз, когда ты помогал с уходом за татуировкой.

Я просто вообще не помнил таких ситуаций. И даже представить себе не мог, как так могло повернуться. Если только Артём не рассматривает меня спящего по утрам. Ну, он же всегда встаёт раньше. И можно предположить, что я могу спать лицом к стене в этот момент, и одеяло сползло, то да, тогда у Артёма есть возможность посмотреть на мою спину. Но так.

– Почему ты всегда говоришь “татуировка”.

Нашёл, до чего доебаться. Вот когда придумают слово получше, подумаю над изменениями в речи. Но пока нет никаких приятных слуху аналогов, приходится использовать наименее мерзостный.

– А ещё есть варианты. Тату?

– Татуха, – посмеялся Артём. – Татушка.

– Татушка, блять, – фыркнул я. – У меня ассоциации с переводными вот этими хуёвинами из жвачки. Продавались раньше.

– Ты любил такие? – Артём вдруг подался вперёд, заглядывая мне в лицо.

– Да как-то.. Эта хуйня мимо меня прошла.

Как и большинство вещей. Просто это обычно зависит от круга общения. И того, что ты хотя бы иногда выходишь из дома и шляешься по магазинам, покупая всякую вкусную хрень. У меня не было такой возможности. А когда была, то не было желания. Так что я и жвачку не помню, и татуировки из неё. Откуда я только про их существование знаю вообще, в таком случае. Не то чтобы это важно.

Когда Артём переместил руки мне на плечи и я развернул голову, то увидел его правую ладонь. Ножницы на пальцах, “Пошёл нахуй” и “Завали рот”. Всё по-старому. Впрочем, тут слишком мало свободного места, чтобы что-то могло поменяться. Да и не надо. И без того всё идеально.

– А ты, – наконец я нашёл в себе силы заговорить. – Не увлекался этой хуйнёй в детстве?

Это бы объяснило, почему он любит всякие такие вот “мелкие” татуировки. Просто если серьёзно посмотреть, у него почти нет серьёзных обширных татуировок. Только на спине и на бедре, всё. Ну, на груди ещё можно посчитать. А всё остальное тело занято какими-то небольшими изображениями. Конечно, не такими маленькими, как на вкладышах в жвачке. Но типа.. Я не сильно это понимаю.

– А? Не-ет.

– А то вдруг у тебя именно с этого всё и началось, – на всякий случай я решил объяснить.

– Не, – протянул Артём, улыбаясь. – Там из-за другого было. Как-то я вывихнул руку, ну. Отец это сделал. И она вся была замотана бинтом. В школе Рита разрисовала мне его всякой хернёй, и мне так это понравилось. А потом тринадцать лет. Более-менее сознательный возраст.

– Более-менее сознательный, ага.

– Да мне было похуй. Я когда узнал, что существует такая вещь, как татуировки. Не сразу, конечно, но проникся. И очень запал на мысль набить себе что-нибудь. А потом это как наркотики. Один раз попробовал, и потом уже жить без этого невозможно.

– А станок ты где взял? Ну или. Кто тебе вообще бил самую первую?

Как ни странно, об этом мы никогда не говорили. Мы вообще не часто обсуждали эти темы. Год назад, когда только познакомились, и то парой фраз. Просто, может быть, это странно, узнавать о подобном только сейчас. Это же, в какой-то мере, важная черта.. Хотя с чего бы ей такой быть. Татуировки и татуировки. Другое дело, что это можно было использовать как тему для приятной и охуенной беседы. Это просто замечательная возможность начать разговор. Но этим никто не воспользовался. Ну, вот и обсудим всё сейчас. Как Артём вообще на этот путь вступил? На эту скользкую дорожку. И сколько лет ему было. Тринадцать, больше? Родители пизды не дали? Ну, ладно ещё его отец, хотя и он мог выразить мнение. И не только на словах, что самое страшное. Там же ещё и его мать была. В смысле, я полагаю, что в те времена они ещё все вместе жили? Не может же такого быть, чтобы им было похуй. Я же могу сейчас его порасспрашивать?

– Кирилл. Он же татуировщик у нас дохуя. У них в квартире комната отдельная выделена под кабинет, всё классно. Не как мы делаем, – Артём посмеялся. – Дебилы. Но вот. Он набивал мне мою первую. Потом помог достать станок и всё нужное. А дальше уже как-то само пошло.

– И он учил тебя потом, как колоть? – догадался я.

– Ну да. Можно и так сказать.

Понятно. А то я всё думаю, откуда у девятиклассника (да даже младше) познания в такой сфере. А тут вот, что. Татуировщик-сосед. Ответ на все вопросы.

– Родители ничего не сказали?

– Отец посмеялся. Сказал, что я еблан. Но у него у самого есть одна, как бы. Так что не ему на меня гнать.

Я даже брови в удивлении вскинул. Вот это новости. Серьёзно? И как так вышло, что я только сейчас об этом узнаю? Как бы, мы не мало виделись, чтобы это могло оставаться незамеченным. Или что вообще. Где она?

– С армии осталась, – продолжал Артём. – Такой корабль на плече. И баба голая. С рыбьим хвостом.

– Он был в армии?

– Да. Думаю, по.. Рисунку понятно, где служил.

Ну, однозначно что-то связанное с морем. Морские войска? Или как это называется. У этого же есть какое-то особенное название. Морпех почему-то на уму. Морская пехота? Ай, блять, я не мамкин милитарист, чтобы знать, как что называется. Это Артём у нас шарит, вот пусть на нём это всё и остаётся.

– Она вся выцвела уже, правда. Но есть. Я всё прошу его сходить обновить. Или дать мне это сделать. А он не хочет.

Какое тебе дело вообще? Это даже не твоя рука. Ноет он тут. Может, Алексей Валерьевич боится доверяться всяким долбоёбам. Ему эта татуировка дорога, как память, а сейчас какой-нибудь дебил её испортит, и вот же будет неловко.

– А мать. Ну, повозмущалась. Потом постоянно ныла подругам, ну и мне иногда. А так что она сделает.

– Ну мало ли.

Вдруг она так же его избить могла. Может, она под стать мужу была. Откуда мне знать. Артём вообще редко говорит о ней. Как будто у него вообще матери не было никогда. Я же правильно помню, что ему было где-то четырнадцать-пятнадцать, когда они разъехались? Он говорил в том году о чём-то таком. Что они уехали чуть ли не прямо перед его четырнадцатилетием. Или что-то такое там было. Значит, он был уже в сознательном возрасте, и у него есть какие-то воспоминания о ней. Не может же он её ненавидеть только потому, что она заставляла его ходить на хореографию.

– А твоя тебе ничего не говорила?

Я выдохнул, даже немного усмехаясь. Что, у нас обмен опытом? Это так забавно.

– Нет. Это же Отто одобрил.

– А вы все дружно помалкиваете, какую бы хрень он вам ни задвинул?

Увы. Увы.

– Вот поэтому он такой зажратый у вас.

Я и без тебя прекрасно знаю, почему он такой мудак, и не надо мне с таким тоном сообщать очевидные вещи. Ещё и как будто я лично в этом виноват.

– Ты предлагаешь мне что-то сделать с этим? – разворачиваясь к нему, спросил я. Намёк на это в голосе у Артёма тоже был. Ну или по крайней мере, я его там уловил. Я много думаю? Или он реально дебил?

– А ты можешь?

– Сам подумай, – отворачиваясь, фыркнул я. Если бы я мог, этот вопрос уже уладили бы на десять раз. Но меня кто-то спрашивал? Нет. И не спросит.

Немного помолчав, Артём вдруг склонился ко мне, обнимая. Я сразу весь напрягся, но быстро сказал себе успокоиться. Всё было нормально: Артём, очевидно, прекрасно помнил, что меня теперь нельзя обнимать как только вздумается. Надо аккуратно. Нежно. Следя за тем, чтобы не задевать мест, которые нельзя задевать. А, я просто всегда нервничаю, когда у меня свежие татуировки. Постоянно боюсь, что я или кто-нибудь другой как-нибудь не так заденет, прикоснётся, а потом всё, рак мозга, мозг рака, сифилис души и смерть. Плохо быть таким параноиком, но что я могу поделать. Наверное, лучше уж быть таким, чем вообще не следить ни за чем.